Князь Московский (СИ) - Иванов Евгений Геннадьевич

Покончив с завтраком, попросил супругу распорядиться о покоях для Георгия, ну и свиты его, если, конечно, она будет.

В целом, новость о приезде племянника была положительной.

Хоть Элли, когда увидела фельдъегеря, испугалась и сильно побледнела, из-за этого и не смогла прочесть самостоятельно телеграмму. Но это было нормально, такие эмоциональные вспышки обычны у беременных, тем более она мужественно справилась со своей слабостью и продолжила завтракать, правда, без особого желания.

После обязательного кофе собрался в генерал-губернаторское присутствие. У меня сегодня встреча с купцами-миллионщиками-старообрядцами, а после них буду общаться с еврейским старшиной. Этих толстосумов организовал для меня Юрковский Евгений Корнилович. Точнее не он, а кто-то из его подчинённых, но меня этот момент пока не занимал, так как глава полицейского департамента меня вполне устраивал. Основным моим интересом сейчас стали деньги, а точнее их отсутствие.

Оказалось, что моего содержания как родного брата императора, выделяемого империей, катастрофически мне не хватает. И генерал-губернаторство, что на меня повесили, тоже особого дохода мне не приносит.

Оказалось, что мы бедны!

Тех денег, что получаю, мне едва хватает на те прожекты, которые уже затеял. А впереди ещё такие "авгиевы конюшни", при взгляде на кои дрожь берёт. Так что будем трясти купцов и прочих местных богатеев.

И жидов надо брать в оборот, чтоб, если конечно всё сладится, сами мне деньги несли.

А ещё голод на юге империи грядёт!

В общем, дел и задач очень много, а на их выполнение средств с паучий хер!

Из Кремля до присутствия решил прогуляться пешком. Солнышко светило, было достаточно тепло, и мне совсем не хотелось трястись по булыжной мостовой в местном «тарантасе», а хотелось мне в лес или на море. Так что, взяв с собой двух казачков охраны, двинулся в сторону Тверской.

Кремль покинул через Никольские ворота. Сегодня меня посетило хорошее настроение, и я взял с собой денег разными монетами, решил пошалить, ну и конечно, познакомиться с москвичами поближе.

Из ворот вышли просто, так как на мне было партикулярное платье, то меня, кажется, и не узнали. Мои сопровождающие тоже внимания не привлекали, обычная ситуация – штатскому в помощь выделены помощники.

Подошли к спуску у Иверской часовни, там была очередь из разномастного люда, человек в двадцать: тут были крестьяне в лаптях и с котомками, купчишки и разные мастеровые, стояли в очереди дамы в шляпах, мальчишка-разносчик. На мне был сюртук первого чина, но без знаков различия, поэтому его можно было принять и за гражданский мундир. Мимо проезжали экипажи, стоял грохот колес, а из арки Воскресенских ворот он возвращался наружу многократно умноженным эхом.

Когда я подошёл в конец очереди, люд отхлынул от меня и с опаской покосился. Меня не узнали, нет! Но важность чина почувствовали и попытались расползтись в стороны, на что я нахмурил брови и слегка мотнул головой: мол, «стойте, где стоите, меня здесь нет». В итоге получилась какая-то комедия; слух о «чиновнике» дополз до часовни и внутрь её нырнул. Поп, что служил молебен, выглянул из-за створок дверей, но меня не узнал и продолжил голосить песнопения.

Наконец подошла и моя очередь. Зашёл в часовню, там было тоже людно, и пришлось потерпеть еще чуть-чуть. Пару черноризцев допевали молебен, видно было, что делают они это не впервой, и особо старались не надрываться.

Я всё ждал, когда же почувствую хоть маленькое магическое эхо, но нет. Вся часовня была пропитана эмоциями, но не было и крупицы маны. Не могу сказать, что был разочарован, ведь, в отличие от обывателей, я чувствовал пустоту магического фона буквально кожей.

Но чуда хотелось, да...

Приложился по обычаю к иконе, мои сопровождающие - тоже. Священник общался в уголке с каким-то мастеровым и, увидев, что я отошёл от образа, взялся нас помазать елеем. Видно, он всё же разглядел, кого помазывает, так как глаза его распахнулись, и с губ его сорвалось невнятное мычание.

- Молчание – золото, батюшка. – С этими словами сунул ему в руку пятирублёвую монету. Тот закрыл рот, поджал губы, а так как он был уж сильно бородат, то получилось, будто рот его прямо провалился в бороду. А мне с трудом пришлось сдерживать улыбку - больно вид у попа был нелеп.

Выйдя из часовни, неосознанно вздохнул, казачки вместе со мной перекрестились, и мы двинулись через площадь к часовне Александра Невского.

Мои охранники мне не мешали, двигались на шаг позади меня, а самое главное, что молчали, и это было очень приятное обстоятельство.

Я заглянул на Охотные ряды, прошёлся вдоль прилавков и лавок. Зашёл на Обжорный ряд, но долго там находиться не стал, больно дух там стоял премерзкий. И выйдя на Тверскую, стал не спеша дефилировать в сторону генерал – губернаторского дворца. По пути заходил в магазинчики и пекарни. В общем – гулял.

Так прогулочным шагом и добрался до присутствия.

_________________________________________________________________________

Свет электрических ламп был необычен для моего глаза, не то, чтоб резал глаза или был слишком ярок, нет, просто непривычен - видно, волновое излучение другое. Не знаю, есть ли в этом Мире исследования на эту тему, надо дать указания, чтоб проверили.

Повернул голову к Шувалову, и когда тот наклонился ко мне, тихо произнёс:

- Надо узнать, есть ли научные работы на тему, как влияет свет от электрических ламп на зрение обывателей. И узнай, сколько стоило электрифицировать это здания, ну и тонкости разные тоже уточни.

На встречу со старообрядцами я явился раньше, чем планировал. И чтобы не терять время, решил заняться бумагами, скопившимися за моё отсутствие. А так как секретариат работал плохо, разной писанины накопилось много.

Собрал всех «чернильных душ» и стал устраивать им учения, как надо и как не надо, что должно задерживаться на столе у секретаря, а что должно относиться мне тут же. Построил их вдоль и поперёк; не могу сказать, что это поможет общему процессу бумагооборота, но душу отвёл - это да.

После выволочки секретариату взял Шувалова, бумаги, которые хотел прочитать вдумчиво, ну и пару проектов — для развлечения.

Так и сидел. Огромный зал красных тонов, большие хрустальные люстры, оборудованные электрическими лампочками, колонны, пилястры, лепнина и в центре стол для совещаний на двадцать персон. Стулья с красивыми, но абсолютно неудобными спинками, поэтому, как сел я на него, поёрзал и приказал привезти из своего кабинета нормальное седалище.

Так и работал, пока лакей не известил меня, что все купчины в сборе, и по взмаху моей руки начал их запускать.

Поднявшись из-за стола, пошёл пожимать руки богатеям. Список из имен, фамилий и кто как выглядит, был мне предоставлен ранее. Все купцы были не столько торговцами, сколько фабрикантами. Ну и, конечно, все были раскольниками-старообрядцами, и все они принадлежали к Рогожской общине.

Первым, кому подал руку для приветствия, был Морозов Викула Елисеевич, имевший несколько фабрик по производству различных тканей. Круглый и явно добродушный старик, с мягкими руками и добрыми глазами, которые меня вовсе не ввели в заблуждения, так как все его чувства были спокойны с налётом обречённости, но глубоко внутри него сидела чёрная ненависть, направленная, по какой-то причине, на меня.

Следующим, кому я пожал руку, был Рябушинский Павел Михайлович, фабрикант и банкир. Рослый и могучий старик, с седой гривой волос и цепкими ясными глазами. Ему уже было семьдесят лет, но его рука была как деревянная лопата, такая же твёрдая и сухая. Он был деловит и спокоен, с нотками злого любопытства в чувствах.

Третьим был Солдатенков Козьма Терентьевич. Был он низок, упитан и с живым добродушным лицом, эмоции его были подобны предрассветному озеру. И он соответствовал почти идеальному примеру того человека, на которого не лёг бы магический ошейник.

Это были самые сильные и богатые раскольники, их суммарный капитал был больше двенадцати миллионов рублей.