Большая черная дыра (СИ) - "Amazerak"

И казалось бы, все эти трудности преодолимы: не страшно помёрзнуть денёк-другой, если впереди ждут тёплые казармы, горячее питание, баня, чистая одежда. Мысли о грядущем отдыхе поддерживали солдат на их горестной стезе. Надежда и вера горели в отощавших душах, пока отсыревшие ноги в гнилых портянках стирались о разбитый грунт дороги.

Но вчера надежды рухнули. До Гродно оставалось вёрст двадцать — дневной переход не форсированным маршем, но на пути снова появились германские заслоны, и без боя сквозь них было не пробиться.

Георгий проснулся в очередной раз, но не от стонов и кашля по соседству, а от холода. Костерок помирал и почти не грел озябшие ноги. Караульный неподвижно стоял, прислонившись к сосне. Уснул. Пришлось скормить огню ещё несколько веток, чтобы тот воспрянул.

Поставив рядом кружку, Георгий стал ждать, пока вода согреется, чтобы промочить опухшее горло. Рана на плече покрылась коркой и болела уже не так сильно, как два дня назад. Опасения оказались напрасны, воспаление не началось, а вот общее самочувствие лучше не становилось: простуда никак не проходила.

Над замёрзшей пущей висела луна одиноким бледным оком. Тусклый свет разливался по веткам продрогших сосен, а по земле стелились чёрные тени, скрывшие измученный солдатский сон от вражеских глаз. Где-то вяло переговаривалась артиллерия, долбила и долбила неизвестно по кому, пытаясь выковырять обречённых бойцов из заснеженной чащи.

Георгий смотрел на кружку, где поблёскивала вода в свете костра, и настроение было подавленным. Вчера сказали, что утром снова надо идти в бой, и голову наполняли невесёлые мысли. Сколько понадобится положить жизней, чтобы пробить последний заслон? Многим ли удастся выбраться из холодных лесов? Суждено ли ему уцелеть в следующей битве? Много раз смерть обходила его стороной, пролетая у самого виска, но вечно везти не может.

Да и воевать не было никаких сил. Вчера полдня кружилась голова, температура не спадал, по вечерам начинался сильный жар, а кашель стал тяжёлым, надрывным и шёл откуда-то изнутри. Доволочь ноги до очередного привала и то было непросто, о драке же и речи не могло идти.

Остальные солдаты чувствовали себя не немного лучше. Больных становилось больше, некоторые терялись по пути, самые везучие договаривались с обозными, чтобы ехать на возах, прочие оставались на обочине, и о них больше никто не вспоминал. Вероятно, были и те, кто симулировал, чтобы сбежать, но и настоящих хворых хватало. Сырые ноги, отсутствие нормальной пищи и тёплого ночлега подкашивали даже самых крепких мужиков.

А утром ватаге истощённых бродяг, напоминающих живых мертвецов, коих подняли из могилы, предстояло драться со свежими силами противника, у которого в достатке и боеприпасы, и продовольствие. Будучи реалистом, Георгий понимал, сколь гибельным окажется грядущее столкновение. Больше половины отступающих сложат головы, а остальных, если им не удастся прорваться из окружения, ждёт плен.

Сам не заметив как, Георгий опять уснул, а когда открыл глаза, обнаружил знакомую картину: белое поле, туман, люди, бегущие к огромной чёрной яме, разверзшейся на их пути. Солдаты кричали «ура» и срывались вниз, а он замер у края. Бездна тянула к себе неумолимой силой, а он сопротивлялся, хоть и понимал, что долго такая борьба продолжаться не сможет: рано или поздно он окажется там же.

Георгий очнулся. Он по-прежнему сидел у костра. Вода согрелась. С помощью полотенца он взял кружку и хотел сделать глоток, но, вздрогнув, замер в ужасе. Сердце ёкнуло в груди, чуть не остановившись. Возле ближайшей сосны стоял высокий человек в офицерской форме — тот самый, который не раз мерещился то в поле, то в комнате.

На мундире незнакомца красовались золотые эполеты и аксельбант, блестели пуговицы в свете костра, а на поясе висела сабля. Обтянутое жёлтой, высохшей, как у мумии, кожей лицо смотрело чёрными провалами глазницы, вместо носа зияла дыра, а зубы скалились зловещей ухмылкой. Кусок физиономии был срезан по левому глазу, как и у того трупа, на который группа разведчиков наткнулась в лесу возле заброшенного окопа, но сейчас увечье частично скрывала фуражка.

Георгий машинально подвинулся назад, на лбу выступила испарина. Огромный оживший мертвец стоял и молчал, заложив руки за спину.

— Что ты такое? — выдавил Георгий, не понимая, то ли взаправду всё это с ним происходит, то ли продолжается затянувшийся сон. — Что тебе надо?

Ответа не последовало. Существо стояло перед костром какое-то время, а потом развернулось и, позвякивая портупеей, медленно побрело прочь между спящими солдатами. Георгий, не отрываясь, смотрел ему в спину, пока мертвец не скрылся за деревьями.

Галлюцинация выглядела настолько реальной, что заставляла усомниться в собственной иллюзорности. На фоне болезни и общей слабости контуженый мозг создавал всё более живые образы. Георгий понимал это, рациональный склад ума и некоторые знания не позволяли ему верить в сверхъестественное, однако из головы никак не выходила абсурдная мысль, что длинный мертвец явился как предвестник чего-то ужасного.

Перед рассветом артиллерийский огонь усилился. Удары стали ближе и чаще. Ещё затемно звуки горна оторвали людей ото сна, офицеры построили бойцов в походные колонны и повели мимо застывших на шоссе возов, где до сих пор дрыхли обозные, коим не требовалось идти в бой.

Георгий почти не знал солдат, окружавших его. Он снова оказался среди нового подразделения. Те бойцы, с кем Жора Степанов начинал служить, погибли или пропали без вести, как и отряды, к которым он прибивался в последние дни. Теперь появились новые лица, но их Георгий даже запомнить не пытался, понимая, что и этих скоро не станет.

Впрочем, несколько человек запомнились: Филипп и Еремей, с которыми шли от Марьянки, белобрысый Андрюша, постоянно жаловавшийся, что у него пальцы отнялись, бывший борец Руслан — круглолицый, лысый здоровяк ростом метр восемьдесят, почти великан по местным меркам, и фабричный рабочий Александр, отправленный в солдаты, как он утверждал, за участие в стачке.

Сейчас они все находились в одной роте, численность которой была раза в два меньше штатной. Полку уже довелось поучаствовать в боях, где он понёс потери, и теперь все эти люди после многодневного изнурительного перехода снова шагали туда, где рвались снаряды и гремели пулемёты. Капитан приказал экономить патроны. Запасы опустели, а новые подвезти окружённым никто не мог.

Еремея, правда, уже не было в строю. Ещё вчера он пропал вместе с двумя бойцами из роты. Никто не заметил, как они ушли: то ли обессилели и отстали, то ли, что скорее всего, дезертировали. Куда им идти, Георгий не представлял, ведь германские войска блокировали все дороги, но если иметь навыки выживания в лесу и удачу, да ещё найти проводника среди местных крестьян, то побег вполне мог закончиться успехом.

Рота направлялась к опушке, впереди мелькали проблески небесной синевы. Георгий шагал вместе со всеми, не отставал, хоть тело изнемогало и болело под тяжестью амуниции, а на плече суровой солдатской ношей лежала опостылевшая винтовка. Рваные мозоли нарывали, поясница отваливалась, на лбу из-за жара выступил пот.

Выбрались из леса, прошли вдоль опушки, выстроились боевым порядком и залегли. Погода стояла ясная, на тихом солнечном небе горел холодный жёлтый шар, а мимо проплывали белоснежные кучи облаков, среди которых кружил одинокий аэроплан.

Вокруг колючей порослью были разбросаны группки кустарников и лиственных деревьев. Снаряды падали редко и далеко от занятых позиций, но эти резкие, громкие удары, вселяли страх в сердца солдат при одной мысли о предстоящем пути через простреливаемое поле. Впереди окапывались другие подразделения, а двести девятому полку приказали рыть землю почти у самой лесной опушки. Георгий сбросил ранец и взялся за лопату, но без большого энтузиазма. Почва была мёрзлая, твёрдая, и руки, сжимая холодный черенок, делали усталые, монотонные движения.

Очередной снаряд рванул чуть ближе, чем остальные, и на пустом пространстве между двумя залёгшими подразделениями взлетели в воздух комья почвы. Ещё один ухнул где-то в лесу.