Большая черная дыра (СИ) - "Amazerak"

— Братишки! — радостно закричал Филипп. — Эй! Здесь свои! Свои! Не стреляйте!

Группа бойцов оказалась из второй роты — всего десять человек. С ними был контуженный младший унтер-офицер с перевязанной головой и два солдата с ранениями в руку. После непродолжительной перестрелки и гибели ротного десяток бойцов отступили в лес, а прочие убежали по дороге в обратном направлении. Отряд тоже двигался на звук канонады, и Георгий со спутниками примкнули к ним.

У унтер-офицера кружилась голова. Рядом с ним взорвалась немецкая граната, чудом не убила, лишь осколок поцарапал висок, да ухо перестало слышать. Унтер шёл, словно пьяный, поддерживаемый одним из солдат. Остальные — голодные и уставшие — тоже кое-как ковыляли, но замерзать в лесу никто не имел намерения. Все знали, что дорога с обозами не так уж и далеко, и лелеяли надежду выбраться к своим до ночи.

Казалось, артиллерия гудит не так уж и далеко, но солдаты шли и шли, а чаще не было конца края. Преодолели овраг, по дну которого тёк ручей. Унтер, которого дважды стошнило за время пути, оступился и чуть не свалился туда. Потом обошли заболоченную полянку с кустами и камышом. А вскоре и солнце спряталось, похороненное за тучами, и лес накрыли дремучие сумерки.

Плечо постоянно напоминало о себе ноющей болью, и беспокойство по поводу раны нарастало. Не попала ли грязь? Не началось ли заражение? Голод всё сжимал живот и ослаблял тело. В драный сапог, который Георгий тщетно пытался подлатать прошлой ночью, постоянно забивался снег, а отсыревшие портянки натирали ноги. Руки без перчаток тоже мёрзли, приходилось прятать ладони в рукавах шинели, а винтовку тащить за спиной.

Свои запасы продовольствия солдаты доели на привале перед тем, как наткнулись на засаду, тогда же были сгрызены и последние гнилые яблоки из магазина. В ранцах лежал неприкосновенный запас. Кто-то и его подчистил, но Георгий крепился. Решил для себя, если к завтрашнему утру не получится найти еду, откроет консервы. Но остальным сказал, что тоже всё съел: не хотелось оказаться проткнутым штыком из-за банки тушёнки.

Артиллерия гудела уже совсем близко. За деревьями раздавались редкие взрывы. Очередная баталия за какую-то мелкую деревушку, никак не заканчивалась, и идущие по лесу бойцы гадали, что их там ждёт. Все верили, что наши побеждают, что германца уже отогнали от трассы, и теперь отступающая колонна спокойно пройдёт в Гродно. И только Георгий не спешил делать выводы и заниматься самообманом. Он не знал, что творится на дороге, и его мучили наихудшие предположения, которыми не следовало делиться со спутниками.

Голова опустела, все мысли крутились вокруг того, как сделать ещё один шаг по коварному, подмёрзшему снегу. Тело стало чугунным, ноги заплетались, не слушались. А сумеречный лес наполнялся тенями. Они брели среди деревьев, провожая убитых усталостью солдат, двигались неслышно, словно плыли над сугробами. И Георгию казалось, что он уже различает пики на шлемах.

Он остановился, снял винтовку, прицелился.

— Что там? — спросил Ерёма.

— Ты не видишь?

Еремей долго всматривался в полумрак, а потом покачал головой.

— Как будто ничего. А что там?

Георгий опустил винтовку:

— Вроде показалось. Просто кусты. А в темноте мерещится всякое.

Отряд продолжил свой вымученный путь, тени двинулись следом, пока не сгинули в тяжёлых, холодных сумерках.

Но когда, спустя ещё какое-то время, в лесу послышалась германская речь, у всех моментально сердце в пятки ушло. На этот раз враг был реальным, живым, а не призрачным, и находился он совсем близко. Бойцы остановились и попрятались за соснами, целясь в деревья, за которыми раздавались резкие окрики на чужом языке. В той стороне замелькал огонёк фонаря, но скоро пропал, как и голоса.

— И тут эти аспиды. Да как же так? — возмутился шёпотом Филипп. — Они как будто повсюду!

— Что делать будем? — тоже шёпотом проговорил один из солдат. — Может это… назад?

— Какой назад? — упрекнул его Ерёма. — К германцам, что ли?

— Так и там тоже германцы.

— Или в плен сдадимся, — предложил другой боец. — Глядишь, не пристрелят.

— Или пристрелят, — возразил Георгий. — Думаешь, будут разбираться? Заметят, что в лесу кто-то шастает, и откроют огонь на поражение.

— Пойдём вперёд, — объявил унтер. — Где-то должны быть наши. В плен постараемся не сдаваться, если совсем не прижмут. Если окружат, тогда, ясное дело, сложим оружие. Чего помирать-то зазря? Силы тут, ясное дело, не равны. А пока дальше идём. Авось выберемся к своим.

Кто-то перекрестился, кто-то выругался. Надо было идти, но лес кишел германскими солдатами, а непроглядная, вязкая темнота вселяла в душу безысходность. Отряд практически на ощупь прошёл ещё немного, но когда один боец зашиб ногу о корягу, унтер распорядился поступить следующим образом: заночевать здесь, а утром, если германец найдёт, то, значит, судьба такая, пусть в плен ведёт, а если не сыщет, продолжить пробираться к своим.

Это была самая холодная ночь с тех пор, как Георгий попал в прошлое. В первый день во время стоянки он и то меньше замёрз. А сейчас нельзя было ни веток нарубить, ни палатку поставить, ни тем более костёр разжечь. Любые движения могли привлечь внимание противника. Поэтому разбились на две группы, постелили брезент и улеглись, плотно прижавшись друг к другу, а сверху накрылись вторым полотнищем. В тесноте Георгию стало гораздо теплее, общее дыхание нагрело воздух под брезентом, вот только ноги в рваных сапогах никак не могли согреться.

Вначале ступни просто мёрзли, но потом пальцы потеряли чувствительность, и сколько бы Георгий ими ни шевелил, не помогало. Резко стало не до сна. И такая беда была не у него одного. Солдат по имени Андрей — светловолосый, круглолицый парень лет тридцати — постоянно жаловался, что не чувствует ног. Георгию вспомнилась связанная с этим шутка из известного фильма, но сейчас было не до веселья.

Он вылез из логова и принялся расхаживать взад-вперёд. Кровь вновь прилила к пальцам, и он вернулся, но не успел задремать, как другие солдаты тоже стали по очереди разминаться. Георгий снял сапоги и намотал на ноги всю запасную одежду, которую нашёл в собственном ранце, и только после этого сон, наконец, успокоил его.

Разбудили голоса солдат. В лесу по-прежнему стояла ночь, но бойцам не спалось. Андрей продолжал жаловаться, что ноги отнимаются, Филипп, как всегда, ругался и сыпал проклятье на лес, на холод, на тех, кто ему мешал спать, кто-то твердил, что надо идти, иначе все замёрзнут насмерть. И унтер согласился.

Продвинулись немного по кромешному мраку, пока не заметили костры среди деревьев где-то в стороне. К ним не пошли, продолжили пробираться по лесной чаще.

Выстрел хлопнул совсем рядом. За ним раздались крики на немецком, и они словно плетью погнали ночных путников вперёд. Бойцы бросились наугад, не разбирая дороги, Георгий обо что-то больно стукнулся пальцами правой ноги, упал, ушибся локтем. Поднялся, двинулся дальше, водя перед собой руками, чтобы не врезаться в дерево или не выколоть глаза ветками. Его проняло холодящее душу ощущение пустоты и одиночества. Остальные одиннадцать человек не могли далеко уйти, но тьма спрятала их.

Побродив какое-то время, Георгий устроился в ложбинке и стал вслушиваться в ночные звуки, не идёт ли немец. До ушей доносились голоса людей, редко бахали орудия, немного успокоившиеся к ночи, но преследования, кажется, не было. Свои тоже потерялись в темноте, рассеялись во всепоглощающем мраке, в чёрной бездне ночи, а Георгия окружала дикая, беспросветная чаща. Нарастала паника.

Немного отдохнув, он всё-таки принял решение идти дальше. Не мог просто так валяться и ждать, пока ноги отмёрзнут или немцы найдут. Движение успокаивало. Медленно, шаг за шагом, он продолжил двигаться в неизвестность.

— Кто идёт⁈ — послышался испуганный шёпот.

— Жора. А ты кто?

— Филипп. Ну слава богу, хоть кто-то нашёлся! Я уж думал, потерялся я. Не видно ни черта. Проклятый лес!