Егерь: Назад в СССР 3 (СИ) - Рудин Алекс

— Денег нет.

— А ты у Лидки в долг попроси — она даст! Запишет в тетрадку и даст.

— Да не пойду я! Давай, лучше с проводкой помогу. Что тут у тебя?

Володька выглянул в окно и с сожалением посмотрел в спину Фёдора Игнатьевича. Председатель, широко размахивая руками, шёл в сторону сельсовета.

— Вот горе-то у мужика! — вздохнул Володька.

Я готовился к празднику.

Завтра будет красный день календаря — седьмое ноября. День Великой Октябрьской Социалистической Революции.

Над сельсоветом натянули кумачовый транспарант с лозунгом «слава КПСС!»

Завклубом проверил свою музыкальную технику и расчистил от снега площадку за клубом, где вечером будут танцы.

Женщины напекли пирогов и припрятали от мужей водку, чтоб не выпили раньше времени.

Участковый Павел отгладил парадную форму — жаловался мне, что чуть не прожёг галстук.

А я прибрался в доме, протёр окна, вымыл полы и купил в магазине бутылку красного вина.

Помимо всеобщего торжества у меня намечался личный праздник. И ему я, честно говоря, радовался гораздо больше.

Вечером должна приехать Катя.

Сегодня у них были занятия, и Катя сообщила, что приедет поздней электричкой. Я собирался встретить её на вокзале в одиннадцать вечера.

Но зато весь конец недели будет принадлежать нам! Удивительно, но так решил декан. Он сам подошёл к Кате и предложил отдохнуть до понедельника.

— Я знаю, вы живёте в области, — сказал декан, — и, наверное хотели бы навестить родных. Поезжайте, и не беспокойтесь. И пожалуйста, передайте привет вашему дяде.

— Ты не знаешь, что он имел в виду? — спросила меня Катя по телефону.

Я пожал плечами, потом спохватился и сказал в трубку:

— Не знаю. Но очень рад, что ты приедешь на все выходные.

С делами я покончил к обеду. Идти в обход не было никакого смысла. Баню я запланировал на завтра — сегодня Катя слишком устанет с дороги. Оставались несколько свободных часов, и я решил провести их с пользой.

В самом деле, зачем дожидаться Владимира Вениаминовича? Можно же попробовать вспомнить что-нибудь ещё самостоятельно.

Честно говоря, меня не слишком интересовали общественные события. Ну, то есть, волновали, конечно. Но их я и так помнил в общих чертах, а уточнить даты и подробности можно будет со временем.

А вот события моей личной жизни... Это совсем другое дело. Мне казалось очень важным вспомнить их самому, чтобы лишний раз не делиться сокровенным с посторонними людьми.

Я проверил печку, которую топил с утра. Угли уже почти погасли, и трубу можно было смело закрывать. На всякий случай, я оставил минимальную вытяжку. Лучше немного замёрзнуть, чем сильно угореть.

Вообще-то, с подачи Алексея Дмитриевича я привык медитировать сидя. Но сейчас решил попробовать тот способ, которым пользовался Беглов.

Я переоделся в свободный спортивный костюм и лёг в кровать прямо поверх покрывала. Закрыл глаза и попытался расслабиться.

Моим пальцам тепло. Они расслабляются и тяжелеют. Дыхание ровное и спокойное. Ничто не тревожит меня. Я вижу перед собой гладь воды. Она подёрнута лёгкой рябью от утреннего ветерка.

Руки тяжелеют. По ним поднимается приятное тепло. Я не могу пошевелить руками, но это не тревожит меня.

Самое главное в этом деле — не уснуть, подумал я. Но даже эта мысль не помешала мне представить тёмную гладь летнего озера, широкие листья кувшинок, их белые и жёлтые цветы. Я увидел изумрудную стрекозу, которая села на цветок, взмахивая блестящими слюдяными крыльями.

Мои ноги расслаблены. По ним поднимается приятное тепло. Я не могу пошевелить даже пальцами ног.

Стрекоза вспорхнула с цветка и полетела вдоль берега. Внезапный порыв ветра пригнул к воде метёлки камыша. Шевельнули косматыми лапами тёмные ели на острове, который драгоценным камнем лежал посреди озера. С охотничьей базы на другом берегу донёсся еле слышный собачий лай.

А затем я без всякого перехода очутился у себя на кухне и увидел Жмыхина. Он выглядел почти так же, как в тот раз, когда приезжал ко мне в Черёмуховку. Только лицо его похудело и было бледным.

— Приготовил я тебе сюрприз, Андрей Иваныч! — сказал Жмыхин, и зло усмехнулся.

Собаки на базе залаяли заливисто и близко. Я хотел выйти мимо Жмыхина на улицу, но егерь схватил меня за рукав и принялся трясти.

— Андрей Иваныч! Андрей Иваныч!

— А?

Я открыл глаза и увидел прямо над собой испуганное лицо Фёдора Игнатьевича.

— Андрей Иваныч! Жив?

— Что случилось?

Я вскочил с кровати, и председатель отпрянул.

— Что вы здесь делаете?

— Так по делу к тебе зашёл. В окно стучу, собаки лают-заливаются. А ты на кровати лежишь и не шевелишься! Я думаю — не дай бог, помер Андрей Иваныч! А дверь-то открыта! Ну, я в дом, и давай тебя трясти! Ну, жив, слава богу!

— Да с чего мне помирать?

— Мало ли! Тут никто не знает — что и с чего. Слушай, ну и крепко же ты спишь, а! А почему одетый?

— Да я устал что-то, прилёг на минутку и заснул.

— Ну-ну!

Я потряс головой, приходя в себя. Что за ерунда мне снилась? Посмотрел на часы — ничего себе! Сорок минут спал. Гипнотизёр!

— Фёдор Игнатьевич, чаю хотите?

— Чаю? Это можно. Чай — это хорошо. А ты слышал, что по деревне болтают, Андрей Иваныч?

— Нет, не слышал. А что болтают?

— Да так, ерунду всякую. Вот поймать бы того, кто эти слухи распускает, да язык бы вырвать!

— Что за слухи-то, Фёдор Игнатьевич? — спросил я, наливая в чайник воду.

— Да какая разница? — непоследовательно ответил председатель. — Один ляпнет глупость, а остальные повторяют, как попки! Ты лучше скажи — поедешь со мной во Мгу?

— Когда? — удивился я.

— А сегодня! — решительно ответил председатель. — Машину у Володьки отберу, Валерку Михайлова за руль посажу, и поедем! Втроём управимся.

— Погодите! Что-то я со сна плохо соображаю. Зачем нам во Мгу ехать?

— А, я же тебе не сказал! Поговорил я с Таниной бабушкой. Не медсестра это оказалась, просто однофамилица. Но дело не в этом. Она до пенсии зоотехником работала. И опытный зоотехник, скажу я тебе! Наши, совхозные, ей в подмётки не годятся! Вот я и уговорил её переехать с внучкой в Черёмуховку.

— Так это вы для них дом строили?

— Ну, а для кого же? Думаешь, мне совхоз просто так материалы и рабочих выделил?

— А я слышал...

Я вовремя прикусил язык, но Фёдор Игнатьевич снова вскинулся.

— Что ты слышал?

— Да так, чепуху полную.

— То-то и оно, что чепуху! Болтают, не пойми, что! А мне потом как людям в глаза смотреть?

Председатель разошёлся не на шутку, но я его остановил.

— Кружку опрокинете, Фёдор Игнатьич! Сейчас я вам чая налью.

Я разлил по кружкам горячий тёмно-коричневый чай, придвинул Фёдору Игнатьевичу сахарницу и вазочку с сухарями из деревенского магазина.

— Пейте, пока не остыл. Только, Фёдор Игнатьевич... не смогу я сегодня с вами поехать — мне нужно Катю с электрички встретить.

— Катя приезжает? — оживился председатель. — Так это ж совсем другое дело! Конечно, поезжай, встреть! А с переездом я и без тебя управлюсь. Только завтра чтобы как штык были в сельсовете, понял? Оба, и без отговорок! Дело у меня к вам есть важное.

— Конечно, Фёдор Игнатьевич! Прямо с утра и зайдём.

— Ага! Вот и хорошо! Ну, ладно — побегу я. Дел невпроворот! Да ещё переезд этот!

— Так, может, после праздников, Фёдор Игнатьевич? — спросил я. — Спокойно, без спешки?

— Нет, Андрей Иваныч, так не пойдёт! Пусть уж Таня с Ниной Егоровной нашу деревню праздничной увидят. Им ведь тут жить. А новое место — оно как? Каким его увидишь — таким и запомнишь! Ну, давай! Побегу я. А за чай спасибо.

Я проводил Фёдора Игнатьевича и не на шутку задумался над его словами. Как увидишь — так и запомнишь? А ведь, и вправду. Какой я впервые увидел Черёмуховку?