Я – борец! 2 Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс

Левый маваши, как каратисты говорят, «джодан» прилетел Вове прямо в голову и пронёсся насквозь, шаркнув по части выше линии ушей. Я это подсмотрел у хорвата Мирко Филиповича в каждом из его боёв. И тело каратиста, одеревенев, рухнуло на бок.

А я обернулся и пошёл к своей сумке, чтобы наклониться и достать из неё белый пояс.

— Э, щегол, ну-ка со мной попробуй! — выпалили мне в спину. И, повернувшись, я увидел, что ко мне идёт тот самый чёрный пояс, что стоял в первом ряду.

— Сенсей, — проговорил Игорь.

— Яме! — скомандовал учитель.

— Чё ямэ? Я не для того за Родину в Афгане два года провоевал, чтобы у меня на глазах моего брата били! — прорычал он шагая ко мне, но на его пути возник Игорь.

— Ты за языком следи! — отреагировал Игорь на его нападки на авторитет тренера.

Каратисты встали напротив друг друга, а я просто пошёл к Вове и, наклонившись, снял с него красный пояс, взамен бросив на грудь тому свой белый.

— Ты сыкло! Я тебя на улице найду! — высказался чёрный пояс в мой адрес.

— У меня к тебе претензий нет, но если хочешь, можем подраться, с разрешения сенсея, конечно! — кивнул я.

— Добро, — кивнул тренер, — а за твою дерзость, Пётр, ты после боя сделаешь 500 отжиманий.

— Осс, — проговорил Пётр с усмешкой.

— Сенсей, с чёрным поясом я могу драться только без правил, — произнёс я, смотря на учителя в секции, и, получив кивок, взглянул на полные ненависти глаза Петра. Тем временем Вова пришёл в себя и начал громко выть, чем поверг в ступор новичков в секции.

Что ж, и такое бывает, когда пробуждаешься от нокаутов…

Не отводя взгляд от Петра, я повязал на себя красный пояс его брата.

— Без правил тебе же хуже, — прорычал он.

— Без правил у тебя шансов нет, афганец. — покачал я головой, держа руки нарочито опущенными.

Если правда служил и воевал? За это респект и низкий поклон тебе! У меня в прошлой жизни это было, у Медведева Саши ещё предстоит, скорее всего, тоже не миновать афганской компании. Так что, Пётр, мы с тобой почти коллеги. А морду я тебе набью просто потому, что ты хочешь набить мне!

Как я сетовал в последний свой день в 2025-том, после каждой войны появляются те, кто кричат, что они воевали. Обычно это они орут в пьяном угаре, стращая своими криками мирное население их населённого пункта. Пётр был трезв и свой Афган сюда приплёл скорее всего, чтобы иметь полное моральное право вступиться за брата. Ну и нагрубил, конечно, тренеру, за что получил неодобрение его же коллег по спорту. Я его понимаю: тяжело держать себя в руках, когда твоего брата бьют у тебя на глазах.

— Хаджиме! — скомандовал тренер.

И он ринулся на меня, словно гоночный болид — слишком быстро, чтобы останавливать, слишком опасно, чтобы встречать «ударом», и вообще рубиться на руках при его-то мышечном тонусе.

Но я с шагом выкинул в его сторону правую руку, чтобы крепко схватить за воротник кимоно и ещё сильнее дёрнуть чёрного пояса на себя, развернуться спиной и, подбив опьянённое ненавистью тело ногой под его бёдра, запустить через себя. Прямо в деревянный пол.

— Брат! — воскликнул с пола Вова, когда увидел, как его брательник врезается шейно-ключичным отделом в полированный деревянный пол.

«Туше! Семейка.»

На душе вдруг стало мерзко. Не люблю, когда страдают сторонние люди, но раз уж выбрал путь, надо идти по нему до конца, иначе кое-кто может расценить твои жесты доброй воли как слабость.

— Яме! — скомандовал тренер.

И я, по их традиции, совершил поклон лежащему и издающему скрипучий стон крепышу.

— Его красный пояс твой, — строго проговорил тренер, — но ты соврал, сказав, что пришёл показать своё мастерство. А по сути, пришёл сюда бабу делить!

— Я никого не делил. Твой ученик напугал мою девушку, и я бы мог подкараулить его в общаге, но пришёл сюда разобраться с ним по правилам его спорта. Вы же слышали его слова как он упоминал её имя!

— Слышал. Но ты бы мог сразу всё рассказать и не юлить!

— Я не выклянчиваю справедливость, а стремлюсь к ней. — парировал я, посмотрев на главную стену зала где висел портрет основателя их стиля.

— Что ж, для братьев Волуновых это будет хорошим уроком, чтобы лучше тренироваться и не поддаваться ярости. Если бы Пётр стал драться с тобой на дистанции, разве ты бы его смог бросить ямой араши? — произнёс тренер потирая свой подбородок, будто раньше носил бороду, которую недавно сбрил.

— Я вообще не хотел с ним драться. Если бы не бежал на меня как бык, бросил бы чем-нибудь другим. Спасибо вам, сенсей, за возможность подраться по правилам каратэ, — произнёс я, поклонившись.

— И тебе, хоть ты и не представился, за то, что научил двух моих учеников выдержке!

— Я Саша Медведев, — произнёс я, учтиво кивнув. — Всего всем доброго. Осс!

Я выходил из зала, а за моей спиной шептались: «Медведев… это Медведь? Я думал, он больше!»

— Миша, — окликнул меня уже на улице голос Игоря.

Я обернулся и остановился. Гэбист вышел за мной прямо так, в кимоно, напялив тапочки на босую ногу.

— Это что такое было? — спросил Игорь. Он улыбался, видимо, просто хотел для себя разобраться в ситуации, а не топил за друзей-каратистов.

— Дзюдо! — ответил я, не задумываясь.

— Ты знаешь, скольких хороших парней сгубили девушки? — спросил он у меня, прищурившись.

— У вас и такую статистику собирают? — искренне удивился я.

— Смешно, — кивнул Игорь. — Вот только Пётр Волунов публичного унижения не простит. Он и до службы был специфическим, а после армии совсем отбитым стал.

— Что, отбитие Шмеля или пьяных браконьеров?

— Я тебя, Миша, предупредил, — уже серьёзно проговорил «чекист».

— Чем же я за это буду обязан? — постарался как можно милее улыбнуться я.

— Ничем. Мишки — звери редкие, вот и охраняю вас по мере сил…

— Ещё раз спасибо, — кивнул я.

— Слушай, может, потренируемся как-нибудь? — предложил он неожиданно.

— С удовольствием. У меня сейчас времени больше, правда, в группу позвали на гитаре играть. Я утром могу, только через недельку, когда тело заживёт. Я вчера Ворона по классике выиграл в 74 кг.

— Поздравляю. Давай в 7 утра тебя заберу? Завтра, к примеру, с того же места, где оставил? — спросил гэбист, игнорируя мою просьбу отложить на недельку.

— Давай. Куртку брать с красным поясом? — вздохнул я.

— На хрена тебе «красный», ты же «чёрного» уже завалил?

— Это просто он бежал сломя голову и сам об меня споткнулся. Я на чёрный пояс себя не ощущаю. Союз если выиграю, тогда надену.

— До завтра, Миша! Там сенсей лекцию читает по твоему поводу, пока все на кулаках стоят, не хочу пропустить финальные тезисы, — произнёс Игорь, пожав мне руку.

А я, жал ему руку и думал, что у меня прибавилось дел… Сегодня товарищеский суд курокрадов, потом цеха по намотке, потом традиционное гуляние с Аней, а утром — тренировка с гэбистом. Хватило бы на всё сил и времени…

И я направился в техникум — миньоны добра сами себя не спасут.

Когда я вошёл в актовый зал техникума, широкие окна были полузашторены красными шторами. В глубине зала возвышалась невысокая сцена, на которой громоздился стол и трибуна, а за трибуной, как и положено, красный флаг и по центру — портрет Ленина. Небольшая, надо сказать, аудитория — человек на пятьдесят, ну максимум сто, судя по количеству стульев, но сегодня сюда набилось много больше.

«На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич… Сапожник, портной — кто ты будешь такой?» — гласила детская считалочка. Так вот, за столом сидели все: секретарь комсомольского комитета техникума Борис Инокентьевич Бычков — парень в сером пиджаке, он меня поздравлял после драки с киллером Шмеля; студорг Светлана — тоже в сером костюме; руководитель цеха упаковки фабрики «Красного крыла» Фёдор Кузьмич — он где-то раздобыл коричнево-полосатый пиджак; сотрудник милиции в звании младшего лейтенанта — никого другого и не захотели послать настолько важное мероприятие, как общественное порицание курокрадов. И мои дебилы — Олег и Егор — стоящие у постамента правее трибуны.