Представитель (СИ) - Семин Никита

Когда я закончил, в зале повисло молчание. Было неприятно услышать, что несмотря на все успехи первых месяцев войны, они вскоре могут пойти прахом просто из-за слабости экономики страны в сравнении с тыловым обеспечением врага.

— Хорошо, — первым нарушил тишину товарищ Сталин, — спасибо, товарищ Огнев, за доклад. Есть ли у кого-то вопросы к докладчику?

Вопросы были, но в основном уточняющие. На сколько по мнению специалистов института нам необходимо нарастить выпуск военной продукции и за счет каких секторов это можно сделать. Будто я только что не озвучивал это, когда читал доклад! Но вопрос тут же сменялся аргументами спрашивающего о том, почему его ведомство или не может, или затрудняется поступить так, как рекомендуют аналитики института. Члены политбюро не особо рвались менять что-то в работе подконтрольных им ведомств и искали любые лазейки в прозвучавших тезисах доклада для того, чтобы не менять работу или менять по минимуму. Я отвечал, в основном доказывая правоту аналитиков института, минут тридцать, пока Иосифу Виссарионовичу это не надоело, и он не вынес вопрос на голосование — принять ли рекомендации института, как руководство к действию, или нет. Причем по его взгляду становилось понятно — если кто-то проголосует «против», то позже будет иметь личную беседу с Главнокомандующим. И чем она закончится неизвестно и больше будет похожа на игру в лотерею. Рисковать никто не захотел.

— Мы понимаем, что делать нам, — негромко сказал товарищ Сталин, когда присутствующие единогласно проголосовали за принятие рекомендаций института. — Но что будет делать противник? И чего нам опасаться больше всего? Это бы хотелось услышать при следующем докладе.

Я лишь кивнул, принимая новое задание к сведению. В работе по нашим возможностям, аналитики института почти не касались возможностей врага. Так, лишь его текущий уровень и действия оценили для понимания эффективности нашей армии, и что требуется, чтобы эту эффективность повысить. Но ведь и Германия с Великобританией не будут сидеть сложа руки. Что понимают все, кто сейчас сидел в зале. Если удастся правильно оценить силы противника и его потенциал, то уже можно будет более адекватно и оперативно среагировать на любые его действия.

Когда я покидал стены Кремля, то столкнулся с Андреем Кондрашевым. Парня я не видел давненько. Последний раз лишь заметил его в списках представителей Ставки, что меня не сильно удивило. Если уж товарищ Сталин повел его «по моим» стопам, то естественно, что он заработал у него определенный кредит доверия. Поздоровались, разговорились. И тут я узнал, что кроме представительских функций на нем особо ничего и не «висит». Да, он еще оставался членом центральной контрольной комиссии, в отличие от меня. И в рамках своей деятельности его просто «усилили» корочками представителя Ставки. По фронтам, как я, он не мотался, зато по городам Союза поездил побольше моего. И его это изрядно уже достало, хотя откровенно жаловаться он и не хотел. Но проскальзывало в разговоре — с какой досадой он говорил об очередной командировке, что со сном проблемы из-за непостоянного режима упомянул, когда я спросил его про мешки под глазами.

— Так почему на какой-нибудь пост не попросишься? — удивился я. — Где ездить так много не придется?

Андрей лишь скептически посмотрел на меня.

— Не ну а что? — продолжил я, словно не замечая его взгляд. — Ты же на хорошем счету. Уже ни единожды показал себя. Вон, с Вышинским работал, по предприятиям столько катаешься, что их работу не хуже директоров знаешь, законы, которые вы писали — ты же потом проверял, как они работают? Есть понимание, где они были к месту и очень нужны, а какие — так… — я помахал неопределенно рукой. — Или не поняты, или откровенно саботируются по каким-то причинам.

— Да все так, — с досадой кивнул Кондрашев, — но ты не понимаешь, — вздохнул он. — Может, тебе и спустят такую наглость — самому попросить себе пост, но вот остальным… Ты похоже даже не догадываешься, что Он, — кивнул на Кремль Андрей, подразумевая Сталина, — терпеть не может, когда себе кто-то что-либо просит. Уж не знаю, по какой причине тебе такое прощают.

Тут я бы поспорил, что я-то как раз себе постов никогда не просил, но Андрею видно нужно было выговориться.

— Чтобы получить какой-то пост, лучший способ — чтобы тебя порекомендовали на него. Кто-то со стороны, желательно — не друг и не близкий. Вот тогда есть шанс что-то получить. А у меня таких связей нет. Все, с кем общаюсь, не очень-то стремятся замолвить за меня словечко. Меня же за глаза называют «псом товарища Сталина», представляешь? И как с такой репутацией рекомендацию от кого-то получить?

— Так тем более тебе напрямую стоит тогда просить, — удивился я. — Раз уж о тебе такая слава сложилась, то товарищ Сталин явно ее поддерживает. Может, и сам такой слух запустил. И тут — ты идешь к нему, а он тебе отказывает. Тут или слух про «пса» пропадет, или…

— Не пропадет, — помотал головой Андрей. — Просто скажут, что «псу» указали его место.

Парень был мрачен. С таким настроем он скоро сгорит как спичка. Было жалко его, он меня много раз выручал в самом начале моей карьеры. Да и товарищем был отличным. Хотелось помочь ему. Но какой пост?..

Тут мне в голову пришла, как мне показалось, гениальная идея.

— А хотел бы ты стать главой института?

— Какого? — насторожился Кондрашев. — Я, знаешь ли, в науке не особо. Больше юрист, помнишь?

— Самого важного на текущий момент, — усмехнулся я. — Как раз я сейчас «исполняющий обязанности», но мне нужно постоянного найти. Ты сейчас не сильно занят?

— Отчет сдать и до завтра свободен, — пожал он плечами, все же заинтересовавшийся моим предложением.

— Тогда жду тебя здесь. Не затягивай со сдачей.

Андрей быстрым шагом убежал сдавать отчет, а я еще раз обдумал пришедшую идею. Поставить Кондрашева во главе института прогнозирования — насколько это удачный вариант? Андрей уж точно не будет робеть в присутствии высокого начальства. Отстаивать свою позицию он тоже может, хотя меня и смутил момент с его нежеланием идти и просить себе пост. Но может, я что-то не понимаю? Что еще требуется от главы института? Умение видеть картину в целом и правильно оценить — какой из прогнозов наиболее точен? Тут опыт Андрея с разработкой законов под руководством Вышинского очень к месту. Без умения «увидеть картину в целом» толковый закон не напишешь. То, что он еще и ездил с проверками потом по предприятиям и мог воочию сам посмотреть, как эти законы работают на практике, огромный плюс. Совместил теорию с практикой. Опять же «сборщики» будут под его контролем. Кому как не члену ЦКК знать, что по факту твориться на предприятиях. Да, «сборщики» института собирают данные не только по заводам. Даже не столько по заводам, сколько в целом информацию. Но уж с информацией Кондрашев работать умеет. Единственный скользкий момент — нет ли у товарища Сталина на Андрея своих планов. Но если они есть, тогда я уже ничего поделать не смогу и придется выбирать на место главы кого-то из «сборщиков». Проблема в том, что их я плохо знаю, а кого-то не знаю вообще. Вот так поставишь человека, а он окажется не пригоден к такой работе. С кого потом спросят? Ответ очевиден.

Кондрашев вышел минут через двадцать. Я к тому времени на пороге уже не стоял, а нашел небольшое семейное кафе и сидел пил чай с булочкой. Такие кафе вполне разрешались законом, если в них каждый участник имел долю с дохода, как владелец. Найти небольшое семейное предприятие-кооператив в Москве было нетрудно, не все хотели идти на завод или фабрику, да и воспринимались такие кооперативы аналогом колхозов. И законы к ним применялись похожие.

— Андрей, я здесь! — махнул я рукой парню, который завертел головой в поисках меня.

Тот наконец меня заметил и тут же подошел.

— Ну, рассказывай, что за институт? — спросил он нетерпеливо.

Похоже, успел обдумать мое предложение и уже прямо жаждал его принять, но сначала хотел узнать подробности. Скрывать что-то от него я не видел смысла. Его уровень допуска как представителя Ставки вполне позволял говорить свободно, лишь убедившись, что рядом никого нет. Выслушав мое предложение и уяснив, чем занимается институт прогнозирования и анализа, Андрей крепко задумался. По его лицу было сложно понять, как он воспринимает будущую ответственность — рад ли этому, или боится. Но вот он «пришел в себя» и кивнул.