Товарищ "Чума" 10 (СИ) - "lanpirot"

Лишь Черномор нисколько не переживал, хотя тоже был полнейшим новичком. Он вообще хотел выпрыгнуть из самолёта без парашюта — свою способность к левитации он нам давно уже продемонстрировал. Однако, если даже наш внешний вид вызывал вопросы у пилотов, то выход из самолёта бородатого карлика без парашюта — и вовсе поверг бы их в шок.

Мы прыгнули на рассвете. Солнце еще не взошло, а лишь слегка окрасило алым небо на востоке. Земля под нами была словно бы покрыта серой пеленой предрассветных сумерек. Ветер выл в ушах, но я его не замечал. Ниже, всё ниже… Пора!

Парашют раскрылся с резким хлопком, и я плавно поплыл вниз. Пока я снижался, рядом раскрывались белоснежные купола парашютов моих товарищей. Отец Евлампий, несмотря на свои габариты и неадекватную для планирования одежду, держался достойно, мысленно вознося молитвы Господу.

Фролов, напротив, явно боролся с паникой, однако внешне этого никак не показывал, тоже благополучно снижаясь. Черномор, раскрывший парашют только для маскировки, подлетая к земле, сбросил его с плеч, и теперь просто парил в воздухе как воздушный шарик. Еще большее сходство с воздушным шариком придавала Черномору длинная борода, которая теперь свободно свисала.

Место приземления было выбрано заранее — большая поляна, расположенная на самой опушке хвойного леса, где, как я надеялся, теперь заправляет всем дедко Большак. Я приземлился мягко: земля под ногами — влажная, покрытая мхом и опавшей хвоей. А вот батюшка тяжело впечатался в землю неподалёку, так, что даже громко охнул, упав набок.

— Живой? Ничего не сломал?

— Господь не допустил… — хрипло ответил отец Евлампий, пытаясь освободиться от парашюта. — Аминь!

— Все на месте? — крикнул я.

— Есть, — донесся голос Фролова из кустов неподалёку. — Только что приземлился. Чуть не зацепился за верхушку ели…

— И я здесь, — прозвучал третий голос — Черномора. Он не опустился на землю, а продолжал парить в воздухе, держа голову вровень с нашими головами. Так, видимо, он казался себе обычного «человеческого» роста.

— Отлично! — произнёс я, подходя к кромке леса. — Дедко Большак! Отзовись! — позвал я лешего.

Но лес молчал. Лишь ветер шевелил верхушки сосен, да где-то далеко прокричала ворона. Я нахмурился. Такого не должно было быть — дедко Большак чувствовал мое приближение к лесу и всегда выходил навстречу.

— Может, не слышит? — предположил Фролов, вытирая пот со лба. — Заснул, например…

— Лешие не спят, когда в их лес приходят чужие, — проворчал Черномор, медленно вращаясь в воздухе. Его борода извивалась, словно живая, а глаза сверкали подозрительно.

— Ну, вам виднее, — пожав плечами, пробормотал Фролов. — Я пока что ни одного лешего вживую не видел.

Я прислушался — тишина. Только шелест листвы и дальний крик птицы где-то в вышине. Я повторил зов, на этот раз с большей настойчивостью:

— Дедко Большак! Покажись!

Лес как будто затаил дыхание. Даже ветер стих. Фролов нервно переступил с ноги на ногу, оглядывая окружающие деревья. Отец Евлампий твердо сжал крест в руке, бормоча под нос какие-то молитвы. Каждый из нас сейчас подсознательно ожидал каких-то неприятностей. Но вдруг…

— Здрав будь, товарищ мой Чума! — Голос был шершавый, словно кора старого дуба, но в нём чувствовалась какая-то хитринка.

Из-за ближайшей сосны появился старичок — сухонький, благообразный, с длинной седой бородой зеленоватого оттенка, на этот раз отчего-то оказавшейся заплетённой в косу. В руке он держал узловатую клюку, а из-под широкополой шляпы проглядывали настороженные глаза, похожие на угольки.

Дедко Большак щурился, разглядывая нас, и я заметил, как его взгляд на мгновение задержался на Фролове, который во все глаза тоже рассматривал лешего, которого еще недавно считал не более, чем волшебной сказкой или деревенской байкой. Судя по выражению лица Фролова, он сейчас пожалел, что не прихватил с собой чего-нибудь съестного, типа хлеба с солью — традиционный дар для лесного хозяина.

Я сделал шаг вперёд, вступая на территорию леса, и мы крепко обнялись с лешим — моим верным другом и соратником:

— Я рад тебя снова увидеть старина!

— И я тебя, товарищ мой Чума! — отозвался лесной владыка.

— Дедко, а что в лесу не так? — поинтересовался я. — Ты обычно откликался на мой зов намного раньше.

Старик заерзал, поглаживая бороду.

— Неспокойно как-то в лесу, товарищ мой Чума… После того случая с демоном, лес всё еще не восстановился от его губительного воздействия. Вот не всегда и откликается, как положено. Да и новые это владения мои, еще до конца не сжился я с ними.

Я вспомнил деревья, искорёженные силой Хаоса. Вспомнил безумные пейзажи вековечной Тьмы, от которых в пору сойти с ума. Вспомнил, что будет со всеми простаками, которые абсолютно не приспособлены к такой жизни, и умрут первыми. Хотя, и одарённые протянут ненамного дольше… И поэтому нам надо спешить.

— Вы же к Пескоройке собрались? — полуутвердительно произнёс леший. — Так и пойдёмте по-нашему, по-лесному! — Дедко Большак хитро прищурился, ткнул клюкой в сторону густых зарослей и засеменил вперёд, не оглядываясь.

Тропа, на которую он нас вывел, казалась обычной лесной тропкой — узкой, петляющей между сосен, усыпанной хвоей. Но я и мои спутники уже столько раз пользовались этой волшебной дорогой, что никто из них не обманулся в своих ожиданиях.

Был лишь один нюанс: с каждым шагом деревья вокруг будто сдвигались, открывая проход то слева, то справа, а позади стволы сразу смыкались, словно мы и не проходили там вовсе. Ветви тянулись к нам, иногда щекоча лицо, иногда — осторожно проводя по плечам, будто проверяя, свои ли мы.

— Это нормально? — произнёс Фролов, нервно отмахнувшись от колючей еловой лапы. — С тобой всё было по-другому…

— Для лешего, наверное, нормально, — сказал я, пожимая плечами. — Он просто ведёт нас своим путём.

Дедко Большак шёл впереди, его зеленоватая борода колыхалась в такт шагам, а узловатая клюка оставляла на земле едва заметные отметины — будто невидимые нити, по которым лес узнавал своего хозяина. Леший фыркнул и вдруг резко свернул в сторону, протиснувшись между двумя толстыми стволами, которые до этого казались сросшимися. Мы послушно следовали за ним.

— Подождите! — Фролов резко остановился, едва не споткнувшись о торчащий из земли корень. — Там же нет прохода!

Но деревья послушно расступились, обнажив узкий проход, затянутый сизой дымкой. Отец Евлампий перекрестился и шагнул первым, шепча молитву. Я почувствовал, как воздух стал гуще — влажным, пропитанным запахом мха и старой древесины.

— Не бойтесь, — проворчал леший, не оборачиваясь. — Лес вас не тронет. Раз уж я взялся — значит, доведу. Я здесь полновластный хозяин!

Мы шли уже несколько минут, но тропа вела себя странно: то поднималась вверх, то ныряла вниз, земля будто бы подрагивала. Сучки под ногами Фролова трещали с подозрительной громкостью, а ветви то и дело цеплялись за рукава, словно проверяя крепость ткани.

— А долго еще идти? — спросил Фролов, вытирая пот со лба.

Леший лишь хрипло рассмеялся:

— Тут, милок, время не меряется шагами. Идем, покуда не дойдем. А без тропинки моей неделями и месяцами мог бы по округе плутать! Леса здесь большие, дремучие, — довольно произнёс он. — Не чета моему родному…

И тут тропа внезапно оборвалась.

Мы оказались на странной поляне, посреди которой стоял огромный высоченный пень, весь покрытый резными символами — то ли рунами, то ли древними охранительными знаками. Вокруг него росли грибы, выстроившиеся в почти идеальный круг.

— Это же ведьмин круг… — начал было отец Евлампий, но Дедко Большак резко поднял руку, заставляя священника замолчать.

— Я знаю, что это, — произнёс он. — Здесь молились древним богам, принося им кровавые жертвы…

— Да не богам, а бесам! — раздражённо перебил лешего отец Евлампий.

Дедко Большак вздохнул и покачал головой, словно устал от споров: