Новый путь истории (СИ) - Ежов Сергей

— Стали выпускать, да. И мы их используем, но вот беда, у этих устройств масса ограничений, да и быстродействие не на высоте. Нам нужно счётно-решающее устройство для рутинных вычислений. И должна тебе сказать, Юрий ты мой Сергеевич, что о таком же устройстве мечтают радисты, корабелы и авиаторы. Оно пригодится многим, я помню, какие сложные расчёты приходилось производить моторостроителям и железнодорожникам.

Я крепко задумался. В сельской школе поневоле становишься универсалом, поскольку периодически приходится подменять коллег, отсутствующих по различным причинам. Был в моей жизни период, когда наш учитель информатики взял годовой отпуск, а на замену ему никого не нашлось. Тогда часы информатики дали мне — как физику и бывшему математику тема близка. К работе я всегда отношусь серьёзно, да и стыдно перед детьми выглядеть «немогузнайцем», так что к урокам готовился я основательно. Собственно, за тот год я успешно одолел курс информатики с пятого по одиннадцатый класс. Да, неплохо тогда получилось: мои ученики успешно сдали экзамены, ни один не провалился и не отправился на переэкзаменовку. В сущности, я сейчас способен написать учебник, а для этого времени — сборник фундаментальных откровений для всей отрасли информатики. Да, конкретные, прикладные вещи, вернее, навыки квалифицированного пользователя, чему и учат в школе, в моём труде не пригодятся, зато пригодится то, что обычный ученик из будущего просто пролистывает. Я говорю об основах, о том, что придумали Джон фон Нейман и Джон Преспер, два великих американца. А придумали они методологические основы электронных вычислительных машин и заложили алгоритмы их применения. Больше того: я немного знаю что такое «узкое горлышко фон Неймана» и по верхам наслышан о параллельной архитектуре.

По большому счёту, моих вполне отрывочных и не слишком подробных сведений хватит для организации научной группы. А главное, их хватит для постановки конкретной научно-практической задачи, причём с обозначением конкретных сроков исполнения того или иного этапа.

— Моя милая, а не желаешь ли ты сама заняться созданием вычислительной машины?

— Но я же в вычислительных машинах решительно ничего не понимаю!

— Неубедительный аргумент. Много ли ты понимала в двигателях, когда взялась заниматься ими?

— Ах, Юра, тогда я даже не подозревала, насколько это сложно! Знала бы, ни за что, бы не взялась!

— Вот это уже ближе к делу. Сейчас ты знаешь, насколько сложно создание вычислительных машин?

— Понятия не имею! Но знаю, что очень непросто.

— Вот видишь, Елизавета Алексеевна, ты на той же позиции, что и перед входом в моторостроение. Знаешь, в чём твои главные преимущества?

— В чём же?

— В том, что ты знаешь чего хотеть, и кому нужен результат твоего труда. Это важно. Второе твоё преимущество в том, что ты не знаешь, что на этом пути возможно, а что совершенно невероятно. В сущности, для тебя всё возможно, и ты меняя методы и исполнителей добьёшься результата. Очень важно то, что ты имеешь опыт успешного руководства чем-то похожим, причём опыт успешный. Я знаю, что с тобой консультируется новое руководство моторостроителей, причём разных отраслей.

— Это правда, консультируются. В конкретных вопросах я уже давно отстала от текущего положения вещей, а вот о направлениях научного поиска и отчасти практики, да, интересуются моим мнением.

— Ну вот, формируй команду, и приступай к работе.

— Почему же ты сам не хочешь заняться новым делом?

— Непростой вопрос. Во-первых, мне очень нравится быть генератором идей. Во-вторых….

— Можешь не продолжать, достаточно и первого пункта. А ты знаешь, Юрий ты мой Сергеевич, я на тебя обижена.

— За что, радость моя?

— Ты очень давно, просто бесконечно давно не посвящал мне песен. Я уже начинаю чувствовать себя обыкновенной женщиной, вот ведь какой ужас!

— Что же, коли так, вели подать мою мандолину.

Лиза легко и грациозно встала, и сама принесла мне инструмент.

Я с поклоном принял мандолину из рук любимой женщины, немного подстроился и запел:

Уронит ли ветер в ладони сережку ольховую,

Начнет ли кукушка сквозь крик поездов куковать,

Задумаюсь вновь, и, как нанятый, жизнь истолковываю

И вновь прихожу к невозможности истолковать.

Себя низвести до пылиночки в звездной туманности,

Конечно, старо, но поддельных величий умней,

И нет униженья в осознанной собственной малости —

Величие жизни печально осознанно в ней.

Сережка ольховая, легкая, будто пуховая,

Но сдунешь ее — все окажется в мире не так,

А, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,

Когда в ней ничто не похоже на просто пустяк.[1]

— Как хорошо! Надо бы поскорее отправить эту песню в Россию, пусть и она станет известной и народной. Кстати, ты обратил внимание, как затихли люди в доме? Слушают тебя, мой Орфей. Спой ещё, прошу тебя!

Я ехала домой, душа была полна

Неясным для самой, каким-то новым счастьем.

Казалось мне, что все с таким участьем,

С такою ласкою глядели на меня.

Я ехала домой… Двурогая луна

Смотрела в окна скучного вагона.

Далекий благовест заутреннего звона

Пел в воздухе, как нежная струна.[2]

— И эта песня необычайно хороша, и она станет любимой в обществе. Скажи, сколько у тебя вышло сборников?

— Количество сборников неинтересно. Гораздо интереснее другое, моя родная: сколько талантливых людей мы с тобой вывели из неизвестности? Вот этим я горжусь всерьёз. Инженеры, конструкторы, офицеры, техники, врачи, промышленники, агрономы… Скольких ты поддержала лично, ссудила деньгами безо всякого расчёта возврата этих копеек, а ведь все без исключения эти люди скрупулёзно возвращали долги.

— Да, Юрий ты мой Сергеевич, какое счастье, что нам есть ради чего жить.

[1] Стихи Евгений Евтушенко, музыка Евгений Крылатов

[2] Слова и музыка Марии Пуаре

Глава 14

Учебник я написал за полгода, то есть, очень быстро. Надо признать, в этом деле сказался опыт предыдущих работ по написанию других учебников. А ещё помогли «птенцы Лизиного гнезда», как я стал называть сотрудников, набираемых Лизой в несколько центров, занятых разработкой радио и всего, что связано с радио. А именно: передача данных на расстояние, запись звука, изображения, текстовой и графической информации, различных параметров работы устройств, а главное — хранение всей этой информации и работа с нею.

Я попал в это время из эпохи, где информацию хранят на микросхемах в виде флешек и иных накопителей, так что здесь стал продвигать именно эту идею. На самом деле я видел множество носителей информации: держал в руках восковые валики с записью голоса, лично пользовался стеклянными и виниловыми грампластинками. Нынче принято с ностальгией вспоминать те грампластинки, и хвалить их за некий «тёплый ламповый звук», но пижонство всё это. Просто человек уверяет: его слух настолько тонок и изощрён, что он способен отличить на какой аппаратуре воспроизвели запись, а вы простые и тугоухие живите с тем, что есть. На самом деле, я твёрдо знаю: цифровая аппаратура позволяет сделать звук каким угодно, в том числе и «тёплым ламповым».

Было дело, я помогал кинооператору заряжать проекционный аппарат плёнкой, и видел узкую полоску звукозаписи, но знаю, что этот способ распространения не получил. Личной кинокамеры у меня не было, но меня самого на плёнку снимали много раз. И фотоаппарат у меня был — как плёночный, так и цифровой. Пользовался я магнитофонной плёнкой, как видео, так и аудио, и должен сказать: занудное это дело. Плёнка ненадёжна. Она истирается, она рвётся и мнётся, бывает что магнитофон её зажёвывает, в общем, ничего хорошего. Помню я дискеты для компьютеров — они просуществовали недолго, но ярко, и исчезли как по мановению волшебной палочки. Короткий век CD и DVD дисков был лебединой песней механических носителей и механики в воспроизводстве изображения и звука. А потом пришли флешки во всем их многообразии, и заменили собой всё. При всех своих недостатках, если таковые вообще есть, цифровые носители многократно превышают все остальное, по своему объёму сохраненной информации, качеству, цене и удобству. Вот потому я и буду продвигать цифровые носители. А изобретут что-то более удобное и совершенное, значит перейдём на это новое.