Варяг III (СИ) - Ладыгин Иван

После того как кулачная потеха пошла на спад, народ обернулся ко мне и начал скандировать:

— Песни! Песни конунга! Дай нам новую сагу, Рюрик! Спой, скальд! Спой о нас!

Ко мне подбежал мальчишка-слуга с моей лирой. Я взял ее в руки. Инструмент, сработанный местным мастером по моим чертежам, был уже настроен мною заранее, тайком от всех. Я провел пальцами по струнам, заставляя их тихо, пронзительно вздохнуть.

Потом я поднял взгляд и встретился глазами с Астрид — она смотрела на меня с обожанием и верой; с Эйвиндом — в его взгляде была боль и надежда; с Торгримом и Асгейром — они кивали мне, подбадривая; обвел взглядом всю залу, где замерли в напряженном ожидании сотни лиц.

Для этого случая у меня была приготовлена особая песня. Все было спланировано заранее. Нужно было сплотить людей, дать им надежду, осознание цели, ощущение того, что мы — единый народ, у которого есть не только прошлое, но и будущее.

Я ударил по струнам, и по зале поплыли нежные печальные аккорды, резко контрастируя с недавней грубой пляской и кулачной дракой.

Старик окрашен в кровь и пламя,

И посох рвется стать копьем…

Но даже здесь, сквозь дым и знамя,

Есть время жить и думать о былом…

Есть время в песнях отражаться!

Есть время чары поднимать

За тех, кто с нами… Те, кто снятся,

В Вальхалле будут нас встречать!

Я усилил нажим, музыка зазвучала гордо и мощно, как удар сердца медведя…

Под плач прекраснейших валькирий,

Под смех богов и златый блеск

Мы с вами станем неделимым!

Одним народом, сетью пьес…

Мы будем с доблестью сражаться,

Рожать детей и сеять рожь!

Мы будем плакать и влюбляться!

Мы станем сагой этих рощ!

Я перевел взгляд на Астрид, вкладывая в слова всю свою любовь и благодарность.

Я отдал сердце этой деве!

Я отдал душу сей земле!

За Вас теперь я век в ответе!

Не посрамлю с мечом в руке!

Мы победим любую бурю!

Мы усмирим любых врагов!

Я был рабом и жил вслепую…

Теперь же я — сын берегов…

Голос мой окреп, налился силой, заполнив собой каждую щель в стенах, каждую душу в зале.

Теперь я — сын буянских фьордов!

Во мне сплелись огонь и лед!

Я — ВИКИНГ, МУЖ И ОЧЕНЬ ГОРДЫЙ

ВОИТЕЛЬ, ценящий сей мёд!

Я снова перешел на тихую пронзительную ноту, завершая круг, возвращаясь к началу.

Есть время в песнях отражаться!

Давайте чары поднимать

За тех, кто с нами… Те, кто снятся,

В Вальхалле будут нас встречать!

И, вложив в этот крик всю свою силу, я выкрикнул:

— СКОЛ!!!

Песня оборвалась. На миг воцарилась абсолютная тишина. Казалось, даже огонь в камине перестал трещать. А потом зал взорвался.

Воины стучали кулаками и рукоятями ножей по столам, женщины вытирали слезы, старики кивали, и в их глазах я видел глубокое понимание и принятие. Мы были одним целым. Одной семьей. Одной сагой.

Я опустился на трон рядом с Астрид, чувствуя, как дрожат мои руки. Она взяла одну из них и прижала ее к своей щеке. Ее кожа пылала…

— Это было… невероятно, Рюрик. — сказала она. — Ты… ты вплел в эту песню всю нашу душу. И мою, и твою, и каждого, кто здесь сидит.

— Я лишь спел то, что чувствую, — ответил я, все еще находясь под властью нахлынувших эмоций. — И что, я знаю, чувствуют все они. Мы боремся не просто за землю. Мы боремся за право жить, любить и петь песни под этим небом.

— Ты — великий скальд, мой муж. И мудрый конунг. Я так горжусь тобой. — Она наклонилась и поцеловала меня, и на этот раз ее поцелуй был бесконечно нежным и благодарным.

Мы снова взяли наш общий кубок и выпили. На сей раз я сам поднес его к ее губам, а она, не отрывая от меня взгляда, — к моим.

— Скажи, о мой мудрый правитель и несравненный скальд, — игриво начала она, пытаясь разрядить напряжение, — как ты умудрился в своих вечных неприятностях найти время, чтобы научиться так слагать песни? Неужто этому учили в твоих странствиях?

— О, моя прекрасная и любопытная жена, — парировал я, чувствуя, как улыбка возвращается на мое лицо, — скальдическое искусство, как и любое другое, требует вдохновения. А что может вдохновить сильнее, чем вид собственной невесты, которая смотрит на тебя в день помолвки, как голодная волчица — на кролика?

Она фыркнула и легонько шлепнула меня по руке.

— Врешь, жестокий человек! Это ты смотришь на меня, как голодный волк на новорожденного и беззащитного ягненка! И при этом боишься сделать первый шаг…

— Ну, если быть до конца точным, — не унимался я, радуясь ее улыбке, — я просто вежливый и очень воспитанный голодный волк, который сначала решил продекламировать несколько стихов, дабы произвести впечатление. И ничего я не боюсь…

Мы смеялись, забыв на миг обо всем — о войске Торгнира, о долге, о сожженном Гранборге. Но в разгар нашего веселого перешептывания я снова заметил Эйвинда. К нему подошел гонец — один из наших лазутчиков. Он что-то зашептал ему на ухо, тыкая пальцем в сторону востока. Эйвинд спокойно выслушал, затем молча взял со стола ближайший рог, сделал долгий глоток медовухи и поднял на меня взгляд через всю шумную, веселящуюся залу.

Вместо тревоги лицо Эйвинда озарилось его фирменной ухмылкой. Он медленно поднял свой рог в мою честь.

Я поднял в ответ наш с Астрид общий кубок. Никаких слов, кивков и жестов. Просто взгляд. Мы понимали друг друга без слов.

Враг был у ворот. Вскоре нас ждали кровь, боль и смерть на полях сражений. Но сегодня мы были живы. Мы были вместе. И мы — праздновали.

Но пир постепенно шел к своему завершению. Гости начинали расходиться. И настало время главного свадебного обряда. Нас с Астрид подняли с мест и повели в нашу опочивальню — в ту самую горницу, что была когда-то покоями Бьёрна и Ингвильд.

Но самый важный аккорд этого дня совершил Эйвинд. Он молча вышел вперед, преградив нам путь у самой двери в наши покои. На его лице смешались скорбь по старикам из Гранборга и светлая чистая радость за нас. Не говоря ни слова, он снял с пояса свой меч, на рукояти которого были зарубки не одной вражеской жизни. С торжественным жестом он положил обнаженный клинок прямо на порог нашей комнаты.

Это было обещание воина, брата и друга защищать нас до своего последнего вздоха. И одновременно — древнее, идущее из глубины веков пожелание молодоженам, чтобы их первенец родился сильным, храбрым и умелым воином, чтобы дух оружия благословил нашу брачную ночь.

Этим жестом Эйвинд становился больше чем другом. Он становился названым братом, клятвенным защитником нашего рода, «меченым отцом» для нашего будущего ребенка, его крестным в суровом смысле этого слова у викингов. Я посмотрел ему в глаза и кивнул, выражая всю свою благодарность…

Мы вошли внутрь, дубовая дверь закрылась за нами, и оглушительный шум пира превратился в отдаленный, убаюкивающий гул.

Я обнял Астрид за талию, притянул ее к себе и почувствовал, как ее сердце бьется в унисон с моим — часто-часто, переполненное эмоциями этого долгого дня. Мы стояли, прижавшись друг к другу, слушая, как затихает Буянборг, как наш шумный и прекрасный народ укладывается спать, доверяя нам свою безопасность и свое будущее. Она откинула голову назад, и в свете дрожащего огня ее лицо было до невозможности прекрасно. Синие глаза смотрели на меня с такой безграничной любовью, доверием и скрытой страстью, что у меня снова перехватило дыхание.

— Рюрик… — мое имя на ее устах звучало самой сладкой песнью…

Ее пальцы вцепились в мои волосы, ее губы сами нашли мои в стремительном жадном поцелуе. Вся торжественность церемонии, вся официальность осталась за дверью. Здесь, в полумраке, озаренном лишь огнем очага, была только страсть.