Мечников. Битва умов (СИ) - Алмазов Игорь

— А в левом боку, судя по всему, боль возникает вовсе не из-за воспаления почки. Помните, какой ещё орган находится в этом месте, господин Сеченов? — обратился к коллеге я.

— Толстый кишечник, левая почка, поджелудочная железа, — принялся загибать пальцы он. — Точно! Селезёнка! Верно?

— В точку, — кивнул я. — Именно к этому я и клоню. И все эти органы связаны одной общей функцией. Подозреваю, что именно в ней и лежит основная проблема. Помните, что происходит в печени и селезёнке?

— У печени функций много, — задумался Сеченов. — А в селезёнке созревают некоторые клетки крови.

— Не только созревают, но и погибают. Утилизация клеток крови происходит и в печени, и в селезёнке. А раз оба органа воспалены, значит, им приходится работать на износ.

— Погодите, Алексей Александрович, вы хотите сказать, что проблема не с органами? — спросил Ксанфий. — Проблема изначально в моей крови?

— Именно. Судя по тому, что я вижу, ваши красные кровяные клетки — эритроциты — регулярно разрушаются прямо в сосудистом русле. А затем их «останки» утилизируются перегруженными органами. А теперь скажите, как часто вы испытываете слабость?

— Да практически всегда, — ответил он. — Силы мне придают только особые отвары из трав. Больше ничем не могу себя поддержать. Хотя, признаюсь, в последнее время начал пользоваться вашими зельями-энергетиками. Бодрит, но слабость всё равно держится.

— Зелья-энергетики вам не помогут. И скоро я объясню — почему, — сказал я. — Протяните руку. Мне нужно взять образец вашей крови.

Я обработал антисептиком локтевой сгиб Ксанфия, а затем извлёк из его вены немного крови.

— Иван Михайлович, пока продолжайте опрос нашего пациента, — попросил я. — Мне нужно полчаса, чтобы провести один анализ.

Пока Сеченов занялся Апраксиным, я прошёл в другую часть комнаты, достал аппарат Горяева, поместил немного крови пациента на предметное стекло и принялся подсчитывать количество клеток.

Проклятье… А ведь и сама кровь по цвету какая-то крайне неестественная! Думаю, с кожей у Ксанфия вообще проблем нет. Он кажется зелёным из-за жидкости, которая течёт по его сосудам. Я уже догадался, в чём суть его врождённого патологического процесса.

Но никак не могу понять, каким вообще образом Апраксину удалось прожить так долго! Люди с такой кровью встречаются в нормальной клинической практике. И у них обычно два варианта. Либо госпитализироваться и пройти интенсивный курс лечения, либо умереть.

Вскоре я закончил подсчёт клеток и обнаружил, что эритроцитов у Ксанфия вдвое меньше, чем у любого здорового человека. А значит, и гемоглобина в крови очень мало. Отсюда и слабость.

Возникает вопрос: куда деваются эритроциты? Почему они распадаются прямо в сосудах?

Не имея более продвинутых технологий, точный ответ дать не получится, но у меня уже есть готовая теория. И если я последую ей, вскоре Апраксин придёт в себя.

— Итак, господа, результаты анализов готовы, — произнёс я. — Можем приступать к лечению.

— Уже? — удивился Ксанфий. — Так вы, может быть, расскажете, что вам удалось обнаружить? Какой диагноз?

— Начнём с того, что кожа у вас не зелёная. Так кажется со стороны из-за того, что в сосудах течёт очень мутная кровь, которая даже отдалённо не похожа на здоровую. На самом деле ваша кожа желтоватая. У вас, Ксанфий Аполлонович, желтуха. Причём возникает она сразу из-за нескольких проблем, — объяснил я.

— Желтуха? Как у какого-нибудь запойного алкоголика? — поморщился он.

— Не совсем, — ответил я. — Видите ли, желтухи бывают трёх типов. Паренхиматозная, механическая и гемолитическая. И у вас редчайшее сочетание всех этих вариантов. Нарушение работы печени даёт паренхиматозную желтуху. Постоянная задержка желчи в пузыре и прилежащим к нему протокам приводит к механической желтухе. Но самая главная ваша проблема — это гемолиз. Распад клеток крови. В эритроцитах содержится билирубин. По сути, это и есть желчь. Именно из-за их распада вы постоянно подвергаетесь хронической интоксикации.

— Уж простите за грубую формулировку, — произнёс Сеченов, — но почему тогда Ксанфий Аполлонович до сих пор жив?

— Потому что заболевание носит врождённую магическую природу. Его тело частично адаптировалось к постоянной интоксикации, — объяснил я.

Всё дело в генетическом заболевании, которое созрело в семье Апраксиных. Скорее всего, кто-то из его предков был болен лёгкой формой этого заболевания. А другой потом страдал от патологического роста клыков.

В итоге Ксанфию не повезло собрать весь «генетический мусор». Он стал таким не по своей вине. И не по вине своих родителей. Магия и генетика — только и всего.

— Дайте мне час, и я приведу ваши клетки в порядок, — пообещал я. — Будет неприятно, но оно того стоит. Вы готовы?

— Мне всю жизнь, мягко говоря, неприятно, господин Мечников. Решение уже принято. Я готов, — кивнул торговец.

Мужчина снова лёг на диван, а я приступил к процессу лечения. Пока Сеченов восстанавливал печень, селезёнку и желчный пузырь, я тратил огромное количество маны на стабилизацию клеток крови. Исправлял дефекты, из-за которых клетки были вынуждены постоянно разрушаться.

Затем воздействовал на костный мозг и принудил его к выработке новых, здоровых клеток.

— Готово, — устало произнёс я спустя час работы. — С одной проблемой мы разобрались.

Ксанфий тут же вскочил с дивана, достал из сумки зеркало и принялся разглядывать своё лицо.

— Не спешите, цвет кожи изменится не сразу. Он придёт в норму лишь через пять-семь дней. На полное восстановление потребуется месяц, — объяснил я.

— Неправда… — прошептал Апраксин, глядя в зеркало. Его руки тряслись. — Она уже стала бледнее. Милостивый Грифон, Алексей Александрович, неужто и вправду получилось?

— Получилось, будьте в этом уверены. Если пока что мне не верите, подождите пару недель, и сами всё поймёте, — произнёс я.

— Я вам верю, — кивнул он. — И в долгу не останусь. Как и обещал, взамен можете получить всё, что пожелаете. Деньги, поставки, новые травы. Всё, что угодно.

— Погодите, я свою часть сделки ещё не выполнил, — напомнил ему я. — У нас остался нерешённый вопрос с клыками. Лично я готов приступить к решению уже сейчас. Что скажете? Хватит вам сил пережить ещё одну процедуру? Скажу сразу, она будет крайне неприятной.

Недаром существует огромное количество людей, которые до ужаса боятся стоматологов. Даже с анестезией порой процесс лечения зубов переносится крайне дискомфортно. А уж в условиях девятнадцатого века, подозреваю, Ксанфию и вправду придётся помучаться. Но я постараюсь максимально обезболить его ротовую полость, чтобы процесс прошёл наименее травматично.

— Вы ещё спрашиваете? — хмыкнул он. — Конечно же, я готов!

— Тогда наносите грим. Пойдём на мой завод. Для дальнейшего лечения мне понадобятся материалы, которые я там храню, — объяснил я.

После небольшой передышки мы втроём направились к заводу. Сегодня он был закрыт. Я решил дать своим новым сотрудникам один выходной. В последние несколько дней им приходилось трудиться сутками напролёт, чтобы привыкнуть к работе с оборудованием. А я не хочу нарушать гигиену труда, даже несмотря на то, что на дворе девятнадцатый век.

Мы заняли один из кабинетов, предназначенных для бухгалтерии, усадили Ксанфия в кресло, после чего я попросил Сеченова, чтобы он подготовил шприцы с анестетиком. В данном случае тратить ману на отключение болевых рецепторов слишком расточительно. Лучше ввести вещество напрямую.

Пока коллега готовил нашего пациента к финальной фазе его лечения, я прошёл в соседний цех и вскрыл один из аппаратов, которые ещё не подключили к общей системе.

— Придётся разобрать катализатор, — пробормотал себе под нос я.

Расточительство то ещё. Но это — единственный металл, из которого я могу сделать новые зубы для Ксанфия.

Серебро. Этого вещества у меня было довольно много, поскольку оно используется в качестве ускорителя многих химических реакций.