Золотая лихорадка. Урал. 19 век (СИ) - Тарасов Ник

— А с ними… — продолжал Митя, и голос его упал до шепота, — с ними люди купца Рябова. Двадцать человек. Для «охраны», как сказал урядник. Я в кабаке сидел, урядник там хвастался перед кабатчиком. Я все слышал. Они не проверять идут. Они вас брать идут. Сказали, если будете отстреливаться — объявят бунтовщиками и всех на месте положат. У них бумага от Аникеева есть.

Я смотрел на этого заморыша, на его трясущиеся руки, на его искренний ужас, и понимал — он не врет. Степан когда-то спас его от долговой ямы, и теперь этот парень, рискуя всем, принес нам весть.

— Спасибо, Митя, — сказал я твердо. — Ты спас нам жизнь.

Я достал из своего тайника несколько серебряных рублей и вложил ему в руку.

— Вот. Это тебе. Сейчас поешь, отдохнешь. А до рассвета Фома выведет тебя из леса другой тропой. Возвращайся в город и затаись. Никому ни слова.

Когда парня увели, я остался в конторе с Игнатом и Степаном. Елизара тоже позвали.

— Итак, — начал я, и голос мой звучал ровно, без тени паники. — У нас есть время до утра. Часов шесть-семь. Они придут не как бандиты, а как закон. С бумагой. Это их главный козырь. И мы должны выбить этот козырь у них из рук.

Я смотрел, как за Митей, ведомым бесшумной тенью Фомы, смыкается ночной лес. Дверь в контору тихо прикрылась, отсекая нас от остального мира. В маленькой комнатке, освещенной дрожащим пламенем свечи, повисла тишина, густая и тяжелая, как чугунный котел. Нас было четверо: я, Игнат, Степан и Елизар. Мой военный совет.

— Итак, — нарушил я молчание, и голос мой прозвучал глухо, будто я говорил со дна колодца. — У нас есть шесть часов до рассвета. Шесть часов, чтобы подготовиться к визиту.

— Двенадцать бойцов, десять винтовок, — Игнат инстинктивно коснулся прислоненного к стене оружия. — Мы можем их встретить. Можем положить всех до единого.

— И что потом, Игнат? — я посмотрел ему прямо в глаза. — Что мы скажем, когда через месяц сюда придет рота настоящих солдат с пушкой? Что мы, горстка старателей, перебили официальную комиссию, пришедшую с проверкой? Нас повесят на ближайших соснах как бунтовщиков, и никто даже разбираться не станет.

— Но они же сами идут убивать! — в голосе Степана зазвенели истерические нотки. Он вскочил, нервно заламывая руки. — Это же подлость! Ловушка!

— Вот именно, — я стукнул кулаком по столу, и пламя свечи метнулось в сторону. — Это ловушка. Хитрая, продуманная, юридически безупречная ловушка. Они придут не как бандиты. Они придут как Закон. С бумагой, с печатью, в сопровождении представителя власти. Это их главный козырь. И если мы ответим силой на их «закон», мы проиграем. Значит, мы должны лишить их этого козыря. Мы должны встретить их своим законом.

Я повернулся к Степану. Писарь стоял, осунувшийся, бледный, в его глазах плескался страх.

— Степан. Ты помнишь, как мы составляли челобитную на эту землю? Ты тогда сказал, что станешь моим щитом. Время пришло.

Я подошел к своему походному сундуку, достал из него бутылку красного французского вина, купленного Игнатом в городе для особых случаев, и две чистые глиняные кружки. Налил до краев. Одну протянул Степану.

— Вот. Это не водка. Это лекарство для ума.

Затем я достал чистую гербовую бумагу (которую также Игнат купил в городе), чернильницу, набор перьев. Разложил это перед ним на столе, как хирург раскладывает инструменты перед операцией.

— Ты — наш главный калибр сегодня, Степан. Ты должен сотворить чудо. Ты должен за одну ночь создать из ничего безупречную юридическую броню для нашей артели.

Степан смотрел то на вино, то на бумагу, и я видел, как в его потухших глазах зарождается искра. Не пьяный азарт, а вдохновение гения, которому бросили вызов.

— Что… что я должен написать? — прошептал он, беря кружку дрожащей рукой.

— Все! — я обвел рукой контору. — Ты должен описать и узаконить все, что мы здесь сделали. Первое — устав артели. Пропиши все: правила приема, рабочий день, систему оплаты, запрет на пьянство, долю за самородки. Все, о чем мы говорили. Чтобы все было по закону, по совести. Второе — реестр работников. Все до единого, от меня до Марфы, с указанием должности и жалованья. Мы — не банда беглых, мы — официальное предприятие. Третье, и самое главное, — отчет о добыче. Мы ведем строгий учет. Каждый золотник, каждый фунт. И мы готовы платить с него в казну положенную десятину. Понимаешь? Мы — не воры, мы — честные государевы налогоплательщики!

Степан сделал большой глоток вина, и его глаза загорелись. Он понял. Он понял красоту замысла. Мы не будем оправдываться. Мы нападем первыми.

— А шлюз? — спросил он. — Они же прицепятся к «нелицензированному механизму».

— А ты назови его не «шайтан-машиной», а «промывочным станком улучшенной конструкции для повышения производительности и более полного извлечения золота в пользу казны», — отчеканил я. — Напиши прошение на его регистрацию. Мол, мы изобрели, испытали и теперь просим контору его узаконить для блага Отечества!

Степан расхохотался. Тихим, сдавленным, но совершенно счастливым смехом. Страх ушел. Перед столом сидел не спившийся чиновник, а виртуоз, маэстро канцелярской интриги. Он взял перо, обмакнул его в чернила, и его рука замерла над листом, как лапа хищника перед прыжком.

— Не мешайте, — прошептал он, не поднимая головы. — Я работаю.

Я оставил его, зная, что он справится. Я повернулся к Игнату и Елизару.

— Теперь физическая защита. Но не та, что вы думаете.

Мы вышли на крыльцо. Ночь была тихой и черной.

— Игнат, поднимай своих волков. И моих артельщиков. Всех. Вооружай. Винтовки — твоим людям. Нашим — ружья, топоры, тесаки. Но приказ один, и ты доведешь его до каждого: ни одного выстрела без моей прямой команды. Ни одного! Мы не нападаем. Мы защищаем свой дом.

Игнат молча кивнул и растворился в темноте казармы.

— Елизар, — я повернулся к старику. — Все ловушки, которые мы ставили, — деактивировать. Снять самострелы, завалить ямы, убрать петли. Все до единой. Путь к нашему дому должен быть чистым и открытым. Они должны прийти сюда без помех.

Старик посмотрел на меня с недоумением.

— Как же так, Андрей Петрович? Сами же строили…

— Раньше мы защищались от бандитов. А завтра к нам придет «закон». И если хоть один из них сломает ногу в нашей яме, нас обвинят в нападении на представителей власти. Мы должны быть чисты. Как слеза младенца.

Елизар нахмурился, но спорить не стал. Он бесшумно исчез в лесу, чтобы разобрать наши смертоносные творения.

Оставалась третья, самая важная часть плана. Психологическая. Я вернулся в общий зал. Через полчаса он был полон. С одной стороны, у стен, стояли двенадцать волков Игната, сжимая в руках новенькие винтовки. С другой — мои работяги, бледные, испуганные, но с упрямой решимостью. Я вышел в центр.

— Завтра утром к нам придут гости, — сказал я, и мой голос гулко разнесся под бревенчатым потолком. — Чиновник Аникеев, урядник и два десятка головорезов Рябова под видом охраны. Они придут, чтобы объявить нас бандитами и забрать все, что мы создали. У них есть бумага. Они считают, что это их право.

Я обвел взглядом их лица.

— Утром, когда они подойдут, вы все будете на своих местах. Но вы не будете прятаться. Вы выйдете и встанете. Здесь, перед домом. В две шеренги. Без оружия в руках. Оружие будет лежать у ваших ног. Вы будете стоять молча. И смотреть на них. Просто смотреть.

По рядам артельщиков прошел недоуменный ропот.

— Как это — без оружия? — не выдержал Петруха. — Да они нас голыми руками возьмут!

— Они не посмеют, — ответил я. — Они идут сюда, чтобы спровоцировать нас на бой. Они хотят, чтобы мы начали стрелять. А мы не дадим им этого. Мы покажем им не банду, а строй. Не разбойников, а дисциплинированную артель, которая стоит на своей земле.

Я повернулся к волкам Игната.

— Ваш выход будет позже. Когда я подам знак, вы появитесь. Из казармы, из леса, со всех сторон. С винтовками наперевес. И просто возьмете их в кольцо. Без единого выстрела.