Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ) - Алмазный Петр

Говорил Ардалион Николаевич тоже четко, по военному, сразу по делу.

— Тут посмотрел документы, сигналов было много и я не понимаю, почему Калугина не арестовали раньше.

— Раньше не хватало материалов для ареста, — ответил я и сам же поморщился — будто оправдываюсь.

— Материалов, говоришь, не хватало? Закрыть месяца на три, там бы все материалы и появились. А не появились, так выпустили бы и извинились. А заодно все связи бы отследили, посмотрели, кто им интересоваться начнет и в какой форме. Ладно, вот тебе ордер, иди. И не геройствуй попусту, как с Красковым. Работай аккуратно.

— Разрешите идти? — я почему-то рядом с генерал-лейтенантом Малыгиным чувствовал себя новобранцем.

— Помощь будет нужна — обращайтесь в любой момент. Зайцева я уже предупредил, силовую поддержку обеспечит.

— Я думаю, до этого не дойдет, Ардалион Николаевич, — ответил ему и вышел.

Моя команда была в сборе.

— Соколов отзвонился, доложил, что доставил Мастерса в Свердловск и находится при нем неотлучно, — тут же сообщил Карпов. — Так же доложил, что журналиста помыл, почистил, похмелил. Я не знаю, как относиться к этой информации. Соколов пошутил или действительно организовал Мастерсу выпивку?

— Не бери в голову, Сколов разберется, у него в плане выпивки большой опыт, — успокоил Карпова. — По Калугину выяснили?

— Да, — ответил Марсель. — Связались с УКГБ по Москве и Московской области. Там по нему целая следственная группа работает. В основном, конечно, не по нему, а по агенту Куку, но Калугин сильно наследил. Всеми способами пытался развалить дело. За ним установлено наружное наблюдение. Вчера он несколько раз отрывался от оперов, и встречу в «Яме» они прошляпили. Сейчас каждые полчаса докладывают о его местонахождении. В данный момент он в «Арагви».

— Кобылин, ты вперед, со мной. Остальные остаются на месте, — и я первым вышел из кабинета.

К ресторану «Арагви» подъехали уже в темноте. На лавочке, неподалеку от входа, сидели два парня, по виду студенты и о чем-то спорили. Подвыпившая компания перед входом громко шумела, осанистый швейцар пытался навести порядок.

— Товарищи, успокойтесь, — увещевал он расшумевшихся гостей, — не мешайте людям культурно отдыхать.

С таким же успехом он мог попросить реку остановиться.

Я не сумел обнаружить людей из Московского Главка, но один из «студентов» встал и направился ко мне.

— У вас закурить не найдется, — спросил он и тут же представился:

— Капитан Озеров. Объект снял отдельный кабинет, сейчас накачивается хорошим коньяком «Двин». Оперативники в зале и на черном входе. Объект в состоянии крайнего раздражения, уже накричал на официанта. До этого сегодня на Лубянке сорвался на сотрудников. Так же ездил в МИД, где устроил скандал по поводу того, что ему не сообщили о визите Кронкайта. Орал, что у него были большие планы на эту встречу. Еще потребовал объяснить, почему вся эта операция со знаменитым телеведущим прошла мимо него. Кстати, везде он натыкался только на холодную вежливость и общие ответы. Собственно, после МИДа приехал сюда, где и пьет в одиночестве… — Озеров взглянул на часы, — уже в течении полутора часов.

Я зря опасался, что могут быть проблемы с арестом. Просто урок, который получили, когда брали Краскова, запомнил хорошо.

— Кобылин, кажется, ты будешь особенно рад поквитаться со своим недругом? — обратился к Федору.

Тот хмыкнул и вошел в ресторан первым. Мы с Озеровым следом.

Швейцар, плотный мужчина с генеральской выправкой и седыми висками, попытался преградить нам путь:

— Куда, товарищи, зал и так переполнен! — грозно нахмурившись, сказал он.

— Так мы сейчас и освободим его, — усмехнулся Кобылин, сунув под нос швейцару корочки.

Тот сразу отступил в сторону, вежливо попросив:

— По возможности, мебель не ломайте, пожалуйста.

— А что, были прецеденты? — усмехнулся Кобылин.

Но что ответил швейцар, мы уже не услышали, окунувшись в шумную атмосферу ресторанного зала.

Воздух в зале был густым, сочным. Ароматы духов и дорогого табака смешивались с острыми запахами грузинской кухни. Верхний свет был потушен, на стенах мерцали бра. На столах были мерцали свечи, создавая уют.

С небольшой эстрады лилась знакомая до боли мелодия. Оркестр наигрывал «Сулико». Перед музыкантами стоял, покачиваясь, пожилой плотный кавказец в хорошо сшитом пиджаке и расклешенных брюках. Костюм был кофейного цвета, в зеленую клетку. Рубашка под ним бледно-сиреневая — последний писк моды. Его гордому профилю вполне мог бы позавидовать Фрунзик Мкртчан. Мужчина пытался дирижировать и подпевал хорошо поставленным голосом. В его «Где же ты моя Сулико?» слышалась не пьяная сентиментальность, а какая-то настоящая, горькая тоска.

Зал полон до отказа. Женщины, разодетые в вечерние платья, походили на яркие цветы и благоухали духами — разнообразные ароматы пробивались сквозь общий запах зала. Дамы громко смеялись над шутками своих кавалеров, где-то за столом спорили, тоже громко, кто-то произносил тосты под одобрительный рокот компании.

Между столами, подобно теням, скользили официанты в черных брюках и белых рубашках с галстуком-бабочкой под воротниками. Они настолько профессионально обслуживали зал, что казалось, будто пустая посуда убирается сама по себе, а новые блюда появляются по мановению волшебной палочки.

Я положил руку на плечо Кобылина и тихо сказал:

— Федор, паника нам не нужна. Быстро берем его и выводим через черный ход. — Кобылин посмотрел на меня таким взглядом, что я счел нужным добавить:

— И не прибей его сгоряча. Он нам живым и здоровым нужен.

Федор кивнул. Мы подошли к ряду дверей в кабинеты. Мимоходом отметил, что кабинет тот же, в котором я когда-то встречался с Японичком. Озеров ногой толкнул дверь, Кобылин ворвался первым, я вошел следом.

Но оказалось, что зря опасался. Ни о каком сопротивлении и не могло быть речи. Калугин был пьян настолько, что с трудом сфокусировал на нас взгляд. Рассмотрев Кобылина, он скривился, верхняя губа стала тоньше, а нижняя, напротив, выпятилась. Мешки под глазами набрякли, и я отметил, что судя по желтушному цвету лица, у Калугина наверняка проблемы с печенью.

— Кобылин, не добил тебя тогда, сейчас добью, — пьяно растягивая слова, произнес Калугин и полез за пистолетом. Движения его были замедленными, рука запуталась в полах пиджака. Кобылин молча подошел к нему вплотную, вывернул руку с пистолетом и ткнул куда-то в грудину пальцами. Тело сразу обмякло. Я кивнул Озерову:

— Вытаскивайте через черный вход, пакуйте и в машину. Доставите на Лубянку.

Мы прошли через кухню к запасному выходу, где опера из Московского главка погрузили пьяного Калугина в автомобиль наружки. Я вернулся к своей машине.

На Лубянку приехали быстро — по Горького, дальше по проспекту Маркса. Сдал арестованного в изолятор временного содержания, распорядился, чтобы не спускали с него глаз и что завтра будет с ним беседовать сам Удилов.

— И следите, чтобы он тут не загнулся. Если что — обеспечьте медицинскую помощь. Кто знает, как он переносит похмелье. Шнурки, ремень сняли?

— Так точно, товарищ полковник, — ответил дежурный прапорщик.

Я поднялся из подвала, прошел в свое крыло.

— Все, мужики, по домам. Хорошо поработали. Завтра с утра встречаемся, если не будет аврала, то сделаем выходной.

Я пожал всем руки и первым покинул кабинет. Чувствовал, что если присяду за стол, то усну тут же, на ходу.

До машины дошел быстрым шагом, рванул дверь и буквально плюхнулся на сиденье.

— Домой, — коротко скомандовал Николаю.

Лейтенант Коля что-то говорил, я невпопад кивал головой, глядя в окно, за которым плыли знакомые до тошноты улицы. Странно, раньше мне нравилось смотреть на город во время возвращения домой. Что сегодня не так?

Надо как-то встряхнуться. Голова гудела, веки наливались свинцом. Старался не закрывать глаза, уснуть в машине — это потеря контроля. Нельзя показывать свою слабость перед подчиненными.