Подпольная империя (СИ) - Ромов Дмитрий

Сбытовик кивает практически после каждого слова директора.

— Следующая проблема, — продолжает тот, — это чрезмерно развившаяся активность “Комсомольского прожектора”. Начальник штаба Курганова слишком рьяно занимается поисками нарушений и идёт буквально по пятам за нами. Егор Андреевич, надо будет с ней что-то решать, потому что сейчас она перекраивает графики рабочих смен и нарушает наш, так называемый, ночной процесс. Мы же не можем всех работниц использовать для наших целей, ну, вы понимаете. А она со своими улучшениями и оптимизацией нам все карты путает.

— Совершенно верно, — подтверждает рыхлый зам.

— Ещё у нас намечается проблема со сбытом. Поскольку джинсы по официальным каналам мы продавать не можем, нам нужно выстраивать собственные линии сбыта. Вот, собственно, основные задачи, которые мы надеемся решить с вашей помощью, Егор Андреевич.

— С Кургановой я позанимаюсь, — киваю я. — По остальным позициям… Мне нужно больше информации. Если имеется какая-то отчётность, хотелось бы с ней познакомиться, да и вообще понять более точно, как всё работает.

— Это не вопрос, — кивает Спицын. — Сейчас, прямо после совещания можем всё посмотреть, пройти по цехам, глянуть на склад. Я вам всё расскажу и покажу.

Мы ещё какое-то время обсуждаем наши дела, а потом я ухожу с замом знакомиться с делами. На лестнице мы сталкиваемся с Настей Кургановой.

— Здравствуйте, — говорит она, останавливаясь. — Егор, мне нужно поговорить.

— Привет, Настя, — отвечаю я. — Я сейчас занят с Дмитрием Аркадьевичем. Он согласился познакомить меня с производством. Давай чуть позже поговорим.

Она нетерпеливо поджимает губы.

— Боюсь, — отвечает она, — это не терпит отлагательства. Вопрос серьёзный.

— Ну хорошо, говори, решим его оперативно.

Курганова бросает короткий взгляд на Спицына и мотает головой.

— Нет, это может… В общем, я думаю, нам нужно вызывать ОБХСС. Мы с ребятами кое-что обнаружили…

16. Все на борьбу с хищениями социалистической собственности

— Серьёзно? — спрашиваю я с неподдельной тревогой в голосе. — Что-то требующее немедленного решения?

— Боюсь, что да, — кивает головой начштаба “КП”.

— Ну что же, идёмте скорее в комитет. Думаю, Дмитрию Аркадьевичу тоже будет необходимо послушать.

Курганова снова бросает короткий взгляд на Спицына и качает головой.

— Я бы хотела сначала с вами это обсудить… прежде, чем обращаться к руководству предприятия…

Вот ведь какая. Неловкая, конечно, ситуация… Главное, надо вести себя естественно.

— Ну, хорошо… — я поворачиваюсь к Спицыну. — Извините, Дмитрий Аркадьевич, сначала мы должны сами всё тщательно взвесить, чтобы не наводить беспочвенные подозрения, а тем более, обвинения, а потом уже будем выходить на уровень руководства.

Он нервно крякает.

— Это неслыханно! — бросает он возмущённо, но кивнув, разворачивается и уходит, возвращается обратно.

Думаю, идёт к директору, а я с Настей Кургановой захожу в её маленькую коморку, где стоит небольшой стол и четыре стула. На стене рисованные портреты Ленина и Дзержинского. У окна, закрывая свет, громоздится внушительного размера сейф.

— Ну, — вопросительно киваю я, — чего нарыла? Рассказывай.

— Егор, я, конечно, не на сто процентов уверена, но, думаю, милиция разберётся, что и как.

— Разберётся, ясно дело. Но если тревога будет ложной, тебе неслабо прилетит по ушам. Да и для репутации всего предприятия будет нанесён удар.

— Вот же все заладили! — закипает она. — Доброе имя, да доброе имя! И ты теперь с этой репутацией туда же! А хищения, значит, пусть процветают, лишь бы только никто о нас плохо не подумал? Так что ли?

О, как разошлась, личико красное, густые брови сведены, нахмурены, грудь вздымается, кулаки сжаты. Горит человек на работе.

— Нет, мой дорогой товарищ, — отвечаю я, сдерживая улыбку. — Не так. За то, что ты со своими соратниками выявила нарушения, я тебя благодарю. Хищениям не должно быть места в нашей жизни, и мы хотим защитить общество от подобных проявлений. Но ты сама подумай. Если обвинишь человека и все будут смотреть на него, как на врага, а потом выяснится, что он не причём, невиновен, каково ему будет?

— Да, я это всё понимаю, но у нас на складе, — понижает она голос, — имеется неучтённая продукция.

— Точно? — прищуриваюсь я.

— Боюсь, что да. Сегодня меня туда не впустили, иначе я бы сейчас тебя туда отвела, но вчера мы с ребятами проводили сверку и обнаружили изделия, которых вообще нет в нашем плане.

— И что это за изделия?

— Брюки мужские, хлопчатобумажные, синего цвета. Джинсы.

— Джинсы? А мы что, шьём джинсы? — удивляюсь я.

— В том-то и дело, что нет.

— И ты сама их видела?

— Видела, хоть и не разглядывала, — твёрдо говорит она. — У нас есть две бригады, которые постоянно заняты на сверхурочных работах. Мы беспокоились, что это нарушает их права, но они все в один голос утверждают, что всем довольны.

— Так они, наверное, получают надбавку за сверхурочные?

— Разумеется.

— Ну, поэтому и довольны, — пожимаю я плечами.

— Так вот они, наверное, и шьют левак.

— Левак? На фабрике? Думаешь, это возможно? Нужно ведь сырьё провести по бумагам и потом всё это… ну… короче сфабриковать кучу поддельных документов. Это возможно только с ведома руководства. Ты об этом не думала?

— Ну да, в том-то и дело, поэтому я и не хотела обсуждать проблему при замдиректора.

— А может, нужно было всё-таки задать вопросы? Вдруг есть простые объяснения всему, что ты нашла. Ты не обращалась к руководству?

Она достаёт из сейфа пачку бумаг.

— Во-первых, руководство-то как раз и вставляет палки нам в колёса, а, во-вторых, я им не доверяю, поэтому не могу к ним обращаться. Ты человек новый, поэтому я и рассказываю тебе всё это. Вот смотри сколько у меня здесь бумаг и зафиксированных подозрительных фактов. Это всё уже подготовлено нами для ОБХСС. Так что, нужно вызывать.

— Уверена?

Она задумывается, но тут же трясёт головой и подтверждает:

— Уверена.

— Хорошо. Тогда давай вызывать.

— Прямо сейчас?

— Ну а чего тянуть? Все на борьбу с хищениями социалистической собственности.

Она смотрит на меня с недоверием.

— Ты единственный, кто сразу со мной согласился…

— Я придерживаюсь такого мнения, что, если ты с твоими бойцами проделала большую работу, и все вы пришли к единому заключению, значит нужно доводить дело до конца. Не переживай, если вдруг окажется, что тревога ложная, я тебя на съедение не отдам.

— На съедение? — растеряно повторяет она.

— Ну, разумеется. Если окажется, что все эти факты неверно интерпретированы, на тебя обрушится недовольство начальства. Ты же это понимаешь?

— Да, — говорит она уже не так твёрдо.

— Разгневанное руководство может даже попытаться тебя уволить.

— Понимаю, — кивает она.

— Но мы тебя отстоим, не переживай. Только я хотел бы глянуть бумаги, разумеется.

Настя несколько секунд размышляет над моими словами, и пауза затягивается.

— Хочешь показать только милиции?

— Да, — несколько раз кивает она. — Милиции.

— Ты прям, как группа Гдляна и Иванова, — усмехаюсь я. — Что вот с тобой делать? А вдруг там чепуха какая-нибудь?

— У меня такое чувство, будто ты тоже хочешь меня отговорить, — чуть прищуривается она.

— А ты та ещё штучка, — качаю я головой. — Может, тебя в школу милиции направить от предприятия? Принципиальная, целеустремлённая, подозрительная, будто из тридцать седьмого года. У тебя парень-то есть?

— Что? — она вдруг вспыхивает, краснеет и, резко вздёрнув подбородок, восклицает девичьим звенящим голоском. — Какое это вообще имеет значение?!

— Никакого, это я так для себя, чтобы понимать, есть ли у меня шанс. Ладно, пошли звонить. Запирай вещдоки свои.

Я выхожу из её коморки. Вот же заноза в одном месте. Не успел ещё работать начать, а вся деятельность уже оказалась под угрозой. Захожу в комитет комсомола и беру в руки телефонный справочник.