Цвет сакуры красный (СИ) - Орлов Борис Львович

Первого из прикрепленных я на завод отправил, в Константиновский. Наказал собрать все, что в особом отделе завода на этого Волкова есть. И чтобы еще в заводскую ячейку заглянул: там тоже много интересного отыскать можно, если с умом подойти. Второго — к военкому послал. У краскомов тоже что-нибудь да найдется. Если, конечно, опять же — с умом искать.

Вот только ума у местных сотрудников не нашлось. Прямо как совести у мировой буржуазии. С завода принесли отписку, бумажку формальную: все хорошо, замечательный мужик, а если про него говорят, что слесарям каким-то морды начистил, так, во-первых, это не правда, во-вторых, в тот день его и вовсе на заводе не было, а в-третьих — по шее он им дал исключительно за дело. И их потом еще и премии лишили. Вот сиди и думай: какие-такие слесаря, и что там с ними стряслось?

Из партийной ячейки тоже интересную писульку дали. Выговоров у тов. Волкова отродясь не было, а тот, который был, так и без занесения, и снят давно, и вообще — не виноват тов. Волков, что их с сыном в поезде обокрали. Впору волком завыть: какой выговор, кого обокрали, в каком поезде?!! Я ведь не характеристику заказывал, а поговорить по душам: может и вскроется чего.

Из военного комиссариата и вовсе такое пришло, что я за голову схватился. «Тов. Волков В.Н., герой ирландской революции (о чем справка в деле подшита), состоит в резерве среднего комсостава РККА по первой категории. К сборам привлекается наравне с переменным начальствующим составом территориальных частей». Черным по белому, да еще и с красной печатью. И все. Мне для чего знать, как он на сборы привлекается? Я про что узнать требовал?

Именно этот вопрос я и задал своим прикрепленным. Стоят, глазами лупают. Хотел я их на родном немецком языке отправить по всем известному адресу, а потом по-русски уточнить, чтобы не промахнулись, да передумал. Чего с них возьмешь? Плюнул, и пошел сам все материалы собирать.

На заводе мне все рассказали, как положено. Волков и впрямь толковый инженер: и какие-то режимы каких-то там кубов улучшил, из-за чего выход чего-то такого увеличился, а потери наоборот — снизились. И плюх он слесарям выдал — мое почтение, но ведь за дело. За дисциплину человек душой болеет.

Секретарь партъячейки тоже только хвалы ему поет: и лекции-то Волоков читает, и на все общественные дела средства сдает в первых рядах, и когда ни попроси — выйдет не в свою смену, допоздна задержится, если для дела нужно. Честно скажу: нравиться он мне начал. Человек на своем месте, делом занят и дело свое любит. Надежный товарищ, одним словом. И вот это меня насторожило. Хуже нет, когда подозреваемый тебе становится симпатичен. Становишься пристрастным, а еще Феликс Эдмундович учил: ты должен работать с холодной головой. Никогда не поддавайся ни вражде, ни симпатии к объекту разработки.

Вот с такими мыслями я и отправился к военкому. Сперва он меня развеселил. Ирландская революция, надо же? Откуда он такой дури нахватался? Битый час рассказывал мне, как Волков воевал в Ирландии, словно был там вместе с ним. Я по телеграфу заказал все, что у нас есть по войне за независимость и гражданской войне в Ирландии. Объем полученных материалов был невелик, но то, что я прочитал полностью совпадало с рассказами этого Карпухина. Так что ж это? Волков, что — впрямь в Ирландии, вместе с Майклом Коллинзом сражался?

А уж вовсе меня домохозяин его добил. Прихожу, представляюсь, завожу разговор о жильце, а он мне с ехидцей так и отвечает:

— Что же это, товарищ. Своих уже клевать начинаете? Ну, правильно. Еще Верньо сказал: «Революция, как бог Сатурн пожирает своих детей»[9].

У меня от такого волосы под фуражкой дыбом поднялись.

— Кого это вы, гражданин, «своими» считаете? Уж не себя ли?

— Нет, — отвечает. — Волкова, Всеволода Николаевича. Он ведь тоже, из ваших. Чекист.

Вот тут я и вовсе опешил. Стою, понять не могу.

— Извините, — говорю, — гражданин. Это вы так шутите? С чего это вы взяли, будто товарищ Волков — чекист? Он что: сам вам так представился?

А тот только рукой машет:

— Тоже мне, секрет Полишинеля. Ну, не представлялся, конечно, да только и мы, чай, не без глаз. Видеть умеем.

Насел я на него: говори, морда буржуйская, с чего ты взял, что это — чекист? Ну он и рассказал: ходит так, словно чекисты — все военное, да полувоенное, да весь в коже. И взгляд у него цепкий, словно врага везде выискивает. И говорит так вежливо, да все — с подходцем, с зацепочкой. А потом добавил, что вот таких цепких и вежливых очень он хорошо еще по Гражданской запомнил. И все они, как один — в ЧК служили.

Пришел я в кабинет, что мне товарищи выделили, сел за стол и понял: нет решения. Ничегошеньки мне все, что узнал, не дало — только дело в конец запуталось. Ну, а раз так — надо его к себе повесткой вызывать. Здесь и поговорим…

Волков-старший вошел в здание городского отдела ГПУ, предъявил дежурному повестку, выяснил, в каком кабинете его ожидает товарищ Регер и поднялся на второй этаж.

— Разрешите?

— Прошу. Вы кто?

Волков поздоровался со средних лет блондином в кожанке поверх гимнастерки, представился и положил на стол повестку:

— Чем обязан?

Регер в свою очередь оглядел Волкова с головы до ног, указал на стул и вдруг спросил:

— Вы совершенно не волнуетесь. Почему?

Волков сел, устроился поудобнее…

— А почему я должен волноваться? Вряд ли это арест — вы бы тогда за мной сами приехали. Да и для серьезного допроса этот кабинет никак не подходит. Вот если бы в меня в подвале встречали, да еще с двумя-тремя сотрудниками — появился бы повод для волнения. Так я слушаю вас, товарищ Регер.

Макс Фридрихович задумался. Он предложил Волкову папиросу, но тот отказался, предпочтя свои.

— Интересный у вас портсигар, — заинтересовался Регер, разглядывая массивную серебряную вещь, на крышке которой красовались три богатыря.

— Память о жене.

Контрразведчик кивнул, а потом снова спросил:

— Как вы думаете: зачем вас пригласили?

— Ну, вариантов два. Вы — не здешний. Командировочный. Из Москвы или из Иваново-Вознесенска. Шансы один к четырем…

— Стоп! — поднял руку Регер. — С чего вы взяли, что я — не здешний? Вы что, знаете всех сотрудников ГПУ города в лицо?

— Нет, разумеется, — улыбнулся Всеволод Николаевич. — Хотя их здесь не так много, и я мог бы при желании запомнить их всех. Но тут другое. Дежурный внизу, взяв мою повестку, сразу повторил вашу фамилию — не самую привычную для русского уха, но задумался, вспоминая, в каком вы кабинете. Вы — следователь, и если бы были здешним — за вами был бы закреплен кабинет, номер которого у остальных отскакивал бы от зубов. Временный же кабинет бывает только у командировочных. Все просто, не так ли?

— Неплохо, — вынужден был признать Регер. — Так я из центра или из области?

— Видите ли, я отправлял докладную на имя наркома обороны товарища Ворошилова. Если бы вы были из Москвы, то пришли бы сразу на завод и беседовали бы со мной там. Но мы здесь. Так что восемьдесят процентов за то, что вы из области.

— Почему только восемьдесят?

— Ну, тут вот какое дело. Я предлагал новый состав огнесмеси для огнеметов и авиабомб. Насколько я могу судить, состав совершенно новый. Но я могу и ошибаться. Тогда становится понятным, почему встреча не на заводе, и теперь вы хотите знать: сам ли я додумался или пытаюсь присвоить себе чужие лавры? — Волков усмехнулся уголком рта, — Только скорее всего вы, все-таки, из области. И приехали разобраться с каким-то «сигналом с места».

— Ну что же, — контрразведчик развел руками. — Сдаюсь. Все так и есть. Пришла к нам информация, что вы устроили встречу Рождества. Что, согласитесь, как-то не вяжется с вашим членством в Партии.

— Боюсь, что вас ввели в заблуждение, — теперь развел руками инженер. — Мы встречали Новый год, а не праздновали Рождество. Кстати, елку мы выбросили именно седьмого января.

— Может, вы встречали католическое Рождество?