Тайная дипломатия (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

А кто бы сомневался? Во Франции только в Париже выходит штук тридцать газет, а по провинциям еще штук двести, не меньше, но таких как у нас, тут все равно нет.

Как я и предполагал, «Правда» сразу же привлекла внимание графа. Развернув газету, Игнатьев замер.

– А что это? – тряхнул он вкладкой, на которой газетчики напечатали краткий пересказ Жития святого Алексия митрополита Московского, содранный из Энциклопедии, но с картинками.

– Митрополит Алексий, а что такого? – недоуменно отозвался я. – Если не брать в расчет его церковную деятельность, то он был очень успешным политиком. Начал борьбу против Ордынского ига, сражался с Литвой. Фигура для нас очень уважаемая. Он же еще и князя Дмитрия воспитал. А Дмитрий Донской – символ освобождения, свободы, значит, тоже наш. Вон, на рисунках и сам Алексий, и Дмитрий Донской.

– А вы помните, из какого рода произошел святитель Алексий? – глухо спросил граф Игнатьев, замерший с газетой в руках.

– Кажется, из рода боярина Федора Бяконта, а что?

– А то, Олег Васильевич, что у боярина Бяконта были и другие сыновья, а у них – свои дети. У внука Федора Бяконта Даниила Феофановича был сын Константин, а у сына свои сыновья, а одного сына звали Игнатий.

Видя растроганного графа, мне даже стало неловко. Самую малость. Конечно же Алексей Алексеевич на плохое никак не подумает: откуда мне знать генеалогические тонкости старых дворянских родов? Но я-то помнил, что свои мемуары граф Игнатьев начнет именно от собственной родословной. А коли человек начинает идти от пращуров, стало быть, ему это важно.

– То есть, вы потомок боярина Бяконта и, соответственно, родственник митрополита Алексия? – улыбнулся я. – Надо же, какое совпадение. Не зря я вам говорил, что Россия смотрит вперед, но не забывает о прошлом. А я и представления не имел, что вы потомок самого Бяконта. В статье-то об этом не сказано.

Я уже встал, чтобы откланяться и уйти. Но генерал Игнатьев взмахом руки предложил задержаться.

– Олег Васильевич, можно не дожидаться разводящего. Я признаю вас начальником караула и готов сдать свой пост и материальные ценности лично вам. Мне известно, как вывести деньги из Франции и разместить их на ваших счетах или на государственных счетах Советской России. Как скажете. Можно еще проще. Я переведу средства вашему торговому представительству. Вы же сказали, что представляете здесь не государственную организацию, а частную? Как там – Центросоюз?

Глава четырнадцатая. Универсальные лекарства

– Париж сошел с ума, – глубокомысленно изрекла Наталья Андреевна, крутясь перед зеркалом.

Я промолчал. А что говорить? Общеизвестно, что Париж давно сошел с ума. Так и черт с ним, с Парижем. Хуже, что я сам начал потихонечку сходить.

– Товарищ торгпред, а вы меня вообще слушаете? – слегка повысила голос моя невеста.

– Ага, в оба уха, – кивнул я.

– Нет, дорогие товарищи, вы посмотрите, чем занимается полномочный посланник Советской России – бумагу пачкает, – не унималась дочь графа Комаровского. – И это вместо того чтобы обратить внимание на собственную невесту. Можно даже сказать – на жену. Я тебя как человека прошу, посмотри на меня и скажи, что Париж действительно сошел с ума.

Если женщина начала говорить таким тоном, придется смотреть.

– Смотрю, – покладисто согласился я. – Наряд тебе очень идет, и Париж сошел с ума. С самого утра химеры летают.

– Химеры? – не сразу догадалась Наталья, а потом поняла. – А, химеры… Так себе и представила – слетела такая красавица с Нор-Дам де Пари, и кому-то на голову нагадила, – прыснула «старая большевичка».

– Фи, мадам… Из уст графини, да такие слова… Нагадила… Ладно бы ты сказала – химера накакала.

– А что такое? – развеселилась Наташа. – Ты знаешь, как в ссылке наша хозяйка шутила? Мы только за стол сядем, а она говорит: «Ешьте-пейте, да срать погоню!» У нас аппетит напрочь испорчен, а ей смешно. Каждый раз такое повторяла, пока мы с Андреем не привыкли.

– Наташа, ты же знаешь, что ты мне в любом наряде хороша. А бумагу пачкаю, так для тебя же стараюсь. Сама потом скажешь – опять чек подписан, словно курица лапой. Дескать, перед клерками в банке стыдно.

В данный момент я был занят важным делом – тренировался в чистописании. Теперь у меня есть чековая книжка выданная Банком Вормса, счет в этом же банке на кругленькую сумму в пять миллионов франков (нет, уже меньше, но четыре осталось) и мне не хватало сущего пустяка – красивой подписи. Это, чай, не рапорт товарищу Дзержинскому подписывать. Понимаю, что со временем наиграюсь и перестану обращать внимания, но извожу уже второй лист бумаги.

– Подождут твои клерки. Ты хочешь сказать, что тебя не удивляет твоя собственная невеста в таком наряде?

Я посмотрел на Наталью. Наряд как наряд. Бежевый. Свободные штаны из шелковой ткани, такая же куртка.

– Ну да, очень миленькая шелковая пижама. И что такого?

Тут до меня дошло. Я должен бы вообще упасть со стула, увидев любимую женщину в подобном наряде. Но как объяснить, что для моей эпохи «пижамный стиль» – вполне нормальное явление? Никак.

– Все-таки я тебя как-нибудь убью, – пообещала Наталья, усаживаясь ко мне на колени. – Я-то хотела тебя поразить, а он – симпатичная пижамка! Можно подумать, что ты их уже видел. Любопытно, где это?

– Наташ, я читал, что, когда немцы обстреливали Париж, мадам Шанель – та, у которой ты шляпку купила, придумала пижамы, чтобы быстро бежать в укрытие. А раньше парижанки стеснялись.

– Читал он, видите ли, – фыркнула Наталья. – Скажи-ка лучше, это прилично, если я в таком виде пойду по улице?

– Так по Парижу женщины в штанах разгуливают, – пожал я плечами. – Но в ресторан или театр в таком виде могут и не пустить. И в банк тебя точно не впустят, а тебе еще чек обналичивать.

– Консерватор вы, мсье Кусто, – вздохнула Наташа.

– Это точно, – согласился я. – Консерватор и ретроград. Зато как домашняя одежда отлично смотрится. А вот спать в ней не нужно…

– Почему это?

– Так неудобно же… – хмыкнул я, демонстрируя, что именно в этой одежде неудобно мужчинам.

– Куда это ты полез, малолетний развратник… – зашипела Наталья.

Взвизгнув для приличия, шлепнула меня по руке и вскочила. Не похоже, что сильно обижена, но порядок должен соблюдаться. Да и в банк ей действительно нужно сходить. Наше дело такое, что не всегда стоит выписывать чеки и оставлять следы для французской полиции. В некоторых делах лучше наличные деньги. Скажем, упаси боже давать взятки чеками. Только наличкой! И моим законспирированным «архангелам» тоже.

Кроме миллионов есть еще пятьдесят тысяч в Лионском кредите положенные на счет частного торгового общества «Центросоюз», но это сущие пустяки. Не знаю, что бы я делал, если бы не добрый генерал Игнатьев. Триста тысяч полученные в Москве, казавшиеся крупной суммой, теперь таковой не выглядели. Я едва ли не плакал, подписывая счета. Сплошной грабеж!

Аренда двухэтажного особняка обошлась в двадцать тысяч. Да за двадцать тысяч можно купить ферму где-нибудь в Жыверни, там места живописные, художники любят. Увы, торгпредству там делать нечего, пришлось платить. Еще двадцать придется выложить за содержание – отопление, освещение, оплата страховки, а еще дворники, уборщицы, два водителя, гараж с машиной. А одного авто уже мало, подчиненные просят вторую машину, но я лишь рычу и рекомендую завязывать дружбу с каким-нибудь парижским таксистом, а еще лучше – ходить пешком, для здоровья полезнее.

В торговом представительстве Центрального союза потребительских обществ РСФСР во Франции трудится пятнадцать человек. Кроме моих «архангелов» есть машинистки, переводчик, два специалиста из наркомата внешней торговли – матерые зубры, трудившиеся еще в императорском министерстве торговли.

Я решил не раскидывать народ по Парижу, чтобы не бегать за каждым из сотрудников, а «скучковал» их в одном здание. Вот на первом этаже мы работаем, а на втором – живем. А чтобы не мудрить, договорился с ближайшим кафе, чтобы то поставляло нам завтраки, обеды и ужины. Обошлось, кстати, сравнительно недорого, зато сотрудники довольны, а уж кафе как радо! И мне экономия. Завтрак-обед-ужин обходятся в шесть франков на человека, а это неплохо. Я подсчитал, что, если бы мне приходилось выдавать деньги ежедневно, как это делал Чичерин, расходы получились бы куда больше, да и мне больше мороки. А так, суточные можно вообще не платить. И люди лишний раз не отправятся на променад, не напьются, а девки не загуляют с какими-нибудь усатыми парижанами. Неча… Но я все-таки не зверь. Понимаю, кто-то первый и последний раз в Париже, хочется впечатлений. Посему, по воскресеньям разрешаю погулять, пять франков потратить. Любуйся на Эйфелеву башню, созерцай Нотр-Дам де Пари, сходи в синематограф, чулочки купи. Чулочки, кстати, мужчины тоже покупали. А не купи, так супруга тебя в России живьем съест.