Моя императрица (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Мне все это кажется несколько странным, — не очень уверенным голосом заметила Катерина. — Я, конечно, понимаю, что ситуация в государстве сложилась серьезная, и может быть даже взрывная, но кое-кто мог бы отправиться в дорогу и верхом!

При этом она взглянула на меня весьма многозначительно. Я заверил всех, что никакого неудобства они почувствовать не успеют, потому что путь наш будет совсем недолгим. Катерина вряд ли мне поверила, но ничего не сказала и только сильнее потеснилась на сидении.

И тогда я скомандовал:

— Гаврила, трогай! Федор, начинай!

И Федор начал. Он выпрямился, стоя прямо посреди экипажа, запрокинул голову назад, а руки раскинул в стороны. Пальцы его заискрились, и я увидел, как силовые линии магического поля искривились, протекая промеж их.

— Это еще что за черт? — спросила Катерина, глядя на Федьку с недоумением.

Но ей никто не ответил. Все тоже смотрели на «тропуна» как зачарованные.

Тогда Гаврила рванул поводья. Лошади тронулись, и даже слишком резво, особенно если учесть, что экипаж находился на довольно тесном заднем дворике. Мы все качнулись, и только Федор по какой-то причине остался стоять неподвижно. Казалось, что с ним ничего в эту минуту не происходит, но я-то видел, что силовые линии, огибающие его, собираются в тугой комок где-то у самой ограды. Они были готовы вот-вот разорвать пространство, но все еще копили силу, чтобы сделать это одним мощным рывком.

А экипаж наш между тем катил вперед, прямо на ограду и на кусты вишни около нее. И тут Катерина снова подала голос.

— Возможно, я чего-то не понимаю, — сказала она, — но мне кажется, что мы сейчас врежемся точно вот в эти кусты… Алешка… — она взглянула на меня так жалобно, что захотелось немедленно прижать ее к себе, чтобы оградить от всех бед, которые могут ей грозить в этом мире. — Алешка!

Я нервами почувствовал, как она напряглась, собираясь рвануть в сторону от приближающейся изгороди, и крепко сжал ее руку. Тогда и она вцепилась в меня так сильно, что ногти ее почти вошли мне под кожу.

И в этот миг открылся проход. Он распахнулся, обдав заросли вишни потоками холодного воздуха. Края его завернулись, проявив сизую, скрученную в тугие косы дымку, и там, в черноте промеж этих краев, нарисовалась и потекла вдаль светящаяся дорожка.

Гаврила коротко свистнул, и лошади рванули с удвоенной силой, увлекая экипаж в глубину прохода. Я услышал, как ахнула Катерина, как Парашка принялась отчаянным шепотом читать «отче наш». И только Фике, которая уже встречалась с подобными чудесами, смотрела на разворачивающуюся перед нами «тропу» с тихим восторгом. Кристоф же вообще равнодушно ковырял пальцем свою ладонь, нисколько не обеспокоившись предстоящим переходом.

Мы влетели на «тропу». Время остановилось. Остановилось вообще все, потому что нечему было здесь двигаться — повсюду, куда не кинь взор, стояла кромешная тьма, и только под безмолвными копытами наших лошадей стремительно уходила в несуществующую даль светлая полоса «тропы».

А потом тьма расступилась. Экипаж влетел в появившийся проход, и тысячи звуков тотчас обрушились на нас со всех сторон. Солнечный свет ослепил, заставил зажмуриться, а когда же я вновь поднял веки, то увидел, что экипаж остановился посреди большого поля.

Трава плавно шевелилась, обдуваемая ласковым ветерком, а кучерявые березки неподалеку едва заметно покачивали своими кронами.

— Дас ист вундербар! — закричала Фике и первая соскочила с повозки. — Как здесь чудесно!

Громко смеясь, она побежала по полю, и Кристоф тут же устремился следом за ней. А я подумал, что влюбленные и сумасшедшие — суть есть одно и то же, и отличить одного от другого возможно, лишь зная их предысторию. В нашем случае история Кристофа с принцессой во всех подробностях была известна только мне, но остальные же смотрели на них с некоторым недоумением.

Ладно, привыкнут. Им еще ко многому придется привыкать.

Я заметил, что Катерина с удивлением озирается. Затем она вышла из экипажа, обошла его кругом и повернулась ко мне.

— Сумароков, я помню, ты говорил о каком-то спокойном и безопасном месте, — сказала она. — Но я и подумать не могла, что ты вывезешь нас в чистое поле… Как ты это сделал?

— Это я не, это Федор, — пояснил я. — Таких, как он, у нас называют «тропунами». Они могут открывать проходы в далекие места, куда обычная дорога заняла бы дни и даже недели. А «тропуны» могут переносить туда в одно мгновение.

— Понятно, — покивала Катерина. — Телепортация?

— Теле… — повторил я. — Что? Нет! То есть, не знаю… Сам я не умею открывать «тропы», и не знаю, как это делается. Но здесь действительно безопасно… Като! — я взял ее за руки. — Нам с Федором сейчас необходимо вернуться в Петербург, чтобы завершить еще одно дело, но очень скоро мы вернемся. Ты даже соскучиться по мне не успеешь! — после этой фразы я усмехнулся, чтобы показать Катерине, что и сам с некою шуткой отношусь к этим словам.

Ну, вроде как: с чего бы это Катерина начала по мне скучать? Правильно, нет такой причины. В том-то и шутка.

Но сама Катерина, кажется, ее не поняла. Рук своих она у меня не отняла, позволила мне поглаживать их слегка пальцами, и с совершенно серьезным видом спросила:

— Алешка, это опасно?

Я глупо улыбнулся — совсем как Кристоф, бегающий по полю за принцессой.

— О чем ты, Като? Что именно тебя беспокоит?

— Твое возвращение в Петербург… Ты же забрал оттуда нас всех, потому что боялся, что дальнейшее наше пребывание там может быть опасным, ведь так?

— Ты все верно поняла.

— Но теперь возвращаешься туда сам, к тому же с этим пьяным монахом… Вот я и спрашиваю: это опасно?

Я торопливо помотал головой. Я и впрямь не считал опасным то, что мы с императрицей затеяли. Разумеется, пропажу ее заметят довольно быстро и поднимут тревогу, но какое это уже будет иметь значение?

Мою причастность к исчезновению государыни заподозрить будет невозможно. Мой утренний визит к ней был довольно кратким и имел вполне определенную цель: я просил дозволения у государыни представить ей свою новгородскую кузину, чья известность в петербургском свете позволяла мне сделать это.

А что касаемо ее посещения церкви Святых праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, так она и без моего совета собиралась там побывать. Как и многие из придворных господ, я уверен в этом.

Так что, нет, на данном этапе мой замысел не был опасным. Каковы будут его последствия — это покажет время, но если правильно использовать ситуацию, то все может обернуться самым благоприятным образом.

Во всяком случае, должность камергера мне уже была обещана. И я с усмешкой сказал об этом Катерине:

— Если все сложится удачно, можешь считать меня камергером.

Почему-то мне казалось, что эта новость должна впечатлить ее. Но не тут-то было. Она словно бы и не поняла, о чем идет речь. А может просто пропустила мои слова мимо ушей.

— Ты только живым возвращайся, — попросила она. — Чувствую я, что твое путешествие в Сагар еще выльется нам слезами горькими. Другим ты вернулся оттуда, Алешка, другим. Я порой теперь и сама не знаю, где ты, а где Шакус. Или же тот, второй демон…

Я поднес ее ладонь к свои губам и осторожно поцеловал пальцы.

— Это я, Като, никаких демонов. Только я. И я обещаю тебе, что все будет хорошо!

Я отпустил ее руки и повернулся к экипажу.

— Гаврила! Отгоняй лошадей во-он к той роще! — я пальцем указал вдаль. — И ждите нас там. А мы с Федором скоро вернемся. Правда ведь, Федь? — я глянул на него строго.

Федька сразу перекрестился.

— Как есть правда, Алексей Федорович! Жаль только, что чарки с собой не прихватили, так бы еще надежнее было!

Я громко и может быть слишком нарочито рассмеялся и хлопнул Федьку по плечу.

— Ну, давай, Федор! Солнышко вон уже почти над головой, так что нам с тобой поспешать следует. Ты хорошо помнишь, о чем мы с тобой говорили?

— У меня такая память, Алесей Федорович, что ежели один раз увидел или услышал, то уже никогда не забуду!