Срезающий время (СИ) - Борисов Алексей Николаевич

Так я простоял, поглощенный своими мыслями, глядя прямо перед собой в необъятную даль, и прошло некоторое время, прежде чем я с удивлением обнаружил, что бывает иной раз, очутится человек где-нибудь совсем один ночью, и ему становится не по себе, и он ждет и надеется, что вот-вот кто-нибудь появится вблизи. Но еще более трудное испытание, это обнаружить около себя чье-то таинственное присутствие, когда все чувства, и восприятия, и память, и чутье, и сопоставления, и доводы, и догадки, и умозаключения, и все доказательства, которыми располагает логика, — всё вселяет в тебе полную уверенность, что ты в полнейшем уединении. Увы, действие артефакта всё чаще беспокоит меня, словно опасность где-то рядом.

На ночь глядя, я уехал в имение Есиповичей, где с раннего утра засел за работу, которая, к слову сказать, совсем не спорилась. Испытывая долю огорчения от недавнего разговора и пытаясь заглушить тягостные мысли, я никак не мог сосредоточиться. Подключение "родственника" к армейским испытаниям нового штуцера казалось мне довольно неплохой идеей, пока не получил отказ, причём аргументированный. На первый взгляд, в предложенной мною формуле, всё было ладно, и только разобравшись детально, я понял, какую ошибку совершил. Ставя задачу, в первую очередь стоило обращать внимание на правильно расставленные приоритеты, что я полностью проигнорировал, и на корню загубили нужное начинание. Слово "родственник" необходимо было заменить на "заинтересованное лицо". Впрочем, к чему уже махать кулаками? Ведь основной целью было для меня хоть чем-то помочь Саше и это предложение, пусть и косвенно, явно поспособствовало бы его карьере, но не срослось. Каждый человек куёт своё счастье сам и в моей истории, Александр закончил свой жизненный путь весьма скверно: связался с декабристами и как следствие, оказался в Сибири. Видимо, судьба у него такая.

День пробуждался медленно, и вместе с новыми чаяниями, связанных с визитом Полушкина, поглотив собой лёгкий завтрак, а также стопку исписанных листов, в которых угадывались письма разнообразным людям, в разных городах, но объединённых одним занятием — пошивом верхней одежды и прочей амуницией я позволил выйти во двор. Возле пруда, Иван Иванович уже седлал коня и в скорости готов был уехать. Погруженный в задумчивость, я бродил среди деревьев, как вдруг до меня донёсся стук копыт, и вдали показался несущейся к именью всадник.

— Отец! — не слезая с седла, крикнул Ваня. — В Каспле карета остановилась, тебя разыскивают.

— Есть подробности? — взволновано спросил Полушкин.

— Их двое, басурмане, но говорят по-нашему. Мадам Жульет и какой-то Альхен. Вчера прибыли, издалека. Дама в трактире осталась, а спутник её про тебя разнюхивал и уже знает где искать. Трактирщик племянника к нам направил, когда они собираться в дорогу стали, думаю, скоро будут здесь.

Новость заставила нас собраться вместе, и едва был принят план действий, а Тимофей с братом перезарядили пистоли, как с чердака стал докладывать наш дозорный о приближении старых знакомых. Все заняли свои места, и Степан, исполняющий роль дворецкого, пристроился у двери. В это мгновенье к особняку подъехал экипаж, запряжённый четвёркой взмыленных лошадей, которые резвой рысью подкатили его к крыльцу и стали топтаться на месте, пытаясь выровнять дыхание. Кучер откинул лесенку и из экипажа, в сопровождении бывшего чиновника казённого завода появилась дама. Её спутник передал появившемуся дворецкому сложенный вдвое листок бумаги, прообраз визитной карточки, и через минуту — ровно столько понадобилось даме привести дорожный костюм в порядок — Степан проводил гостью в кабинет бывшего хозяина, оставив мужчину дожидаться в гостиной.

Несмотря на дорожный плащ, скрывающий приятные глазу формы, вне всяких сомнений, она была прекраснейшим цветком империи, воплощением её духа, высшим выражением утончённой грации и пронизанной интеллектом чувственности.

— Я слышал, что поэты именуют Вас Венерой Победительницей, — сделал я комплимент, — я же вижу божественную Диану.

На её милом лице показалась едва заметная тусклая улыбка. Это было больше похоже на эскиз улыбки, так сказать маленький взнос в счёт большого долга, который она обязалась оплатить. Уголками губ она как будто говорила, что была бы рада улыбнуться по-настоящему, но у неё нет на это ни времени, ни желания, так как знает все наши дальнейшие действия наперёд, и это вызывает у неё скуку. Жульет уселась в кресло напротив меня, и кокетливо наклонив голову набок, произнесла:

— Не стану обсуждать решимость вашей милости, без сомнений, оправданную, однако я не хотела бы вовлекать в лишние стычки ни себя, ни Вас с Вашим достойным другом, так что, не обессудьте.

Выложив передо мной на столик записку от Ромашкиной, и дождавшись, пока я прочту, она продолжила:

— Я предпочла бы встречаться с Вами совсем при других обстоятельствах, но у меня слишком много забот и мало времени. А теперь к делу. Я пришла за настоящим штуцером, и видит Бог, сегодня я его получу.

— Вас чем-то не устроил штуцер, полученный в амбаре? — удивлённо спросил я.

— Не время острить, месье. Кроме меня, здесь это никто не оценит. Я смотрю, у Вас на столике часы. Пожалуйста, переверните. Спасибо. Когда весь песок ссыплется, штуцер должен быть у меня в руках.

— Помилуйте, — снисходительно произнёс я. — Что Вы ещё захотите иметь в руках? Может, секретную карту империи, которую так ищет Коленкур, или прогноз на урожай одиннадцатого года?

Гостья облизнула губы и кокетливо поманила меня пальчиком.

— Я всегда получаю всё, что захочу, — сказала она. — А чтобы подстегнуть Ваше рвение, напомню: с мадам Ромашкиной остались мои люди. Они настолько несдержанные, что даже в моём присутствии позволяют себе вольности. Рассказать, что случится, если я не появлюсь вовремя?

Я взял в руку колокольчик и позвонил. Спустя полминуты дверь в кабинет отворилась, и Степан внёс поднос с фруктами, графином с ликёром и рюмками. Дождавшись, пока напиток будет разлит, я незаметно для собеседницы подмигнул своему помощнику, сигнализируя о начале мероприятия и произнёс:

— Принесите красный кофр из арсенала.

— Сию минуту, — пробормотал Степан и незаметно исчез, прикрывая за собой дверь.

Поднеся рюмку гостье, я взял в руку крупное яблоко с подноса и нарочито громко стал восхвалять лечебный напиток.

— Прошу! Попробуйте. Это не простой напиток. Почти двести лет рецепт ликёра шартрез скрывают монахи-картезианцы. А им он стал известен из старинных манускриптов, которые они же и сожгли, дабы похоронить тайну. Но…

— Разве не аптекарь Мобек его изобрёл? — удивлённо произнесла Жульет.

— Что Вы, Жером Мобек лишь повторил эликсир долголетия. И все эти "гранд-шартрезы" или зелёные настойки, выдаваемые за чудодейственные микстуры, к сожалению, не более чем блеклая тень истинного напитка.

В то время, пока я занимал разговорами о ликёре гостью, Тимофей со Степаном оглушили Альхена и, связав его, с величайшей осторожностью перенесли в пустующую оружейную комнату. Сначала его, а затем и кучера кареты. Так что, не услышав лишнего шума, мой рассказ о ликёре немедленно прервался.

— Впрочем, — сухо произнёс я, — мы заболтались, а песок практически весь высыпался. Вы хотели поведать мне о своих фантазиях про Анну Викентьевну? Я Вас внимательно слушаю. Расскажите, мне будет интересно, а то моя экспериментальная вивисекция весьма бедна. Я вот, пока не могу представить, с чего мне начать: то ли раздеть вас и обварить кипятком ноги; то ли сначала выколоть вам глаз?

— Вы ненормальный? — испуганно произнесла Жульет.

— Девочка, не в уме оказалась именно ты. Вместо того чтобы просто купить у поручика его штуцер, пусть даже за фальшивые ассигнации, которыми тебя изрядно снабдили, ты начала совершать ошибку за ошибкой. Сначала послала каких-то бандитов, а затем сама попыталась исправить свой промах и ещё больше накуролесила. Неужели ты до сих пор не поняла, что тебе надо молиться всем святым, дабы только выйти отсюда живой.