Фагоцит разбушевался (СИ) - Величко Андрей Феликсович

Ефремов, кажется, мысленно плюнул, но с моими доводами все же согласился.

Ну, а в начале шестьдесят восьмого года текст меморандума о целительстве был написан и подтвержден всеми причастными. Естественно, он существовал только в электронном виде.

И, значит, в самом начале шестьдесят девятого года мне пришлось позвонить Ефремову.

- Иван Антонович, у нас с вами еще один пациент «сверху». Впрочем, такой, за которого я бы взялся и без руководящих указаний.

- И кто именно?

- Не по телефону. Если вы не против, буду у вас часа через полтора, потом поедем к нему, по дороге и поговорим.

- Янгель? - переспросил Ефремов, когда мы с ним выехали на Ленинский проспект. - Вроде фамилия знакомая, но кто это, сказать не могу.

- Конструктор ракетной техники. В основном военной, здесь вы про него ничего слышать не могли, только если читали в моих материалах.

- И что с ним?

- Лежит в ЦКБ с инфарктом, причем вторым и довольно тяжелым. Этот он переживет, и даже следующий тоже, умрет в семьдесят первом году. Рано, несколько дней не доживет до шестидесятилетия.

- Что же вы пораньше-то не спохватились?

- Я ведь не господь бог, всего и сразу не помню. К тому же как вы это себе представляете - приезжает к нему какая-то мутная личность и начинает вещать, что может его исцелить от всего и разом? Тут хоть сверху поступило недвусмысленное распоряжение, лишних вопросов не будет.

Когда мы приехали, Янгель спал, напичканный снотворными. Персонал был предупрежден, и нам не мешали. Впрочем, я смог очень немного. Пациент оказался никаким для Антонова и седьмым для меня, то есть я за получасовой сеанс сумел только слегка ускорить заживление пораженного участка на сердце. От попытки совместного с Антоновым воздействия, после которой Янгель мог стать «десятым», мы с духовным братом отказались сразу. Не успел бы этот пациент никем стать, кроме покойника, он и так еле жив. И в будущем перспективы тоже не очень. С таким сердцем риск все равно останется слишком велик, а на «седьмого» мое воздействие весьма ограничено. Ну придет в себя он чуть побыстрее и сердцу стает чуть получше, вот все. Или рискнуть месяца через два-три, когда Янгель уже более или менее оклемается?

- Пусть Шелепин решает, - предложил Антонов.

- Ладно, доложу, но, пожалуй, Брежневу. Он же давал задание, а не Шурик.

- Значит, так, - сказал Леонид Ильич после примерно пятиминутного раздумья. - Сколько тебе потребуется обычных, слабых, но безопасных сеансов?

- Два или три, следующие уже практически ничего не дадут, во всяком случае в течение полугода.

- И во что ты оцениваешь риск такого воздействия, как, например, два года назад на меня?

- Процентов восемьдесят, а то и девяносто за летальный исход.

- Слишком много, так рисковать мы не можем. В конце концов, я уже узнавал у врачей - даже один сеанс заметно помог, сразу после него кардиограмма у Михаила Кузьмича улучшилась. Проводи еще два и на этом пока заканчивай.

Вообще-то мне в конце шестьдесят восьмого и в начале января шестьдесят девятого годов иногда казалось, будто что-то идет не так. Но что именно, я понять не мог до утра седьмого января. Ответ нашелся в газете «Правда». Там сообщалось, что вчера вечером стартовал «Аполлон-8». Ему предстояло совершить пилотируемый облет Луны. А в мире Антонова этот старт состоялся двадцать первого декабря шестьдесят восьмого года! До сих пор даты американских запусков довольно точно совпадали с тем, что было в другой истории, а тут сразу такое различие. Интересно, чем же мои луноходы смогли так повлиять на выполнение американской лунной программы?

- Тем, что политики возбудились, - предположил Антонов. - И начали давить на исполнителей. А у тех небось еще и энтузиазм слегка уменьшился, наш флаг на Луне и пляски роботов вокруг него этому могли поспособствовать. Но мне другое интересно - куда «одиннадцатый» садиться будет - в море Спокойствия, как в моем мире, или поближе к твоим луноходам с целью чего-нибудь от них отвинтить на память? Целиком им, пожалуй, ничего не утащить.

- «Пионера» смогут, но вряд ли они начнут таким заниматься прямо в первой экспедиции. А во в четвертой там или в пятой - не исключено.

- Кстати, про вес «Пионера» меня Нинель уже спрашивала, - хмыкнул Антонов.

- Да помню я, ты же это не блокировал. Такое впечатление, что ни на какой ответ, кроме твоего «увы, Нина, я не имею права об этом говорить» она и не рассчитывала. Ну типа выполнила обязательную программу и облегчением перешла на другие темы.

- По-моему, - дополнил Антонов, - она вообще не от ЦРУ. Или по крайней мере не только от ЦРУ.

- Это ты решил после запроса Семичастного о подборке?

- Ну да, он ни с того ни сего он какими-то левыми евреями интересоваться не станет.

Владимир недавно попросил Антонова найти сведения о восьми типах, только двое из которых в настоящий момент были американцами, а остальные шесть являлись гражданами Израиля. Вдруг интернет про них что-нибудь знает.

- Это ужасно, - пожаловался Антонов. - Мало того, что в «Рыбе» после отъезда принцессы творится черт знает что - недавно вместо одной из банок с лососем мне подсунули похожую, но с сайрой, я это только при отправке в двадцать первый век заметил. И тут почти то же самое - вместо американской шпионки так и норовят подсунуть в койку израильскую! Ой, как я был прав, когда еще осенью решил не торопиться.

- По-моему, израильская шпионка даже круче, - не очень уверенно предположил я. - То есть тебе вместо лосося пытаются всучить не сайру, а черную икру. В общем, когда будешь разоблачать прекрасную Нинель, блокировку не ставь.

- Разоблачать - это значит избавлять от лишних облачений? Ну типа там всяких лифчиков и прочего.

- Нет, это значит выводить на чистую воду. И, насколько я еще не ослеп, Нинель лифчиков вообще не носит.

Из восьмерых, заинтересовавших Семичастного, в интернете двадцать первого века удалось найти упоминание о троих. И, что немало удивило Антонова, еще и про Нинель - отдельно. Самое интересное, что и имя, и фамилия скорее всего были настоящие. Во всяком случае, именно под ними она умерла в пригороде Тель-Авива от рака печени в две тысячи втором году. Ей тогда шел пятьдесят восьмой год, но узнать ее по фотографии было нетрудно. Собственно, только этим фото в траурной рамке и коротким сообщением «Скончалась... » сведения о ней и ограничивались.

Через пару недель после получения сведений из будущего Семичастный просветил Антонова о некоторых деталях разворачивающейся операции.

- Насколько мы поняли, тут американцы и евреи работают вроде как совместно. Главный вопрос, интересующий ЦРУ - ты действительно паранормальный целитель или просто клоун на подхвате у Ефремова. Все остальное они считают не очень важным.

С евреями несколько сложнее, хотя это как посмотреть. В твоих способностях они, похоже, не сомневаются. Зато помнишь третьего из моего запроса?

- Это который помер от лейкоза в конце семьдесят первого?

- Да. А еще он работает в Моссаде и считается там очень перспективным кадром. Во всяком случае, средств на то, чтобы тщательно залегендировать его как дядю Нинели, к тому же не раз помогавшего ей в трудные минуты, они не пожалели.

- Ага... - глубокомысленно протянул Антонов.

- Вот именно. В общем, если не хочешь с серьезным риском вытягивать его с того света в последний момент, ускорь наступление ситуации, когда девушка перед тобой откроется. В конце концов, мы тебе выделили не самую худшую из конспиративных квартир, а она уже четвертый месяц как простаивает зря.

- Будет исполнено, ваше величество! - щелкнул каблуками Антонов. - Нынче же ночью.

Семичастный с удивлением воззрился на него, но потом сообразил, что это цитата из

«Трудно быть богом». И усмехнулся:

- Прекрасно. И не бери, пожалуйста, пример с дона Руматы. Даже его, по-моему, такие комплексы не украсили, а уж тебя тем более.

- Володь, да ты что, разве я хоть с какого-нибудь бока похож на интеллигента, а прекрасная Нинель на какую-то доисторическую дону Окану? Вы там, главное, заранее проверьте свои магнитофоны и камеры, а то, если что-то сгорит в самый ответственный момент, я отвлекаться на починку не буду. Но все же жалко, если мне на память ничего не останется.