Казнить! Нельзя помиловать! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс"

— Пальцы, сука — на морозе замёрзли! Чуть в штаны не напрудил!

— Иди давай, руководи погрузкой… — проворчал, теперь уже старший охраны — брёвна сами грузиться не будут!

— Иду старшой… — примирительно ответил бригадир, метнув глазами вправо-влево: парни, стоящие перед ним исчезли, словно их корова языком слизнула! Бригадир прошёл мимо старшего охраны; тот ещё раз внимательно оглядел пространство за штабелем брёвен и не увидев ничего подозрительного, пошёл за бригадиром… Он уже ушёл за брёвна, когда раздался негромкий облегчённый вздох… А с другой стороны гигантской поленницы, замёрзшие руки зеков уже вцепились в первые брёвна штабеля, чтобы загрузить их на платформы и отправить на станцию, где такие же бедолаги перегрузят их уже на стандартные платформы. Которые разъедутся в пункты назначения…

Поздно вечером, смертельно уставшие и замёрзшие грузчики, нестройной колонной втянулись в лагерь. Ворота за ними закрылись… В столовой их ожидала давно уже остывшая еда: отсутствие даже одного человека поломало привычный уклад погрузки… Пять человек — если, конечно, Борисов выбрал бы самых сильных в бригаду, смогли бы грузить брёвна — хоть и с трудом. Но тогда бы нарушились привычные связи в бригадах по шесть человек и бригадир пошёл на то, что лучше задержаться, чем получить ещё одного пострадавшего. А может и двух… Шнырь на кухне (помощник повара — со слабым здоровьем или специально поставленный на это место администрацией или урками) — из симпатизирующих политическим, шепнул Борисову:

— Блатные решили сегодня устроить сходняк по вашу душу! Бригадир напрягся — меньше всего ему и его уставшим людям, нужны были разборки с блатными именно сейчас — когда все вымотались на нет… Однако делать нечего — придётся спать вполглаза… Не об этом ли предупредил его незнакомый парень?

Зря я ему свой характер показал… — подумал огорчённо бывший комбриг — он сильно рисковал, да ещё и Кольку притащил с собой! Мне бы слушать молча, а я характер свой ему показывать начал… А что это он мне дал? — прекратил бесполезные самобичевания бригадир и, сев на пол, рядом с железной печкой, открыл дверцу, разглядывая — в отблесках пляшущего пламени, слова и картинки на развёрнутом листе бумаги. Чем больше он всматривался, тем сильнее затягивало его то, что было на бумаге. Он даже не заметил, как подошёл его друг и помощник по бараку и по частым разборкам с блатными. Тоже танкист…

— Что это у тебя Мефодич? — спросил негромко приятель, присев рядом… В голове Борисова мелькнула известная в их кругу фраза: Не верь, не бойся, не проси… Он ответил нехотя:

— Да так… Наброски кое какие сделал за столько то времени… И добавил уже оживлённее, подумав — А почему бы нет?!

— Хочу свои соображения — по поводу действий бронетехники, послать товарищу наркому и товарищу Сталину… — произнёс негромко. Приятель и помощник ответил едко:

— Нужны ему твои соображения! Ты бы лучше подумал — как завтра грузить будем?! Люди вымотались как не знаю кто! А эти твари блатные в ус не дуют!!! Не отсидка — курорт для них здесь! — зло выдохнул помощник. Бригадир хотел сказать о том, что услышал от незнакомца по поводу сегодняшней ночи, но промолчал: Никому здесь не верь…

— Надо бы охрану у дверей поставить на эту ночь… — протянул он.

— А что такое? — напрягся помощник… Бригадир пожал плечами:

— Не знаю… Но что то неспокойно мне. Поставим — на всякий случай. Лучше быть не выспавшимся, но живым — чем уснуть вечным сном… Приятель кивнул: на такое трудно было возразить…

После того, как с погрузки привезли разбитого параличом лейтенанта охраны и придавленного концом бревна зека из политических — лагерный пахан разослал шнырей, чтобы те обошли всех авторитетных воров, которые находились в лагере: после отбоя сходняк… Остальных — отбывавших время на лесоповале, в то время, как мужики, выбиваясь из сил, валили деревья за себя и "за того парня" предупредили во время еды… И, после того, как по лагерю пронёсся сигнал отбоя — в барак воров, где располагался пахан, потянулись, невидные в темноте, серые фигуры… На входе их встречали личные телохранители местного смотрящего: лишним и посторонним в барак хода не было… Обсудив "мелочёвку" пахан перешёл к главной теме сегодняшней сходки — политические и их лидер — бригадир Борисов… Разгорелся жаркий спор: молодые да горячие предлагали сегодня же ночью пойти в барак к политическим и устроить там резню этим врагам народа! Более зрелые и острожные предлагали подождать и посмотреть — как лагерное начальство отреагирует завтра, на утреннем разводе, на сегодняшнее происшествие… А может и не надо никого резать… — ухмылялись они — вертухаи сами его кончат… Не смотря на жаркие споры, воры сразу же обернулись на скрип открывающейся двери в барак. Из клубящегося морозного воздуха в барак влетело два тела блатных, а за ними в воздухе мелькнули продолговатые стеклянные предметы. Раздался хруст разбитого стекла и вперед глазами растерявшихся урок вспыхнула поперёк барака огненная полоса… А затем бутылки, прилетавшие из-за огненного вала, стали разбиваться уже рядом! Вспыхнул матрац на нарах; вспыхнули нары рядом с спорящими; разлетелись огненные сгустки среди воров! Вспыхнул факелом один; заорал от боли другой: заверещал по заячьи третий! А огонь — жадный, неумолимый — быстро распространился по бараку, отрезая собравшихся от входа и жадно заглатывая всё новые и новые деревянные бруски, столы, нары, доски…

Говорят — можно бесконечно смотреть, как работают другие… Вот только бесконечно смотреть — как работают зеки на погрузке, не тянуло. Совершенно. Было стыдно смотреть. И больно…

А потому — вышли с Коляном на железку и по шпалам направились подальше от места погрузки… Отошли на километр: железка петляла среди деревьев и мы были бы совершенно не видны уже через 400–500 метров, но лучше перебдеть, чем недобдеть… Вроде здесь можно остановиться… — решил я; отпустил руку Николая и скинул рюкзак с плеч. Николай сделал то же самое… Молча развязали горловины и начали доставать из рюкзаков продолговатые предметы, завёрнутые в куски холста. Выложили все — десять свёртков на шпалы и начали разворачивать — один за другим… Десять бутылок тонкого стекла, заполненных компонентами для создания адской смеси — напалма! Не жалкого подобия — "коктейля Молотова", а полноценного напалма, от которого нет спасения! И заварилась адская кухня: откупоривались бутылки; смешивались в двух пустых бутылках компоненты, и разливались в освободившуюся тонкостенную тару… И всё это — неторопливо, аккуратно, не проливая ни одной капли на мерзлую землю и — не дай бог, на одежду… Помучились на морозе, отогревая по несколько минут пальцы в меховых варежках, но справились… И снова — замотали в холстины, чтобы не звенели друг об друга и не разбились случайно!!!

Две пустые бутылки, оставшиеся после смешивания — тщательно протерев, закинул за сугроб метрах в 35–40 от железнодорожного полотна. Дырки, от провалившихся под снег бутылок и с паровоза не увидишь — горб сугроба скрывает… Основное дело сделали — теперь можно и передохнуть. И перекусить: и за завтрак и за обед и за ужин: там, куда мы пойдём, поужинать не получится… Перекусили плотно; "облегчились" принудительно и направились к месту разгрузки. Смотреть тут не на что: первый состав отправлен; идёт погрузка второго состава, а к месту погрузки подкатывают, гремя гусеницами и пыхтя клубами отвратительно воняющего чёрного дыма, трактора с прицепами. С них спрыгивают другие зеки и сбрасывают с прицепов брёвна на мёрзлую землю… И тут видно не равноправие: одни, стоя на верху брёвен, сталкивают их шестами, а другие — зацепив железными баграми с крюком на конце, волокут их к месту погрузки и складывают в штабеля-горки… И видно: на повозках зеки здоровые, сытые, да по сезону одетые, а тащат брёвна доходяги, одетые кто во что… Разгрузились; залезли на повозку. И тут неравенство: сытые уселись на бревно в начале повозки, за высоким бортом, а доходяги — остались стоять… Трактор, гремя гусеницами пополз по дороге к делянкам, на которых валили и обтёсывали стволы, а мы почапали — на своих двоих, следом. Что нам целый день делать на морозе — мы пойдём в лагерь. В невидимости, конечно… Там и в тепле можно пересидеть — не мешая местным… И даже на кроватях охраны в казарме полежать: в пустых бараках зеков тоже можно, но вши…