Смута (СИ) - Алексеев Александр

— Да, слон больше коня, — неожиданно даже для себя произнёс вслух Борис Федорович и сидящий напротив Фёдор оторвал взгляд от фигур на доске и свёл брови, не понимая слов отца.

Двенадцать лет сыну и наследнику. Не по годам умный и начитанный мальчик. Карты рисует. Вот тогда в Городецком посаде ему тоже, кажется, двенадцать было. Ох, как же давно это было.

— Как давно это… — опять вслух произнёс Борис и уронил короля на доску, показывая, что сдаётся.

— Что ты говоришь, отец⁈ — опять свёл брови Фёдор, смешно у него получается. Маленький старичок такой.

— Нужно идти на реку, сейчас будет мимо Кремля проводить вверх по Москве-реке коноводное судно, что собрали по чертежам присланным зятем.

— Ох. Я и забыл, пойдём быстрее.

— Да, да, пойдём сейчас рынды подойдут и пойдём. С моста посмотрим.

Как устроено коноводное Борис Федорович по рисункам и чертежам, присланным зятем понимал и представлял, но увиденное всё же поразило. Лошадь идёт и в то же время стоит на месте, при этом видно, что с небольшим усилием двигается в горку немного, словно тяжёлую телегу на пригорок завозит. А с боку из-под борта баржи этой буруны воды вырываются, не знаешь и не поймёшь, что это там колёса специальные крутятся баржу вперёд толкая. На противоположном борту тоже конь идёт в горку, так вот вдвоём и тащат без всякой упряжи баржу вверх по Москва реке. Не быстро, но ведь меняя лошадей можно сутками напролёт двигаться, если опытный лоцман будет.

Народу на обеих берегах Москвы реки высыпало преизрядно. Стрельцы цепи выстроили, чтобы оградить семейство царя и бояр от черни.

Ну, а чего пусть смотрят. Люд взбаламучен. Осень уже, а урожай не снят. Нечего снимать. Всё лето холода и дожди, прямо разверзлись небесные хляби. Ещё и заморозок в августе был в аккурат на его день рождения. Митрополит Геласий говорит, что гнев это божий.

Молебен один за одним проводит. Наверное, правда гнев. Одно только Бориса Фёдоровича смущает — откуда родичи новые из Курляндии проведали о том заранее и присоветовали ему запасы зерна в прошлом годе сделать. Если гнев и холод с голодом от Бога, то откуда знание об этом у курляндцев?

Место действия: город Виндава (герцогство Курляндия).

Время действия: сентябрь 1601 года.

Дмитрий Стара, бывший товарищ гусарской хоругви.

В семнадцать лет жизнь должна только начинаться, а у меня уже военная служба закончилась. Ранение в правое плечо и тяжёлое гусарское копьё мне теперь не удержать.

Два прошлых месяца жил я и лечился у родственников Киры — Вайсов. Так то они ей не родня, но считают её своею. А я вот тоже у чужих людей вырос. Маму свою и не помню уже. Года три мне было, когда она перестала приходить. В монастырь меня тогда привёз Хома, что и поныне мне служит. Он был из казаков, о чём любил всем рассказывать за столом. Джурой (оруженосцем) Хома отличился в походе на Русское царство литовского воеводы Филона Кмита (родственника Кмитичей). Тогда одних только русских сёл они сожгли больше тысячи, а полон, что гнали, по дороге шёл непрерывной рекой в Литву целую неделю.

Хома любит рассказывать эту байку из своего прошлого. А вот про моё прошлое — молчок. Как-то он проговорился, что был обозным у моего отца. А он, как я понял из его прошлых рассказов, служил в обозе польского короля Стефана Батория. Если моя мама была ливонской королевой Марией Старицкой, а отец — польским королём Баторием, то почему я — НИКТО? Обидно.

И ни к кому не пойдёшь за советом. Один только Иван Заруцкий меня понимает и слушает. Говорит, что его барчук Виктор Вайс — тоже бастард. Но, у Вайса есть семья матери — дед, бабушка, куча дядек, тётек. Да и родной отец от него не отказывается. А у меня — никого.

Впрочем, недавно мне про мою семью совсем по другому рассказали. Священник-иезуит в приватной беседе поведал мне, что я принц. Ну так я об этом уже давно знаю… Но, принц не ливонский, не польский, а московский. Дмитрий — сын царя Ивана.

Я только ухмыльнулся вначале разговора. Ну чего люди только не придумают. А тот мне заливает:

— Привезли тебя малышом в монастырь из русского Углича, чтобы спрятать от убийц. А на твоё место взяли другого мальчика. Тот толи сам убился, толи убили его — не понятно. Только ты вот здесь уже вырос и пора тебе назад в Москву. На престол. Царь Дмитрий Иванович.

Ха-ха-ха. — мысленной смеюсь над дурацкой шуткой, и спрашиваю священника:

— И кто же мне поможет сесть на престол? У меня ни денег, ни армии. Царь Борис наследника имеет. Вряд ли мне уступит место. Да и в Себеже у русского царя внук народился… Кто за меня встанет?

Иезуит кисло улыбнулся и достал три свитка.

— Дмитрий. Вот тебе три письма к трем литовским магнатам. Там написана история твоего спасения. Я думаю, что каждый из этих достойных людей захочет тебе помочь. И это в их силах. А Святой Престол в мирских делах не участвует. Мы только радеем за честность и справедливость. Помогаем людям крестом, а не мечом. Согласен, взойти на престол?

Какой дурак от такого откажется? Делов то — говори всем, что ты царевич и всё! Так я и вправду королевской крови. Неужто я захочу спину гнуть перед шляхтой, как мой Хома? Не захочу.

— Хорошо, — соглашаюсь я и беру письма, — Я согласен быть царевичем. Что мне нужно делать?

Место действия: город Биржи (Великое княжество Литовское, в составе Речи Посполитой).

Время действия: октябрь 1601 года.

Хома, слуга Дмитрия Стара, непризнанного царевича российского.

Своего хозяина я знаю с малых лет. Помню, как брал его из рук ливонской королевы. Прятал его в монастыре. А матушка Дмитрия сгинула в России. Либо умерла, либо в монахини постриглась.

Стал я у Дмитрия слугой, а он моим хозяином. Только он не любит, когда я его хозяином зову. Считает меня своим дядькой. Самым близким родичем. Ну, я не против. Пусть считает. Но, при людях ему низко кланяюсь…

Мне жизнь в монастыре нравилась. Люди вокруг культурные, обходительные. Никто не дерётся, не ворует — не то, что в армии.

Вот и хорошо, что мой хозяин Дмитрий ушёл из хоругви. Не его это. Когда после победы все бросались грабить обоз или насиловать баб, то он в этом участия не принимал. И ему было, как бы, стыдно за своих товарищей. А если не грабить, то на что содержать боевых коней? Их травкой не покормишь. Им, заразам, зерно подавай. Каждый день. И ухаживать нужно, и лечить. А ещё его бойцу-пахолику нужно платить. Я то с пикой скакать отказался. Наскакался уже. Сослался на старые раны. А главное — за что жизнью рисковать, если ни пограбить, ни подол бабе задрать? Зачем? Я и в обозе могу подождать, чтобы узнать, чем дело закончилось.

Только теперь я не в обозе. Мы сами по себе. Как поправился, попробовал хозяин в Виндаве на корабль абордажником устроиться, но не случилось. Качку морскую плохо переносит. Ноги земли хотят.

Позже римский священник с хозяином говорил и дал три письма. Сначала мы поехали к гетману великому Литовскому Христофору Перуну Радзивиллу в Биржи. Великий воин был уже сильно болен и долго не принимал нас. Когда он вник в дело, то сказал, что сам помочь ничем не может. Старший сын недавно женился, а младший ещё молод.

Тут старик подозвал меня поближе, присмотрелся и узнал. Это он командовал войском, которое пригнало в Литву неисчислимый русский полон.

— Ты в отряде у Филона Кмиты был? (низко киваю). Двадцать лет уж прошло. Славное было время. Расскажи, как тебя? Хома? Расскажи, Хома, про гусар? — старик от возбуждения попытался встать из кресла, но, зашатался, сел на подушку и продолжил, — Ведь твой нынешний хозяин был гусарским товарищем? Как? Ранен под Кокенгаузеном? Так и я там был командующим! (Дмитрию) В какой хоругви сражался? У Яна Кароля Ходкевича? Расскажи, как мы шведов разбили наголову!