Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим

Но задание есть задание. Каганович хотел компромат, он его получит.

Оперуполномоченный подошел к телефону и набрал номер:

— Товарищ Макаров? Рогов на связи. Первичные материалы готовы. Да, будет убедительно. Через неделю представлю полное досье. Как успехи на других направлениях?

Выслушав ответ, он удовлетворенно кивнул:

— Отлично. Тогда продолжаем по плану. Следователь Горбунов уже подготовил первого арестованного?

Рогов помедлил, слушая собеседника:

— Хорошо. Пусть работает. Нам нужны показания о вредительском характере эксперимента. Да, я знаю, что это неправда. Но такова задача. До связи.

Повесив трубку, он подошел к окну. На улице зажигались фонари, прохожие спешили домой. Обычный московский вечер. Никто из этих людей не подозревал, какие интриги плетутся в высоких кабинетах, какая борьба идет за будущее советской экономики.

Рогов затянулся последний раз и затушил папиросу в пепельнице. Ему не нравилась эта работа, но выбора не было.

Машина запущена, и остановить ее невозможно. Экспериментом Краснова занялись слишком влиятельные люди. Если Сталин не вмешается лично, «промышленному НЭПу» не выжить. А Сталин… кто знает, что на уме у вождя?

Оперуполномоченный вздохнул, собрал документы и покинул конспиративную квартиру. Время работало против Краснова. Вскоре ему придется сражаться не только с идеологическими обвинениями, но и с сфабрикованными свидетельствами вредительства. И это будет намного опаснее.

Глава 14

Перед докладом

Внутренний следственный изолятор на Лубянке, пропитанный запахом карболки и сырости, жил своей жуткой размеренной жизнью. За толстыми стенами старинного страхового общества теперь располагался нервный центр советской госбезопасности.

В одной из допросных комнат на четвертом этаже горела единственная лампочка под жестяным абажуром, свисающая с потолка на длинном шнуре. Свет ее падал на простой деревянный стол и два стула.

Один занимал следователь Горбунов, плотный мужчина с квадратным лицом и тяжелым взглядом из-под кустистых бровей. На другом сидел арестованный, инженер Шаляпин, худой человек с впалыми щеками и измученными глазами. Его некогда аккуратная бородка растрепалась, а под глазами залегли темные круги от бессонных ночей.

— Итак, Шаляпин, — Горбунов постучал карандашом по раскрытой папке, — продолжим нашу беседу. Расскажите подробнее о вашей работе на Коломенском машиностроительном.

— Я уже все рассказал, гражданин следователь, — тихо ответил арестованный. — Я работал в конструкторском бюро, занимался проектированием паровых котлов повышенного давления для новых локомотивов.

— Это мы знаем, — нетерпеливо перебил Горбунов. — Меня интересует ваше участие в так называемом экономическом эксперименте товарища Краснова. Что вы можете рассказать об этом?

Шаляпин потер виски:

— Наше конструкторское бюро было переведено на хозрасчет в рамках эксперимента. Мы получили больше самостоятельности в планировании работы, в распределении ресурсов. Была введена система материального стимулирования за рационализаторские предложения, за экономию материалов.

— И как это отразилось на дисциплине? — сразу ухватился Горбунов.

— Дисциплина улучшилась. Люди стали работать заинтересованнее, появилось много новых технических решений.

Следователь хмыкнул:

— Не вешайте мне лапшу на уши, Шаляпин. У нас есть свидетельства, что система Краснова привела к подрыву трудовой дисциплины, к насаждению мелкобуржуазной психологии, к конкуренции между рабочими.

— Это неправда! — Шаляпин взволнованно подался вперед. — Эксперимент дал прекрасные результаты. Производительность выросла, качество улучшилось…

— Вот оно что, — Горбунов откинулся на спинку стула, изучающе глядя на арестованного. — Значит, вы убежденный сторонник этой вредительской системы? Интересно…

Он сделал запись в блокноте и продолжил более жестким тоном:

— А известно ли вам, Шаляпин, что эта система в корне противоречит марксистско-ленинскому учению? Что она возрождает капиталистические отношения в советской промышленности? Что она подрывает плановое начало нашей экономики?

— Но это же не так! — воскликнул Шаляпин. — Система Краснова не отменяет централизованного планирования, она лишь делает его более гибким, эффективным…

— Вот значит как, — медленно произнес Горбунов, постукивая карандашом по столу. — А о контактах Краснова с иностранными специалистами вы что-нибудь знаете?

— Да, к нам приезжали американцы, немцы. Они консультировали по техническим вопросам.

— И о чем они говорили с Красновым наедине?

— Я не знаю, — растерянно ответил Шаляпин. — Я не присутствовал на этих встречах.

Горбунов неожиданно стукнул кулаком по столу, заставив арестованного вздрогнуть:

— Не лгите следствию! У нас есть свидетельства, что вы лично переводили беседы Краснова с американцем Томпсоном! Что вы можете сказать об этом?

— Я… я действительно несколько раз переводил. Но там не было ничего противозаконного. Они обсуждали методы организации производства, технические вопросы…

— А передача секретных экономических данных? А получение инструкций от иностранных разведок? — продолжал напирать следователь.

— Этого не было! — Шаляпин с отчаянием взмахнул руками. — Клянусь вам! Все встречи проходили официально, с ведома руководства…

Горбунов резко сменил тактику. Он откинулся на спинку стула и заговорил почти дружелюбно:

— Послушайте, Шаляпин. Я вижу, вы попали в неприятную историю. Но вы можете помочь себе и следствию. Нам известно, что Краснов и его группа намеренно внедряли методы, подрывающие социалистическую экономику. Признайтесь, что вы были невольным исполнителем их вредительских планов, и мы зачтем это как смягчающее обстоятельство.

Инженер молчал, опустив голову.

— Подумайте о своей семье, — продолжил Горбунов тихим, вкрадчивым голосом. — У вас жена, дочь-школьница. Что с ними будет, если вы упрямо будете отрицать очевидное?

Шаляпин поднял воспаленные глаза:

— Что вы хотите от меня?

— Правду, — следователь придвинул к нему лист бумаги. — Напишите, как вы участвовали во вредительской деятельности под руководством Краснова. Как по указке иностранных специалистов внедряли методы, подрывающие плановую экономику. Как способствовали расхищению социалистической собственности через систему так называемого материального стимулирования.

— Но это же ложь! — воскликнул Шаляпин. — Эксперимент Краснова действительно повышает эффективность производства!

Горбунов вздохнул с наигранным сожалением:

— Вижу, вы не понимаете серьезности своего положения. Может быть, несколько дней в одиночной камере прояснят ваши мысли?

Он встал и выглянул в коридор, в комнату вошел конвоир.

— Увести! — распорядился следователь. — И никаких передач, никаких прогулок.

Когда арестованного вывели, Горбунов достал из ящика стола бутылку боржоми и налил в стакан. День выдался тяжелым.

Пятый допрос, а Шаляпин все еще сопротивлялся. Но это временно. Через неделю-другую он сломается. Все ломаются.

Дверь допросной открылась, и вошел Рогов.

— Как продвигается? — спросил он, присаживаясь на стул, где только что сидел арестованный.

— Пока сопротивляется, — Горбунов пожал плечами. — Но это ненадолго. Крепкий интеллигент попался.

— Твои методы известны, — усмехнулся Рогов. — Сломаешь кого угодно. Но в этом случае торопиться не надо.

— Почему? — удивился следователь. — Товарищ Каганович требует результатов как можно скорее.

— Да, но нам нужны качественные показания. Шаляпин ценный свидетель. Он лично работал с Красновым, присутствовал на встречах с иностранцами. Его показания должны быть убедительными.

Горбунов понимающе кивнул:

— Тогда другая тактика? Не давление, а постепенная обработка?

— Именно, — подтвердил Рогов. — Пусть сначала признает незначительные нарушения. Потом постепенно подводи его к мысли, что эксперимент Краснова объективно вредит социалистической экономике, даже если сам Шаляпин этого не осознавал.