Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Рыча как дикая зверюга, Аттила рвется вперед, кусая и лягая стоящих перед ним лошадей, а я обрушиваю свою булаву, не глядя и не целясь. Куда бы она ни попадала, она все равно либо уносит чью-то жизнь, либо сбрасывает всадников под копыта коней.

Чувствую, что количество пропускаемых ударов возросло, а отбитая левая рука уже еле держит щит. Улучив момент в этом бешено-кровавом водовороте, бросаю взгляд вправо и вижу только Зенона. Поворачиваю голову влево — никого из своих!

— Чёрт! — чертыхаюсь в голос, понимая, что слишком увлекся.

Насколько далеко — неизвестно, ведь назад-то не обернешься! Враг впереди, слева и справа! Он хоть и шарахается от меня, но всё равно норовит ткнуть копьём издали.

«Раз сзади не бьют, значит, тыл всё же прикрыт! — успокаиваю себя, но всё же придерживаю Аттилу. — Коли оторвался не фатально, то надо просто притормозить и подождать своих!»

Мысль здравая и как раз вовремя, потому как вижу, что неприятеля прибыло. Это вступила в бой агема Антигона и весь резерв его конницы. Теперь врага стало почти в четыре раза больше, чем нас, и Антигон разумно решил взять мою конницу в клещи. Его тяжелая кавалерия пошла в лоб, дабы поддержать сына, а вся прочая, растянувшись по фронту, пытается охватить нас с флангов.

Всё это я предвидел, и именно для этой минуты остались в резерве пехотный таксис наёмников и согдийцы Стасанора.

Мысленно адресую свой посыл Патроклу и сатрапу Согдианы:

«Ну, давайте, парни, не подведите!»

Может, почувствовав мой призыв, а скорее, здраво анализируя обстановку на поле боя, и Стасанор, и мой одноглазый учитель двинули свои отряды на врага почти одновременно. Согдийская конница встретила охват моего правого фланга, а пехота Патрокла — левого.

Теперь соотношение сил практически выровнялось, и весь фронт на нашем левом фланге на мгновение замер. Зато вот центр и правый фланг, наоборот, только-только начали входить во вкус.

Если бы я мог взлететь как птица, то увидел бы, что, несмотря на то что у меня на фланге рубилово уже давно в полном разгаре, в центре пехота до сих пор топчется на месте. Обе фаланги все еще не вступили в бой, наблюдая за схваткой слонов и перестрелкой легкой пехоты и лучников.

На правом крыле дело обстоит получше: там наши шестьдесят слонов опрокинули сопротивление двенадцати слонов противника и вломились в ряды его конницы. Чтобы уменьшить потери, Пифон приказал своим всадникам рассредоточиться, чем не преминул воспользоваться Эвмен.

Сжатый кулак из пяти агем всех подчиненных ему сатрапов ударил в образовавшийся прорыв. Тяжелая конница прикрыла с тыла атаку элефантерии, и противостоять этому у Пифона было нечем. Его агему попросту смяли превосходящие силы, а растянувшиеся ряды мидийской конницы атаковала кавалерия персидского сатрапа Феспия.

Левый фланг Антигона затрещал по всем швам и срочно потребовал подкрепления, но помочь ему было некому. Сам Антигон в это момент рубился с моими катафрактами, а все его резервы были уже брошены в бой. Даже те слоны, что с частью фессалийской конницы так азартно преследовали бегущих бактрийцев, и то не могли им помочь. Потому что им самим ударила в спину вторая волна отступающих бактрийских всадников и неожиданно для себя из догоняющих они вдруг превратились в преследуемых.

Там, вдали от общего боя, образовался свой отдельный фронт, поскольку превосходящие по численности бактрийцы в ближний бой не лезли, но и выйти слонам и фессалийцам из внезапно образовавшейся ловушки не давали.

Всё это я мог бы увидеть, если бы вдруг превратился в птицу, но без крыльев у меня оставалась лишь возможность отчаянно махать булавой и верить, что всё идёт так, как задумано.

Подождав, пока ко мне и Зенону пробьётся подкрепление, я вновь бросаю Аттилу вперёд. Сил осталось немного, и надо потратить их с максимальной отдачей. Стоять на месте нельзя, поскольку таранный удар тетрархии катафрактов задаёт тон всему моему флангу. Таран идёт вперёд — и все остальные давят; таран останавливается — и весь фланг буксует.

Взятый в самом начале темп оказался слишком высок для меня, но это я чувствую только сейчас. Булава поднимается вверх всё труднее, а дыхание становится всё чаще и тяжелее. Частота моих ударов редеет с каждой минутой, а сердце в груди, наоборот, бухает всё сильнее и чаще.

Рыча и скаля зубы, я заставляю себя отвлечься от мыслей о парализующей усталости.

«Ну что, не просто быть героем⁈ — подначиваю самого себя. — А ты думал как! Не будь девчонкой, не сдавайся! Вспомни, у Жанны д’Арк секира была любимым оружием, и ничего, она не плакала и не скулила как ты!»

Злость помогает отвлечься, и я с новой силой кидаюсь в бой. Хрясь! Мой удар проломил чей-то череп, а щит принял атаку меча с другой стороны. Вражеский меч настырно бьёт снова и снова, норовя обойти щит, но Аттила, словно понимая логику боя, крутанулся как бес и подставил врага под удар моей правой руки.

Вновь взлетела булава и — хрясь! — впечатываясь в щит, снесла врага с лошади!

Сражение на моём фланге топчется на месте, но я знаю, что время работает на нас. Пока мы вяжем боем лучшую конницу Антигона, его центр и левый фланг отступают под натиском превосходящих сил. Уже вступили в бой аргираспиды и буквально разорвали середину вражеской фаланги, а Эвмен со слонами и тяжёлой конницей из агем сатрапов обратил в бегство кавалерию Пифона.

Я вижу самого Антигона и его сына, но прорваться к ним у меня уже нет сил. Я всё ещё на острие атаки, но почти не двигаюсь вперёд, а тетрархия катафрактов, сжавшись вокруг меня в плотный треугольник, рубится со всей антигоновской агемой.

К счастью, наш противник тоже не из железа. То, что творится у них на другом фланге и в центре, давит на психику, надрываясь в сознании оскаленным, кричащим ртом.

— Обходят! Обходят, гады!

Их полководец тоже понимает, что продолжение боя грозит ему полным окружением. Антигон видит, что битва уже проиграна, и сколько бы он ни рубился здесь, на своём фланге, центр и противоположное крыло уже не спасти.

Ещё несколько мгновений яростной сечи — и я слышу протяжный вой трубы. Это Антигон трубит отступление: он ещё хочет спасти своё войско, отойти и перегруппироваться.

На это я лишь рычу про себя:

«Ну нет! Я с тобой тут бесконечно возиться не собираюсь!»

Мне уже видно, что разорванная в центре фаланга противника отступает, а конница Пифона попросту бежит, оголяя тыл всего войска. Это победа, и сейчас, во что бы то ни стало, надо развить этот успех и не дать Антигону организованно отойти и закрепиться в лагере.

Взмахиваю булавой и ору во всё горло:

— За мной! Ураааа!

Аттила бросается вперед, как настоящий демон войны, и мой бронированный клин впивается в отступающего врага, обращая его в паническое бегство.

Глава 14

Сатрапия Персида, область Габиена, 17–18 марта 316 года до н.э.

По краям большого шатра, несмотря на открытый полог, прячется сумрак, и только в центре, где горят свечи в четырёх бронзовых подсвечниках, достаточно света, чтобы осветить лица собравшихся здесь людей. Сейчас в моём шатре собраны все полководцы и сатрапы как моего, так и ещё недавно вражеского войска.

Да, вчера Антигон был полностью разгромлен! И пусть ему, Деметрию и ещё немногим его приспешникам удалось уйти с несколькими сотнями самой преданной кавалерии, всё равно это был полный и безусловный разгром. Фаланга противника была окружена и после предложения о сдаче, не особо раздумывая, перешла на мою сторону. Большая часть мидийской и прочей конницы тоже сдалась на милость победителя вместе с оставшимися в живых слонами.

Преследовать бегущего Антигона и остатки его войск я отправил Феспия со свежими частями персидской конницы. Своих стрелков в преследование я не пустил, полагая, что самые преданные воины в это неспокойное время будут более полезны в лагере. Кто-то должен охранять юного царя, то бишь меня. Мало ли что придет в голову всем этим людям, что теперь окружают меня. С виду они все вдруг стали милые и пушистые, а что там внутри — один бог знает! Я ни на миг не забываю про участь царя Филиппа, убитого приближённым телохранителем, смерть «своего отца» и будущее убийство Селевка человеком, клявшимся ему в преданности и почитании.