Последняя мысль меня совсем развеселила, и, подняв взгляд на замолчавшего Гуруша, я ошарашил его вопросом:
— А можно ли сделать так, чтобы Эвмен невзначай узнал о моем присутствии в городе?
Делаю особое ударение на слове «невзначай» и поднимаю на него многозначительный взгляд.
Тот, постояв пару секунд с каменной физиономией, удивленно посмотрел на меня, а затем задумчиво выдал:
— Можно, но тогда надо бы поторопиться!
Глава 13
Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э
Зачем нам следует торопиться, — Гуруш не успел объяснить, — как из темного квадрата лаза показалась кудрявая голова Ареты.
Глядя на нее, Гуруш осекся на полуслове, а та, ничуть не смутившись, стрельнула в меня глазами.
— Я на рынок сейчас иду! Петра послала меня купить фруктов для госпожи.
Она замолчала, глядя на меня, и я с трудом сдерживаю раздражение.
— Так иди, раз послали! Чего ты сюда приперлась?
Грубо, но эта девчонка уже начала меня доставать. После того как я бросился в ноги грабителю, ее отношение ко мне кардинально изменилось. Ее снисходительное высокомерие (она старше меня на два года) сменилось какой-то нездоровой симпатией.
Мне все эти подростковые игры во влюбленность на хрен не нужны, но и сильно обижать девчонку тоже не хочется. Все-таки у нее одна психологическая травма за другой: то мать погибла, то чуть не изнасиловали!
Я уже жалею, что выбрал для себя уж слишком демократичную и простую форму общения с обслугой. В результате все наши рабы, чуть что, идут ко мне со всеми своими проблемами: кому прочитать что, кому объяснить, на кого Барсина наорала и пообещала продать в каменоломни. Вежливо, с неизменным добавлением «юный господин», но они все больше и больше садятся мне на шею, а Арета так вообще относится ко мне как к своему приятелю и иначе как по имени ко мне не обращается.
Барсина уже не раз ругала меня за это, неизменно добавляя, что я слишком мягкий и порчу рабов таким отношением.
«Может, действительно, права „мамочка“! — в который уже раз приходит мне в голову эта мысль. — Взять и один раз напомнить всем, что во мне течет кровь персидских и македонских царей, и пусть все идут лесом со своими просьбами и симпатиями!»
Все эти мысли, наверное, отобразились на моем лице, потому что Арета слегка озадачилась.
— Ты чего, Геракл, не с той ноги встал? Чего такой бука⁈ — Она вдруг расплылась в обаятельной улыбке. — Мне же страшно одной-то идти! Вот думала, проводишь!
От такого неприкрытого вранья я даже слегка растерялся.
«Страшно⁈ Могла бы придумать чего-нибудь подостоверней. Она же всю жизнь на Вавилонском рынке прожила, а он-то пострашнее местного будет!»
В этот момент Гуруш склонился к моему уху и зашептал:
— Эвмен уезжает завтра с рассветом, а сегодня, я слышал, его доверенный раб Карим должен к полудню зайти к скорняку за сбруей, кою отдал в починку. — Он многозначительно посмотрел на небо и добавил: — Я пойду, а то пропущу его и не успею выполнить ваш наказ, молодой господин!
Шепот Гуруша накладывается на горящие ожиданием глаза девчонки, и я принимаю неожиданное решение.
Киваю Гурушу:
— Хорошо, иди!
И, быстро поднимаясь на ноги, бросаю уже в сторону Ареты:
— Ладно, уговорила, пошли!
Та обрадованно забарабанила сандалиями вниз по лестнице; следом за ней, аккуратно держась за перила, спустился Гуруш; и последним — уже я.
На мое внезапное решение отправиться в самую жару на рынок, конечно же, повлияло не желание защитить Арету, и уж тем более ей понравиться. Просто мне вдруг стало любопытно, как Гуруш выполнит мою просьбу.
«Ведь не подойдет же он к этому Кариму и не скажет: „Эй, ты знаешь, мой хозяин сейчас в городе!“ — рассуждая про себя, сбегаю вниз по ступенькам. — Надеюсь, что нет! Гуруш, конечно, паренек со странностями, но, думаю, он понял меня правильно».
Толкнув толстую дубовую дверь, выхожу во двор. У крыльца — только Арета и Гуруш; в это время дня все стараются отсидеться в тени. Не останавливаясь, направляюсь к воротам и слышу за спиной шарканье ног Гуруша и девчачью прыгающую походку.
* * *
Рынок Аузара, конечно, не такой огромный, как в Вавилоне, но тоже не маленький. Он раскинулся на центральной площади города, занимая еще и часть прилегающих улиц.
Как только мы вышли к первым лавкам, Гуруш уверенно свернул к кварталу ремесленников. Прежде чем двинуться за ним, указываю девчонке на прилавки с фруктами:
— Иди, купи что надо, а мы подойдем попозже.
— А вы куда⁈ — не утерпела она, и я довольно жестко отрезаю:
— Не твое дело! Иди, куда тебе надо!
— Ну и пойду! — фыркнула Арета и, недовольно взмахнув гривой курчавых волос, повернулась ко мне спиной.
Глядя вслед удаляющейся девичьей фигуре, не сдерживаю усмешку.
«Детский сад, песочницы не хватает!» — проворчав, срываюсь с места и догоняю Гуруша.
Походка у Гуруша стариковская, но идет он при этом довольно быстро. Мне приходится напрягаться, чтобы удержаться у него за спиной. Так мы проходим пару кварталов, пока Гуруш не останавливается.
Обернувшись, он изобразил на лице сконфуженно-просительное выражение.
— Я не смею просить, но было бы лучше, если бы молодой господин остался здесь.
— Ладно! — соглашаюсь без возражений и, опустившись на корточки, прислоняюсь спиной к стене дома.
Гуруш благодарно приложил ладони к груди, а затем пошагал дальше.
Народу в это время на рынке немного, и с моего места мне хорошо видна кожевенная лавка на другой стороне улицы примерно в десяти шагах. Гуруш стоит у прилавка и, вроде как, рассматривает выложенный товар.
Я вижу, как он понемногу смещается задом все ближе и ближе к двери в лавку, и в тот момент, когда она открывается, он уже буквально в шаге от нее. Из распахнутого дверного проема выходит крепкий, заросший черноволосый мужик и сразу же натыкается на спину Гуруша.
В результате столкновения Гуруш летит на землю, прямо носом в пыль, а чернявый здоровяк, по всей видимости, тот самый Карим, смотрит на него как на раздавленную муху.
— Ты че под ногами путаешься⁈ — рявкнул он, а Гуруш, к моему удивлению, вдруг злобно огрызнулся:
— Да как ты посмел меня ударить, варвар! — Он вскочил, выпятив свою хилую грудь. — Да ты знаешь, кто мой хозяин⁈
Гуруш наскочил на здоровяка как драчливый петух.
— Мой хозяин — сын Великого Александра, Геракл. Тебе придется отвечать перед ним! — Он попытался толкнуть чернявого, но тот просто посторонился, и Гуруш вновь полетел в пыль.
Под хохот быстро собравшейся толпы Гуруш неловко поднялся и вновь напыжился.
— Ты, видимо, не понял, — он старательно изобразил свирепость, — мой хозяин — Геракл, сын Великого Александра!
Вскричав, он яростно бросился на обидчика и, схлопотав обидный пинок, снова оказался на земле.
Толпа вокруг все прибывает, и каждый подошедший спрашивает у уже стоящих: «Что там? Что там происходит?» И те, чуть не валясь от смеха, кричат, что там какой-то раб Геракла веселит народ.
Толпящиеся зеваки уже полностью перекрыли мне видимость, и, поднявшись, я пытаюсь протиснуться в первый ряд.
Несмотря на то что мое имя неприятно полощется всуе, я понимаю, что Гуруш делает все правильно. Своими гротескными падениями он заставляет Карима запомнить этот момент. Он делает его настолько курьезным, что тот теперь обязательно расскажет своему господину об этой встрече и не забудет, что чудаковатый раб называл своего господина Гераклом, сыном Великого Александра. А если забудет, то слух все равно долетит до Эвмена, поскольку скоро весь город будет знать и пересказывать этот случай, ибо развлечениями это время не балует.
«Кто бы мог подумать, — восклицаю я про себя, подныривая под чей-то локоть, — что за туповатой внешностью Гуруша скрывается такой тонкий, изощренный ум!»
Пробравшись в первый ряд, вижу, что подоспел к самому финалу комедии. Гуруш обессиленно лежит на земле, а черноволосый здоровяк Карим, расталкивая толпу, уходит вниз по улице.
