Тайная дипломатия (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

– И как вам понравилась моя реакция?

– Впечатлила, – честно признался граф. – Вы не стали ни просить деньги, ни требовать. И не угрожали мне карами небесными, как другие. Например, мои бывшие коллеги постоянно меня запугивают, что если не передам деньги в руки достойных, по их мнению, людей, то ко мне явятся убийцы из чека и все отберут.

И я опять не стал спорить, а только вздохнул:

– Чека осталось в России, а мы во Франции. И даже если бы была такая возможность – скажем, похитить вас, выколотить коды и шифры, то мы все равно этим не воспользовались.

– Хотите сказать, что вы абсолютно честны и чисты? – усмехнулся граф.

– Да что вы! Когда это политика являлась честной и чистой? А уж если речь пойдет о таких деньгах, то чистым тут никто не останется, но нам крайне невыгодно забирать деньги силой, принуждать вас к этому.

– Поясните, – слегка нахмурился Игнатьев. – Я не очень хорошо понимаю вашу мысль.

– Все просто. Мы бы хотели, чтобы вы передали деньги добровольно, а не под давлением. Я полагаю, к вам уже и так являлось немало спасителей России, уверявших, что они являются единственными правообладателями средств, на которые они наймут целую армию освободителей? Слышал, что барон Врангель собирается учинить ревизию ваших средств?

– А кто такой Врангель, чтобы учинять мне ревизию? – высокомерно отозвался генерал. – Для меня Врангель – проститутка, простите за резкое слово. Врангель вначале собирался служить Скоропадскому, потом возжелал стать верховным ханом у татар. А как только зашаталось кресло под Деникиным, барон тут же в него заскочил. Я даже рад, что отыскался человек, выкинувший Врангеля из Крыма.

Кстати, генерал обозвал барона по-французски, но я понял. Не то начал понимать французский язык, не то это интернациональное слово. И про «выкидывание» Врангеля из Крыма я знал чуточку больше Игнатьева, но решил об этом не распространяться.

– С вашего разрешения продолжу, – сообщил я и, дождавшись легкого кивка, действительно принялся продолжать свою речь. – Так вот, деньги нам действительно пригодятся, но Россия – страна большая. Не просто большая – великая. Ваши миллионы – хорошие деньги, но, право слово, мы можем обойтись и без них. Заработаем. Но нам нужны не только деньги, но и вы.

– И зачем? У вас есть более значимые фигуры. Тот же Брусилов, – хмыкнул генерал. – Командующий армией – это не отставной атташе.

– Брусилов – человек важный, не спорю. Но он в России, и могут сказать, что генерал Брусилов стал служить красным за паек, за страх. А вы, Алексей Алексеевич, во Франции. Стало быть, резона бояться репрессий у вас нет. И вы лучше меня знаете, что такое символ. Погоны, знамя. Так вот, вы и станете нашим символом. У вас репутация честного человека верно служившего Российской империи. Советская Россия, что бы кто про нее не говорил, наследница и империи, и всех государств, находившихся на ее территории. Деньги на ваших счетах, по вашему уверению, это русские деньги. Коль скоро РСФСР является правопреемницей прежней России, то эти деньги вы и должны отдать именно ей, а не Врангелю или кому-то еще. Даже не генералу Слащеву, что стал недавно главой Крымской республики.

– И вы предлагаете передать эти средства лично вам?

– Ни в коем случае, – замахал я руками в испуге. – Если оперировать военной терминологией, то вы не хранитель средств, а часовой приставленный к российской собственности, к материальному имуществу. А кому передаст свой пост часовой? Только сменщику, а для этого нужен разводящий. Для вас разводящим станет полномочный посол Советской России в республике Франция.

Я говорил с полной уверенностью и должным пафосом, хотя на самом-то деле с чистой совестью принял бы от Игнатьева все его двести двадцать пять миллионов франков. Беда лишь в том, что я бы превратился в дракона, охранявшего золото, и не имея возможности им воспользоваться. Переоформить средства внутри банка – это одно, а как я выведу деньги в Россию? Французы, только почувствовав шевеление, сразу же арестуют все счета и с удовольствием их конфискуют в зачет уплаты наших долгов. А если у нас нет дипломатического признания, то защитить деньги от загребущих ручонок бывших союзников по Антанте нет никакой возможности.

– Мне написать расписку, что после установления дипломатических отношений между Советской Россией и Францией я передам деньги советскому послу? – спросил Игнатьев с самым серьезным видом.

Эх, как бы мне хотелось, чтобы бывший военный атташе дал мне такую расписку! Это же важный документ. И мне для отчета перед старшими товарищами пригодится. А может, по этой расписке мы сумеем снять франки со счетов Игнатьева? Хм… А вот это уже вопрос к юристам. Но вместо этого я сказал:

– Мне достаточно вашего слова. Если слово генерала Игнатьева ничего не стоит, то и его расписка ничего не значит.

– А разве в Советской России не отменили звание генерал? – пытливо всмотрелся в меня Игнатьев.

– Так мы не в России, Алексей Алексеевич. А во Франции вас продолжают считать генералом, – пожал я плечами. – И кто знает, не станут ли и в России вас именовать генералом? Не сейчас, а чуть позже. Все течет, все изменяется. Только, вполне возможно, что вас станут называть не господин генерал-майор, а товарищ генерал-майор. Армия подразумевает дисциплину, личную ответственность командиров, карьерный рост. Предположим, лет через десять, может, чуть позже, в Советской России опять введут звания генералов, а там, глядишь, и погоны. Советская Россия смотрит в будущее, но не забывает о прошлом.

– Олег Васильевич, вы ведь не дипломат? Вернее, не совсем дипломат? – поинтересовался вдруг Игнатьев. – В прошлый раз вы сказали, что вы младший советник или что-то такое в этом роде, но это не так. Как я понимаю, вы довольно-таки высокопоставленный сотрудник какого-то ведомства?

Может, признаться генералу, что я чекист? Этакое откровение от всего сердца. Иначе ведь сам вычислит, этот может. Нет, до чего же умен, а? Но пока подождем.

– А с чего вы взяли? – невинно осведомился я ни отказываясь, ни подтверждая.

– Благодаря вашей спутнице. Вы мне ее представили по имени и отчеству, сообщив, что это ваша невеста, но не сказали фамилии. А я знаю, что Наталья Андреевна Комаровская является членом партии большевиков и едва ли не членом ее руководящего органа. Что там у вас – Центральный комитет? Если Наталья Андреевна птица высокого полета, так и вы должны быть не меньше. Иначе переговоры о деньгах вела бы она.

Это чего, моя Наташа член ЦК РСДРП (б)? Или раньше входила в составе Центрального комитета? Не припомню такого факта в ее биографии. Наверное, граф что-то путает. И Наташа не говорила, что она лично знакома с Игнатьевым. Папа да, знаком. Да и странно, если бы два дипломата в одном городе не были знакомы и вхожи в дома друг друга. И что, Комаровский делился своими бедами – мол, девка от рук отбилась, ушла в революцию, да еще и развелась? Конечно, не так грубо, но мог и упомянуть, а уж Игнатьеву с его агентурой восстановить картинку труда не составило. А как, кстати, Алексей Алексеевич узнал Наталью? Ах ты…

– Вы видели картину Серова? – улыбнулся я.

– Да, замечательный портрет. Я очень завидовал Андрею Анатольевичу, что он уговорил Серова написать портрет дочери. Вы действительно жених Натальи Андреевны? Или это ваше прикрытие?

– Нет, Наташа действительно моя невеста. Мы собираемся пожениться как только вернемся в Россию.

Похоже, мне пора уходить. И вопросов задано очень много. Того и гляди, граф поймет, что ему не ответил и на половину. На данный момент я сделал все, что смог. Нет, осталось еще кое-что. Зря я что ли товарища Радека морочил?

– Кстати, я принес вам советские свежие газеты. Конечно, свежесть сомнительная, недельной давности, но других нет.

Я передал генералу газеты, на которые он уже давненько косился. Там были «Известия», «Беднота» и, разумеется, самая наша главная газета «Правда».

– Не возражаете, если я их быстренько полистаю? – спросил граф. – Давно, знаете ли, не видел газет из России, заскучал.