Подпольная империя (СИ) - Ромов Дмитрий

— Заходи, зятёк, — кивает он, — несостоявшийся. Две новости у меня. Одну ты уже знаешь. Дочь моя села на поезд и отправилась во взрослую жизнь. А вторая та, что на этой неделе будем твоего Фрица поганого брать. Его и подельников. Вот так-то. А, есть ещё третья. Сам догадайся. Посмотри на меня и догадайся.

Я внимательно его осматриваю и делаю осторожное предположение:

— Зашился?

— Тьфу на тебя, — мрачнеет он. — Почему зашился-то? Просто завязал и всё. Не пью больше.

— Молодец, — киваю я, — рад, что ты внял голосу разума. Поздравляю. Давай письмецо-то от дщери твоей.

Он протягивает конверт, и я не глядя запихиваю его в карман.

— Про Фрица я могу сообщить оперативные данные, прошу их учесть, при планировании задержания.

— Ладно, — соглашается Рыбкин, — давай свои данные.

— Завтра или послезавтра, — отвечаю я. — Созвонимся, дядь Ген. Побежал я. У меня ещё пёс негуляный.

— Ну-ну, пёс, — хмыкает он. — Беги уж, читай.

Действительно, мне не терпится прочитать это послание, но у дома меня поджидает смурной тип с железными зубами.

— Здорово, Бро, — цедит он. — Давай бабки.

— Скажи Киргизу, что я не успел собрать, — отвечаю я. — Будут дня через два, но сразу тридцать. Скажи, Цвет всё разъяснил. Бабло будет. Сумеешь запомнить?

Он сплёвывает под ноги:

— Сумею. Только это ещё не всё.

— Ну, а что ещё?

— Тебя Парашютист вызывает.

— Вызывает? — хмурю я брови. — А кто такой Парашютист, чтобы меня вызывать?

— Твой новый батя, ёпта… Прыгай в тачку.

Он кивает на “Копейку”, стоящую рядом и вылезающего из-за руля бугая.

— Да мне похеру ваш Парашютист, — отвечаю я.

— А ты ему походу не похеру, — пожимает плечами железная челюсть. — Лезь в тачку.

15. Шкуры неубитых медведей

Я, конечно, как колобок — и от бабушки могу уйти, и от дедушки. Но надо ли? Может, в свете последних событий стоит узнать, чего он хочет, Парашютист этот? Как-то странно он ведёт себя. В прошлый раз, когда мы виделись, он едва в штаны не наделал, а сейчас явно нарушает директиву Цвета и приближается ко мне ближе, чем ему разрешено.

Возможно, там хороводит мой “друг” Киргиз. Что же, посмотрим…

— Ну, ладно, — равнодушно говорю я и пожимаю плечами. — С собакой догуляю, домой её заведу и поедем.

— В тачку, сказал! — наседает серебряная челюсть. — Плохо слышишь, что ли? Или не догоняешь просто?

— Я-то, хорошо слышу, и даже догоняю неплохо, а вот ты походу имеешь когнитивное расстройство. Я же тебе ответил. Значит услышал, то, что ты сказал, правильно?

Я усмехаюсь и поворачиваю в сторону.

— Э! — бросает мне в спину зубастый и, догнав в один, шаг хватает за плечо.

Радж этого допустить никак не может и поэтому моментально оказывается рядом. Он начинает злобно рычать и лаять.

— Тише, Раджа, тише, — успокаиваю его я и, резко повернувшись, сбрасываю руку с плеча. — Ещё раз прикоснёшься, сломаю, авторитетно заявляю.

Для убедительности я заламываю руку зубастому, поворачивая его, как балерину, на сто восемьдесят. Бугай из-за руля устремляется ко мне, но я отпускаю серебряную челюсть прежде, чем тот приближается. Биться с ними я не собираюсь.

— Или ждёте, или сваливаете, всё просто, — говорю я и, как коня, потрепав собаку по холке, веду на прогулку.

Вернувшись через пятнадцать минут, вижу понурых бандосов, ждущих у моря погоды. По моим соображениям, мочить меня Киргиз ещё не готов, поскольку деньги ему, действительно нужны. Так что, посмотрим, чего он хочет.

— Мам, покорми, пожалуйста, Раджа. Я отойду ненадолго, — кричу я, запуская пса домой, и возвращаюсь во двор.

Подхожу к машине и забираюсь на заднее сиденье. Мои сопровождающие тоже садятся в машину. Один — за руль, второй — на место переднего пассажира.

Едем по вечернему городу, правда совсем недолго. Сначала по прямой по 50 лет Октября в сторону больницы, где я лежал с Платонычем. Если честно, такое чувство, будто прошло уже сто лет с тех пор… Потом сворачиваем к Крытому рынку и останавливаемся у “Волны”. Это ресторан. Насколько мне известно, далеко не самый лучший.

Это потом, в оптимистичные двухтысячные здесь на некоторое время воцарится гастрономический дух, и каким-то ветром сюда занесёт французского шефа. Правда, еда будет странной и не совсем французской, зато очень дорогой. Но до этого ещё дожить нужно. Ну, а сейчас здесь дух не гастрономический, а базарный. Близость рынка и обилие удачливых купцов из среднеазиатских республик, а также странная, вокзального вида публика, тусующуюся вокруг, всегда рисовали в моём воображении картины из Ростовской жизни. Ростов-папа и всё такое. Как там в песне поётся, “В Ростове шикарные плюхи” …

Мы выходим из машины и идём почему-то не к главному входу, а за угол. А там, пройдя через служебный вход, двигаем по тёмному коридору с крашеными стенами и бетонным полом. Потом мы неожиданно оказываемся на большой и шумной кухне. Стены здесь обложены белым кафелем, повсюду снуют люди в поварских куртках и колпаках, горят конфорки большущих газовых плит, а внушительных размеров электрические котлы парят как пробуждающиеся вулканы.

Мы, как ни в чём не бывало проходим через кухню, преодолевая завесу из пара и запаха солянки. Выходим в вестибюль с туалетами и проходим в дверь с надписью “Не входить”. Это небольшой салон или кабинет. В центре стоит стол, покрытый белой скатертью, плотно заставленный блюдами с едой и бокалами. У стены стоит немного просиженный диван с пёстрой обивкой и такое же кресло.

За столом сидит Парашютист.

— Какие люди, — довольно скалится он. — Я уж думал, что ты не придёшь. Что так долго?

Он делает знак моим конвоирам, они отходят в сторонку и садятся на диван.

— Присаживайся к столу, Бро, — продолжает он. — Бери, что на тебя смотрит. Угощайся.

Я сажусь, но на еду, разумеется, не обращаю никакого внимания. Смотрю на Парашютиста, ожидая объяснения.

— Да ты угощайся, чё стесняться-то? Я же тебя приглашаю.

— Так это приглашение было, — усмехаюсь я, — а я думал требование.

— Приглашение, конечно, — фальшиво улыбается он. — А что, ребята перегнули с уговорами?

Я хмыкаю, но ничего не говорю. Из вежливости кладу на тарелку пару тонких ломтиков балыка.

— Я вот решил, — ласково говорит Парашютист, — поближе с тобой познакомиться. Да ты ешь. Водку будешь? Борек, свисни там халдея.

Водитель поднимается с дивана и выходит из зала.

— Мне нельзя после травмы, — отвечаю я, не сводя с него глаз.

Он похож на крестьянина. Прямые соломенные волосы подстрижены не под горшок, конечно, но как-то безыскусно. Водянистые серо-голубые глаза смотрят с хитрецой, мясистые щёки покрыты оспинами.

— Кто не курит и не пьёт, — глумливо хихикает он, — тот здоровеньким помрёт. Так что ли?

— Так мы же не торопимся, — усмехаюсь я. — Поживём — увидим.

— И то верно, — соглашается Парашютист. — Но и часа своего не знаем. Правильно?

— Я молча киваю.

— Ну, и как тебе под Цветом живётся? — двигается он дальше. — Подо мной было бы лучше. Стопудово, отвечаю

Да ты что? Серьёзно? Желаешь баблишко в свои карманы перенаправить? Ну, ты шустрый малый, вперёд всех подсуетился.

— Хочешь, чтобы я твоим данником стал? — делаю я удивлённое лицо. — А зачем это мне?

— Ну, как зачем? Ты же умный кент, говорят. Платить мне будешь меньше, чем Цвету, охранять тебя лучше, чем он буду, опять же с Киргизом порешаю. Чем плохо? Всяко лучше, чем сейчас. Я же не зверь половину брать.

— А с крышей как? И с крышей порешаешь?

— А-ха-ха, — смеётся он, делая хитрое лицо. — Думаешь, я не знаю, что ты с крышей напрямую завязан? Знаю. Я всё знаю, так что думай. Выгода налицо. Ты ешь-ешь…

— С Киргизом замириться — это дело, конечно, — киваю я. — Парень он толковый и жалко с ним собачиться. Да вот только Цвету это всё не понравится, как пить дать. И как с ним решать? И ещё вопрос немаловажный. Сколько ты хочешь?