Арбитр Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович

Воздух над Веймаром стоял прозрачный, как вода в роднике, и только лёгкий ветер шевелил листву дубов у подножия холма, где белел дворец Бельведер — строгий, как приговор, и спокойный, как смерть.

Дуэль назначили на семь утра.

Не ради таинственности, а чтобы солнце не слепило глаза в решающий момент.

Мы с дядей, Павлом Исааковичем Ганнибалом, прибыли на место заранее.

Ночевали мы в замке — нас любезно приняла Великая Герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская, хозяйка Веймара и старшая сестра Николая Павловича. Иногда оказывается полезным иметь среди знакомых европейских вельмож, даже если они и выходцы из Российской Империи.

Не скажу, что герцогиня была рада обстоятельствам моего визита в её дом. Тем не менее, Мария Павловна не стала чиниться:

— Александр Сергеевич, — сказала она за ужином, — если вы идёте на дуэль, то идите с чистой совестью, а не с перегаром.

Я кивнул и не притронулся в тот вечер к спиртному.

Противник прибыл с опозданием в пять минут.

Намеренно.

Он шёл медленно, в сопровождении своего секунданта — капитана Николая Ивановича Булычёва, своего приятеля из Петербурга, человека с узким взглядом и ещё более узкими принципами.

Булычёв не был дуэлянтом по призванию, но для моего противника — друг детства и единомышленник — он не мог отказаться.

Распорядителем дуэли был назначен барон Густав фон Лихтенберг, камер-юнкер при свите Великого князя Николая Павловича.

Он прибыл первым с чётким пониманием негласного дуэльного кодекса.

— Господа, — начал он, когда все собрались на поляне, — Условия вам известны, но моя обязанность напомнить их. Начинаем с тридцати шагов. По моей команде вы идёте навстречу друг другу. На десяти шагах — барьер. Выстрел — по вашему усмотрению, в любой момент после начала сближения. Кто стреляет первым — останавливается и остаётся на месте. Повернуться, отойти — нельзя. Второй дуэлянт делает выстрел с того же расстояния. Это — честность. Не желаю видеть нарушений. Если кто-то стреляет раньше команды — считается, что он нарушил кодекс. И будет объявлен виновным в глазах света.

На поляне стояла тишина и только птицы чуть слышно щебетали в кронах. Солнце уже поднялось, и его лучи падали на траву, где вскоре могла оказаться кровь.

— Господа, займите исходные позиции! — скомандовал фон Лихтенберг. — Пистолеты в руки.

Я кивнул дяде.

Он безмолвно передал мне кремневый пистолет работы французского оружейника Жана Лепажа.

Сталь, орех, инкрустация, воронёный ствол. Одним словом, вычурно красивое орудие смерти, но от этого не менее убойное. Двенадцатимиллиметровая пуля, выпущенная из пистолета с двадцати шагов, насквозь пробивает двухдюймовую сосновую доску. Если, конечно, попадёшь.

Мы с противником встали напротив друг друга около офицерских сабель, воткнутых в землю.

Тридцать шагов для меня приемлемая дистанция и я мог сделать свой выстрел сразу после команды о начале дуэли.

К сожалению, соперник подобно мне обладал воздушными Перлами и неплохо умел одновременно ставить как защиту, так и управлять полётом пули.

У меня имелась заготовка, обнуляющая неуязвимость противника, но для этого мне нужно было стрелять вторым, и в тоже время оказаться как можно ближе к барьеру.

— Готовы? — послышался вопрос фон Лихтенберга.

— Готов, — ответил я и поднял пистолет стволом вверх.

— Готов, — ответил мой противник и также поднял оружие.

— Начали, — скомандовал распорядитель и одновременно с этим хлопнул в ладоши.

Затрудняюсь сказать, на что рассчитывал соперник, когда принял мой вызов. Скорее всего, он думал, что мы выстрелим друг другу в воздушную защиту, и пули благополучно не достигнут цели. А так как условия дуэли не предполагали повторных выстрелов, то после этого поединок будет считаться завершённым, и мы пожмём друг другу руки.

В истории много случаев, когда дуэлянты намеренно стреляли в сторону или в воздух, чтобы не задеть противника. Объяснение этому простое — дворяне из-за своего чрезмерного и извращённого честолюбия порой не могли не потребовать сатисфакции даже из-за пустяка. Иногда не столько был важен результат, сколько показать всему свету, что ты не слабак и готов с оружием в руках защитить своё понимание слова «Честь». Вот и выходили к барьеру, не ставя себе цель убить соперника, а по глупости считая, что этот балаган делает их крутыми в глазах окружающих.

Вот только я не клоун и прибыл в столицу германского герцогства не для упражнения в пулевой стрельбе, а чтобы уничтожить противника.

Как только прозвучала команда о начале дуэли, я создал вокруг себя плотный кокон воздуха и, не опуская пистолета, небольшими шагами шёл навстречу сопернику. Тот в свою очередь также окружил себя воздушной защитой и на ходу начал наводить в мою сторону ствол своего пистолета.

Сквозь свою защиту я прекрасно видел потоки эссенции противника, так что его действия меня нисколько не удивили, и я продолжал идти вперёд.

Не дойдя пары шагов до барьера, противник остановился, слабо улыбнулся, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Раздался глухой грохот. Соперника на мгновение окутали клубы дыма, а пуля из его пистолета ожидаемо ударила в мой воздушный кокон и отрикошетила куда-то в сторону леса.

Звук выстрел распугал лесных птиц и те с возмущением сорвались со своих мест, наполнив воздух гомоном и щебетанием.

Облако дыма вокруг противника развеялось, и я посмотрел в лицо улыбающегося соперника. Он уже отпустил пистолет и стоял неподвижно в ожидании моего выстрела.

— Сюрприз, — беззвучно, одними только губами, сказал я стоящему передо мной сопернику, убрал свою защиту и, почти не целясь, выстрелил ему в лоб.

Противник грузно рухнул на траву, упав при этом лицом вниз.

Я отдал пистолет подошедшему дяде и смотрел, как возле трупа суетятся капитан Булычёв и доктор Пешель.

— К сожалению, при таких ранениях не помогает ни медицина, ни магия, — поднялся с колен доктор. — Могу только засвидетельствовать смерть подполковника Павла Ивановича Пестеля.

— Ваше Сиятельство, вы удовлетворены результатами дуэли? — с бесстрастным лицом поинтересовался барон фон Лихтенберг.

— Более чем, — кивнул я в ответ.

— В таком случае объявляю дуэль свершившейся и оставляю вас, — с этими словами распорядитель развернулся и направился в сторону замка Бельведер.

— Подождите нас, барон, — окликнул подошедший ко мне Великий Князь Николай Павлович, за руку которого держалась его сестра, Мария Павловна. — Александр Сергеевич, я ненавижу дуэли, но история развивалась у меня на глазах, и я понимаю, что у вас не было выбора. Так что не переживайте о последствиях — в глазах Императора вы будете выглядеть в выгодном для вас свете. В очередной раз позвольте восхититься вашей предусмотрительностью — проведя поединок в герцогстве моей сестры вы, как и все участники дуэли, не являетесь преступниками. По идее, вас даже из столицы выслать не за что.

— Не думала, что такой способный артефактор как вы, окажется ещё и великолепным стрелком, — поджав губы, посмотрела на меня герцогиня. — Рада, что с вами ничего не случилось.

Не случилось…

Это с какой стороны посмотреть.

Я только что человека убил.

Правда, человеком Пестеля можно было считать только условно.

Дерьмо это было, а не человек.

Всё началось с первого нашего знакомства в Царском Селе. Тогда меня ещё удивило появление рядом с Великим Князем одного из основных и самых радикальных идеологов декабристов.

Я даже пробовал с Пестелем полемизировать, наивно полагая, что мои аргументы заставят изменить его точку зрения, и он станет соратником.

Но, нет. Для него существовало только два мнения — его и неправильное.

Постепенно я начал замечать в его речах идеи, которые в моей реальности он сформулировал в своей «Русской правде» — этаком то ли манифесте, то ли проекте конституции.