Авиатор: назад в СССР 4 (СИ) - Дорин Михаил

Открыв дверь, я сразу попал под холодные струи дождя, который размывал почву под ногами. Щебень в этой части кладбища ещё не был насыпан, поэтому пришлось идти по мягкой жиже. И ноги меня несли именно туда, где и похоронена Женя. Эта дорога показалась мне очень долгой. С каждым шагом воспоминания накладывались одно на другое. Я, будто, вновь видел перед глазами любимую и проживал каждую секунду этого похода в грязи.

Ноги продолжали вязнуть, но это меня не останавливало. Вот она уже рядом, и кажется, сейчас силы окончательно меня покинут. Ох, не думал, что так сложно прийти будет сюда снова! Эмоции зашкаливали, сердце вот-вот должно было выпрыгнуть из груди, и я уже не смог себя сдержать — глаза не выдержали наплыва скупых слёз, которые смешивались с дождевой водой.

— Я пришёл, — прошептал я, выкладывая тюльпаны на могилу.

Ливень ещё продолжался, но уже не так сильно. Не знаю, сколько я ещё стоял рядом с могилой, но заставить себя уйти у меня не получалось. Я что-то бормотал себе под нос, будто разговаривал с Женей. Хоть рядом и никого, но громче говорить не хотелось.

— Сергей? — прозвучал сзади голос Натальи Александровны.

Я повернулся, и увидел перед собой маму Жени, спрятавшуюся под зонтом. Выглядела женщина болезненно. Заметно осунулась за эти дни, круги появились под глазами и даже несколько седых прядей выбивались из-под черного платка.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Ты как, Серёжа? Пропал куда-то, — спокойно сказала она, прикасаясь к мокрой щеке ладонью. — Выглядишь плохо, не бритый, промок. Вставай под зонт, а то заболеешь.

Куртка и правда вымокла изрядно, а голова была, как после душа. От Натальи Александровны пахло легким цветочным ароматом с нотками свежей зелени. Те самые духи «8 марта», которые Женя обычно брала у неё.

— В порядке, спасибо. Вот… не хотел, если честно приходить.

— Тяжело?

— Слов таких нет, как именно тяжело, — ответил я. — Что делать, и не знаю…

— О чём это ты?

Я решил не скрывать от Натальи Александровны своих переживаний. Её боль не меньше моей, а, скорее всего, даже больше. При словах, что мне, словно крылья подрезали, и теперь нет желания летать, выражение её лиц изменилось. Она вдруг стала весьма серьёзной.

— И это говоришь ты, человек которого любила моя дочь, в том числе за целеустремлённость и храбрость? Сергей, не смей меня разочаровывать, — строго сказала она, указывая своим указательным пальцем на кончик носа.

— От вас это слышать…

— Неожиданно? Да, погибла моя дочь. Да, я в трауре и сердце разрывается от этой утраты, — не сдерживая слёз, сказала Наталья Александровна. — Но посмотри по сторонам, внимательно посмотри.

Не понимаю, что здесь я должен был увидеть. Кругом могилы и ничего более.

— Здесь ничего нет.

— Вот именно. Когда тебя хоронят, тогда уже можно сказать, что нечего делать и некуда идти. Это называется — выхода нет, ты меня понял?

Интересные сравнения проводит мама Жени. Не думал, что в ней столько стойкости, чтобы вот так уверенно говорить.

— Вот когда окажешься на их месте, — указала она рукой на могилы. — Тогда и будешь говорить, что не знаешь что делать. Не разочаровывай меня и мою дочь.

Мы ещё немного постояли у могилы, а затем Николаевич развёз нас по домам. После такой поездки на душе стало несколько спокойнее.

Надо признать, что я действительно расклеился. Пускай и немного времени прошло со смерти Жени, но у меня есть дело всей жизни — служба. И сейчас стране нужны военные лётчики. Нужно взять себя в руки, и работать. А память о Жене — она всегда со мной.

— Серый, ты куда? — спросил у меня Тёмыч, когда увидел, как я складываю в чемодан документы и вещи.

— Собираешься? — поинтересовался Макс.

Я остановился, не отпуская из рук фотографию Жени. Правда, чтобы она подумала, узнав о моих мыслях уйти из авиации. Всегда меня учили, что решения нужно принимать с холодной головой, а не с горячим сердцем.

— Спасибо мужики, что поддержали. Завтра я улетаю в Ташкент, а там и на службу.

Глава 19

По совету старших товарищей, таких как Нестеров и Борисов, которые провожали меня на самолёт, первым делом я отправился в штаб ТуркВО в Ташкент, как и было у меня указано в предписании.

Размеры и широта улиц поразили с первого взгляда. Относительно мягкая и тёплая погода, к которой я привык в Белогорске, в столице Узбекской ССР была примерно такой же. По улицам ходили молодые девушки с длинными тонкими косичками, выбивающимися из-под тюбетейки. Из одежды на них куйлаки — узбекские платья и лозимы — штаны, сшитые из шёлка. Также встречались и представительницы прекрасного пола, которые носят платья с длинным рукавом, береты и пальто на советский манер. В основном русской национальности.

По пути к штабу округа встретились мне и несколько десантников, одетых в парадно-выходную форму со звенящими медалями на груди.

Один из них в звании рядового прижался к витрине магазина и попытался закурить. Помимо обычных знаков, вроде парашютного значка, классности и «воина-спортсмена», у него были две медали — «За отвагу» и «За боевые заслуги». Он всё пытался опереться на свой костыль, да только тот так и норовил упасть на тротуар. Его товарищи ушли чуть вперед, и поддержать его было некому.

— Давай помогу, — сказал я, прихватив его под мышку одной рукой, а другой, забирая у него коробок спичек.

— Спасибо, товарищ лейтенант. Вы служить или на лечение? — спросил он.

— Приехал служить. Лейтенант-лётчик, — ответил я, и десантник слегка прокашлялся.

— Вы уж извините, что вам пришлось от ваших дел отвлечься, товарищ…

— Успокойся. Где был в Афгане? — спросил я.

— Много где. Как у нас любят говорить теперь, если хочешь пулю в зад, приезжай в Асадабад, — сказал рядовой, ещё раз поблагодарил меня и поковылял за своими товарищами.

Вот уже и Афганский след сразу проявляется в этих местах.

Не отказал я себе в прогулке по Парку Боевой Славы, открытому пять лет назад. Большая территория, вмещающая множество экспонатов от старых артиллерийских пушек до современных для этого времени самолётов. Особое внимание следует уделить аллее бюстов, каждый из которых символизирует представителя различных родов войск. Венчает всё это шестиметровый монумент «Защитнику южных рубежей», выполненный в форме скульптуры солдата в шинели, держащего над собой ППШ. Даже интересно, какова судьба будет всего этого архитектурного ансамбля после развала Союза?

В штабе округа, на удивление, я пробыл не очень долго. Кадровик в звании подполковника сразу нашёл моё предписание и выдал мне его вместе с проездными документами. Судя по внешности, был он из местных или из соседних республик. Не удержался он и от вопроса по поводу моего выбора.

— Странный выбор у тебя Родин. Чего не заграница или какие-нибудь другие части? — спросил он, наливая себе ароматного чаю в небольшую пиалу.

— Тепло здесь. И дыни с арбузами я люблю.

— Ну да. Во Владимирске твоём родном ты не наелся их, видимо, — сказал он, отпивая из пиалы. — Иди. Хуш келибсиз!

— Разрешите поинтересоваться, товарищ подполковник, что…

— Начинай учить местный язык, лейтенант. Может пригодиться. Означает это — добро пожаловать, — улыбнулся он и протянул мне тарелку с чак-чаком. — Угощайся, и беги на вокзал.

Не прошло и нескольких часов, как я стоял на автостанции Осмона, прибыв сюда междугородним ЛАЗом. Кадровик в штабе округа посоветовал сесть на маршрутный автобус номер 16, который проходил через весь город.

С первых минут поездки по Осмону я понял, что это уже не столица республики.

Преобладание традиционной одежды над светской стало более явным. Среди одноэтажных и двухэтажных глиняных домов стоят небольшие палатки с фруктами и овощами. Вроде уже достаточно прохладно, но на прилавках ещё имеется местный урожай. Дыни, размером с ФАБ-100-120, и арбузы, крупнее баскетбольного мяча. Вот что значит благоприятный климат!