Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Всё то время, пока мы вновь прослушивали запись, амер сидел с закрытыми глазами, изредка покачиваясь в такт музыки. По окончании пятой композиции, продюсер глаза так и не открыл, а продолжил сидеть сиднем. Мне показалось, что он заснул, и я было собрался долбануть по столу кулаком, дабы грохотом от удара и звона, возможно бьющейся, посуды, смог вывести товарища из мира сновидений в наш бренный мир, но, когда уже было собрался осуществит план «Доброе утро», американец неожиданно поднял веки, посмотрел на меня, затем на поднятый мной вверх кулак и негромко произнёс: — Миллион.

— Что простите? — опуская руку спросил потенциальный миллионер.

— Эти песни, Александр, стоят миллион, — произнёс он и, видя мою недовольно сморщенную физиономию, поинтересовался: — Что-то не так? Тебе плохо? Может быть воды?

— Не надо воды, Джон, — отверг я интернациональную помощь, — впрочем, быть может, Вам стоит выпить воды и освежиться, ибо, вероятно, Вы плохо себя чувствуете.

— Я не понимаю… — рассеянно прошептал американец.

— Конечно Вы не понимаете, — с расстановкой произнёс я, — если бы Вы понимали, то обязательно сказали бы, что миллион стоит одна минута каждой из песен.

— Да Вы что? — чуть придя в себя, осторожно хохотнул интурист.

— Я что? Да ничего вроде бы, а вот Вам, по всей видимости, нездоровится. А ну-ка, — сказал я и вновь включил запись.

Через десять минут прервал прослушивание и, глядя на вновь задумавшегося собеседника, произнёс: — А теперь, Джон, послушайте меня внимательно. Как я Вам уже говорил, песен у меня огромное количество, поэтому мне всё равно — миллион я получу за каждую из них или десять миллионов. Однако по дешёвке и оптом я всё же продавать их не намерен. Как Вы, наверное, могли заметить, каждая написанная «мной» песня, это произведение искусства, — и дабы усилить пафос, — ибо каждая из них способна менять мировоззрение слушателя.

— Не плохо сказано, Саша, но как ты сам понимаешь — это только предположения. Однако, как я и говорил ранее, песни действительно хорошие, они мне понравились, все без исключения. Поэтому я готов рискнуть — вложиться деньгами и выпустить тираж.

— Именно это я и хотел услышать от Вас.

— Ну раз мы пришли к общему знаменателю, то давайте обговорим детали нашего будущего сотрудничества. Я готов услышать Ваши условия, — сказал Тейлор, уставившись на меня пристальным взглядом.

Я ухмыльнулся и, ничего не говоря, стуча пальцами по столу, стал, не моргая смотреть в ответ. Так мы просидели пару минут, а когда мне это надоело и я подумал, что собеседник вновь заснул, но уже с открытыми глазами, я хлопнул ладонью по столу и озвучил то, что моргнувший продюсер никак услышать не ожидал:

— По этим песням никаких условий выдвигать не намерен. Я Вам их дарю, и Вы можете распоряжаться ими как захотите.

— Но… Но как же?.. — растерянно проговорил собеседник. — Как же… Вы готовы подарить мне их? При этом сами считаете, что они принесут миллионы?

— Ну и пусть принесут. Считайте это моим подарком Вам, для налаживания взаимовыгодного сотрудничества.

— Я не понимаю. Объясните пожалуйста. В чём подвох?

— Да нет тут никакого подвоха, — усмехнулся я. — Дарю я Вам их для того, чтобы Вы, без оглядки на меня, смогли получить достаточно большую прибыль и понять, что можете, при желании и при обоюдном интересе, получить больше. Гораздо больше! И я говорю не о миллионах, Джон, я Вам говорю о миллиардах зелёных бумажек с портретами мёртвых американских президентов.

— Э-э, — выпал из реальности продюсер, но через мгновение пришёл в себя и спросил осипшим голосом: — У тебя ещё есть подобные песни?

— Есть и много.

— Тогда скажите пожалуйста мне своё интерес — что Вы хотите за то чтобы…

— Понимает ли, Джон, — не культурно перебил его я на половине фразы, — дело в том, что я живу в Советском Союзе. Как Вы наверняка знаете, наша система взаимоотношений внутри государства исключает большой количественный разброс в финансовых средствах между гражданами. При социализме, который мы довольно успешно строим, — смело фантазировал пионер, — у нас нет и не может быть очень богатых и очень бедных, ибо, получив такое разделение между гражданами одного общества — мы получим неравенство, основанное на разнице в количестве получаемых благ, — и вернулся к реальности. — В связи с этим, проценты, который вы мне, по идее, должны были бы заплатить за песни, при любых раскладах, никогда мне не достанутся. Другое дело, если вы привезёте достаточную сумму, да ещё и в долларах, — и пояснил на всякий случай, — Имейте ввиду, Джон, что, когда я говорю — привезёте, я имею ввиду не сумку, набитую до верха баксами, а банковский перевод или чек. Так вот, сам факт, что за песни, написанные пионером, будут выплачены такие суммы, скорее всего, очень заинтересует многих, в том числе Москонцерт, Госконцерт и подобные им организации, ибо валюта нашей стране нужна как воздух. Ну, а дальше, как Вы понимаете, всё будет зависеть только от Вас. Сможете заключить контракт с минкультом — вы молодец, и у Вас всё будет в шоколаде, ну а если нет, то как говорится: на нет и суда нет, — вздохнул и, поменяв деловой тон на доверительный, произнёс: — Прошу Вас, мистер Тейлор, понять меня правильно. По большому счёту, мне абсолютно всё равно с кем из иностранцев работать. Для меня главное, чтобы мои условия выполнялись в точности и вовремя. Какие именно условия я имею ввиду? Да самые простые. Безвозмездная помощь в покупке нужной техники для более качественной записи звука. И помощь в съёмках фильма. Вот собственно и все условия.

— А что Вы имеете ввиду под словом — помощь? — задал логичный вопрос собеседник.

— Это подразумевает негласную помощь в лоббировании и проталкивании моего сценария, — пояснил сценарист и, видя удивлённый и непонимающий взгляд, постарался разъяснить суть: — Вы, наверное, знаете, что в нашей стране есть цензура. Так вот, фильм, который я задумал, будет успешен только в том случае, если эта самая цензура не вырежет всё нужное из него. Вот в этом я и прошу Вас мне помочь.

— Как?

— Идея такая. Когда я буду делать презентацию, рассказывая о фильме, то в нужных местах буду кашлять или чихать, а вы, на правах спонсора картины, будите предлагать вставить в фильм ту или иную сцену.

— Ну как я узнаю какую именно?

— Это очень просто. Вам придётся сейчас записать, а в дальнейшем выучить наизусть все семь сцен, которые, на мой взгляд, могут подвергнуться цензуре, — сказал псевдорежиссёр, удивлённо смотрящему на меня продюсеру.

— Почему ты так уверен, что всё произойдёт именно так, как ты говоришь? Вдруг ваши цензоры вырежут не те, а какие-нибудь другие эпизоды.

— Насчёт других эпизодов я не сомневаюсь. Их, если что, всегда можно немного подправить и изменить, но вот эти семь очень важны для картины, поэтому их трогать никак нельзя, — пояснил я и, видя впавшего в задумчивость собеседника, решил провести дополнительную накачку, построив пару иллюзорных «Нью-Васюков». — Что Вы грустите, Джон?! Вы на пороге изменений, как в своей судьбе, так и в судьбе мира! У Вас появился шанс, Джон! Вместе с Вами мы можем сделать многое. Так не упустите же свой шанс! Поэтому хватит думать, а лучше берите бумагу, ручку и начинайте записывать. Готовы? Пишите. Сцена номер один — расстрел милиционеров при нападении терминатора на милицейское отделение…

Через пол часа все семь скользких моментов фильма были американцем тщательно записаны и он пообещал их выучить наизусть к следующему приезду.

— Саша, но всё же я не понимаю. Зачем создавать себе такие сложности, как съёмки фильма? Быть может лучше сосредоточится на музыке? Поверь, это гораздо проще.

— Джон, я хочу снять и я это обязательно сделаю. Считайте, что это мой каприз. К тому же, снятый фильм принесёт деньги — прибыль, которая для Вас, как для коммерсанта, по-моему, важна в первую очередь. Не так ли? — и не дожидаясь ответа. — Мне же фильм принесёт славу и почести, которые помогут на шаг приблизиться к моей хрустальной мечте детства, — сказал я, видя непонимание продюсера, пояснил для непонятливых, — завоевание мира и его окрестностей.