Страна Незаходящего Солнца. Том I (СИ) - Панцерный Владимир

Но в чем-то человек был сильнее своих инстинктов, и архаичные образы действий горящего человека уже не спасали того, кто был покрыт всполыхавшим горючим, а потом и вовсе обстрелян свинцовыми конусовидными предметами с огромной скоростью полета. После пулеметной очереди у горевших точно не осталось шансов на выживание, но они были, скорее, подсознательно рады куда более быстрой и менее болезненной смерти, чем то, что ожидало их без этой очереди. Нишигаки в очередной раз почувствовал себя вершителем судеб и настоящим богом на земле. Он вновь ставил себя в один ряд по силе и возможностям с многими сущностями и богами.

— Эй, демон, ты, конечно, хорошо помогаешь мне, поддерживая мои аппараты в воздухе, но отнимаю жизни тут по прежнему я, хах! - лейтенант бравировал даже перед собственным они, которому, по своему же мнению, был обязан всей летной карьерой от первой посадки в самолет до этой секунды.

Он дернул ручку управления чтобы развернуться направо, что у него успешно удалось, но в один момент он стал заходить слишком далеко. Вертолет постепенно закрутило и он стал терять высоту, Нишигаки безуспешно пытался исправить это и выйти из аналога самолетного штопора. До земли оставалось буквально десять метров. Все мысли и воспоминания перемешались в голове у летчика. Что ж, видимо, ему суждено умереть третьего хадзуки, месяца опадающей листвы, 2605 года от основания Японии, 20 года эры Сёва. Вертолет занесло в сторону американской наблюдательной вышки. Но буквально в последнюю секунду он внезапно остановился, пошел в обратную сторону и стал набирать высоту.

«Ну что, кто здесь вершитель судеб?» - раздалось в голове у Мичиру Нишигаки.

Он больше не имел ни малейшего желания спорить с существом, деятельность которого была основополагающей для его нахождения в воздухе. Это стало для него хорошим жизненным уроком, почему нельзя в порыве эмоций ставить себя так высоко. Он был вершителем чьей-то судьбы, но и его судьба была в чужих руках.

Тем временем Мэйнард и Тернер прибежали в один из ДОТов, углубленных в землю, где раньше находился один из командных пунктов, но теперь явно никто не обитал. Прорвавшись через единственную преграду в лице несрубленной тропической флоры близь входа им удалось легко попасть внутрь. Здесь офицеры были в относительной безопасности — хотя бы, их нельзя было достать пулеметными очередями, а сбрасывать бомбу на казавшееся пустым углубленное в землю укрепление, которое еще надо сначала рассмотреть, японцы вряд ли собирались. Когда Тернер нащупал на стене переключатель и подал напряжение на тусклую лампочку, одиноко висевшую на потолке, офицеры сели на находившиеся там стулья и отдышались.

— Ну, сэр полковник, мы облажались полностью, второй раз. Это чертово новое оружие узкоглазых всегда появляется неожиданно и тогда, когда это меньше всего надо. Что ракеты, что вот это вот все. Какие еще на острове остались крупные подразделения?

— Как бы тебе сказать, думаю, никаких. Есть небольшие гарнизоны береговой обороны и морпехи, но не факт, что они все живы, потому что налёт мог быть осуществлен и на них. Если они живы, самое лучшее, на что мы можем рассчитывать, так это уплыть с Тиниана на каком-нибудь десантном катере, если он тут есть. Правильнее сказать, если он тут все еще будет, когда узкоглазых здесь уже как раз таки не будет. Сейчас нам делать нечего, сваливать с острова это форменное самоубийство, на чем угодно мы будем засечены и потоплены. К тому же, надо соединиться с выжившими и попробовать организовать хоть какую-то связь с командованием, снабжение и все подобное, мы же все еще офицеры американской армии, а не какие-то ублюдки с пушками, думающие лишь о том, как унести свою задницу прямо сейчас. К тому же, кто-то наверняка сдал джапам планы и карты, потому что слишком уж вальяжно они себя чувствовали здесь, как будто и так все места знают.

— Сэр полковник, они и так все знают. Оба этих аэродрома построены джапами и использовались ими до середины 1944, пока наши не захватили этот остров. Они могли просто воспользоваться старыми картами, все таки, аэродромы точно никуда не сдвинулись. Но, черт возьми, почему именно сюда и сейчас?! Это уже не выглядит как череда дебильных случайностей, как Симоносеки. Если эта чертовщина продолжиться, я приеду домой не то что не жив и здоров, а по частям. Когда у меня остался один глаз, я не могу позволить себе потерять его еще раз, но с каждым долбанным днем шансы этого только вырастают.

Приглушенно прозвучал еще один сильный взрыв снаружи. Даже в ДОТе ощущалась его ударная волна, и вибрация прошла по всему укреплению дальше. Лампочка на потолке закачалась, но, к счастью, выдержала — перспектива остаться здесь еще и без света совсем бы дополнила безрадостную картину пребывания американских офицеров на собственном аэродроме на правах чудом выживших.

— Слушай, майор… Ты не видел на аэродроме «Скайтрэйн» с хвостовым номером 31111? Он примечательный такой, все цифры кроме первой — единицы.

— Да я понял… Ну, видел его, хоть и краем глаза, пока пробегали, а что?

— Он цел? Хотя бы, на тот момент он был цел или джапы как-то его повредили?

— Ну, вроде цел. Экипажа там не было, стоит он у ангара почти, наверное, цель не приоритетная, он же почти невооруженный. Сэр полковник, а зачем вам вообще конкретно этот самолет?

— Там… Да уж. Все таки такой момент произошел.

— Что? Виноват, какой момент?

— Слушай, Мэйнард, пойми меня правильно, уверен, у тебя тоже такое было. Я не имею права сказать тебе, что мне оттуда надо, и ты вообще не должен был бы об этом знать, но сейчас рядом нет никого другого, кто мог бы мне помочь, а уж тем более нет возможностей реализовать это, так скажем, по уставу. Там бумаги и некоторые детали, и знаешь, для наших погон было бы очень хорошим подспорьем, если бы мы как-то достали эти бумаги и вернули их в Вашингтон. Тогда, возможно, нам не придется до конца службы чистить сортир на Алеутах, разжалованными в рекруты за то, что мы допустили здесь.

— Я вас понял, сэр полковник, но вряд ли все будет так плохо, как вы описали. В конце концов, я даже не занимал тут руководящих должностей.

— Для тебя-то ладно, тебе действительно вряд-ли будет что-то серьезное, но я был ответственным за противовоздушную оборону этих аэродромов. Для галочки, нигде даже подумать не могли, что джапы действительно атакуют такую дальнюю цель. Я здесь охранял некоторые важные вещи, которые теперь могут быть утрачены из-за произошедшего. И это реально была большая ответственность, погоны у меня точно полетят.

— Сэр, вы имеете в виду, этого можно избежать, если мы попробуем забрать все эти бумаги из того самолета?

— Ну, не совсем… Отчасти, да. Это реально важно, не для меня, для всей страны. Если джапы уничтожат это — это будет их большая победа. Знаешь, нам сидеть на этом острове еще как минимум несколько суток, поэтому я тебе даже не приказываю, а предлагаю сходить и забрать их.

— Это действительно немного самоубийство… Но, раз это важно для страны, сэр полковник, я готов. Но не разумнее было бы дождаться, пока джапы улетят?

— Возможно, но теперь у них здесь буквально нету способных нанести вред противников, кто сказал, что они остановятся и не уничтожат абсолютно все самолеты на аэродроме? Нам нужны бумаги, они сгорят при любом взрыве или просто придут в негодность от прямого попадания, если узкоглазые хотя бы случайно атакуют этот самолет.

— Понял, сэр полковник. Идемте, нужно достать их, раз они так важны.

Мэйнард встал и вышел из ДОТа на улицу, где все еще ярко светило солнце, а воздух сотрясали уже поредевшие количеством звуки стрельбы японских пулеметов и различных взрывов. Полковник вышел за ним, предусмотрительно выключив свет в их мини-крепости. Американцы неспеша вышли из-за густой растительности, попав на аэродром не совсем легальным путем — они сократили путь и вместо созданной между коммуникациями дорожки прошли через заросли к бывшему забору, сейчас представлявшему из себя свалившуюся сетку Рабица с многочисленными разрывами от ударных волн взрывов и пулеметных выстрелов. Пройдя по уже расположенному горизонтально на земле забору, они сразу попали в узкий проход между этим самым забором и самолетным ангаром, который, вроде бы, пострадал не очень сильно — конечно, все стекла были разбиты, а на бетонной стене остались следы беглых пулеметных очередей, целенаправленной стрельбы по ангару, казалось, не проводилось. Звуки японских самолетов тем временем постепенно удалялись, а отсюда офицеры даже не могли рассмотреть, где именно те сейчас находятся. Преодолев всю длинну ангара, они аккуратно зашли в само помещение, где и стоял один-единственный самолет, тот самый C-47. На его хвосте действительно было краской написано «31111» - видимо, этот номер был для аппарата счастливым, поскольку он оказался одним из немногих своего типа на базе, кто не был сожжен или взорван японским налетом. Офицеры подошли к нему. Надо сказать, что как и любой транспортный самолет, он был довольно огромный — длинна была около 19 метров, а высота составила 5 метров. Даже два вполне высоких американца смотрелись на его фоне как маленькие муравьи. Тернер попытался открыть дверь в десантный отсек, во второй половине самолета, что у него легко удалось. Оба офицера залезли внутрь.