Князь Московский (СИ) - Иванов Евгений Геннадьевич

Моё поведение было явно неправильным, положение брата императора было на порядок выше в иерархии, чем старообрядцев. Грубо говоря, мне достаточно было пожелать, и все их финансы станут моими.

Но мне нужны были эти люди сами. Ведь что такое раскольник в Российской Империи? Это человек, что де-юре не может иметь свою собственность! А?! Каково! Эти люди создали миллионные капиталы в той стране, где они формально не могут ничем владеть! Вот поэтому я приветствовал их стоя и жал им руки.

Сев обратно на своё место и указав им, где им сесть, махнул Шувалову, чтобы организовал чаю.

- Я пригласил Вас, господа, для того чтобы предложить вам дело. Это дело нужно для России, для Москвы, для вас и для меня, - произнёс я и отхлебнул чая. - Мы с вами сейчас находимся на стыке веков, и следующие сто лет будут ещё более технологичными, чем предыдущие. И кто будет управлять нововведениями, тот и будет играть ведущую партию в мировом ансамбле. Мне кажется, что вы понимаете, что наше отставание в промышленном плане катастрофическое. Я специально узнавал, сколько российских станков стоит на ваших производствах. Ноль. Ни одного...

Я замолчал, купцы тоже молчали. Для них мои слова были пусты, ведь предложение не было озвучено.

- Вы всё это и так знаете. А также понимаете, по какой причине это происходит... - и сделав секундную паузу, продолжил: - Раскол - вот основная первопричина того безумства, что творится в нашем отечестве. Мы погрязли в пьянстве и разврате, собственный народ толкаем в латинянство и безбожие. Церковь Божия превратилась в чиновничий аппарат, с бюрократами в рясах.

Мои слова были подобны тому, будто волк кается овцам, что недавно драл их и жрал.

И у моих собеседников было тоже очень смешанное эмоциональное состояние: с одной стороны, мои слова полностью совпадали с их мнением, а с другой стороны -слышать их от меня было неприятно.

Ведь это именно Романовы были теми, кто совершил действия, приведшие к расколу.

— Только не подумайте, что я насмехаюсь над вами или, наоборот, пытаюсь выпросить прощение. Что было, то было, и быльём поросло — нам нужно стремиться вперёд и возделывать ту землю, что поручил нам Господь наш, — на этих словах я перекрестился, и старообрядцы тоже, только они сделали это двумя перстами.

Повисла тишина. Я взял чашку и отпил из неё.

— Вернусь к своим первым словам. Дело, ради которого я вас сюда собрал. Москве нужен свой банк. Город задыхается без денег, при этом капитала на руках у обывателей так много, что они буквально купюрами устилают полы в различных ресторациях. Нужны кредиты на ремонт и обновление коммуникаций города. Требуется нормальный инструмент расчёта и подсчёта доходов, страхования. И вас пригласил, чтобы вы стали пайщиками этого банка. У вас будет половина долей, остальные будут мои, вы зайдёте в это дело деньгами, я же - городским имуществом и своим покровительством. Мне нужно, чтобы был создан прецедент успешной работы государства и старообрядцев.

Купцы морщили лбы и переглядывались. Ни один из них не притронулся к угощению, хотя всё было по канону, без пирожных и восточных сладостей – только сдобные баранки, мёд и орехи. Ну и чай, конечно же, чёрный с какими-то травами.

Молчание затягивалось. За прошедшее время эти раскольники не проронили ни слова, только при входе в зал проговорили несколько положенных слов. И меня это начало раздражать.

Нет, конечно, я понимал резоны такого их поведения: мне слишком мало лет, да и у власти нахожусь без году неделя. Но уважение-то надо иметь!

Видно, самый старый из этой компании понял, что они зарываются, решил сгладить их дерзость.

- Сергей Александрович, ты уж не серчай на нас, мы старые и пожившие жизнь люди. Не прими за дерзость мои слова, но в священном писании сказано, что всяк человек ложь, а от Романовых мы добра не видели. Были нам иногда послабления, да и то внешние, - проговорил Солдатёнков Козьма Терентьевич. - А ты здесь произнёс очень сильные слова, за это тебе честь наша. Но это только слова, а денежки ты хочешь всамделишные. Да, дело, что предлагаешь, стоящее, но, заключая с тобой ряд, мы должны просто поверить тебе! А ведь мы и верой разные, да и веса разного.

Пока этот пройдоха речь свою толкал, я рассматривал эмоции остальных своих молчаливых собеседников.

Морозов был подобен изваянию: за всё то время, что сидел в моём присутствии, только один раз голову чуть повёл в мою сторону. Кремень старик. Да и в эмоциях он был спокоен, даже когда я признал вину Романовых, ничего не поменялось в нём.

Только пожар ненависти стал ещё более чёрным, этот тёмный огонь будто вытягивал все краски жизни из этого раскольника.

«Хм, а вот и враг. Натуральный такой, всамделишный. Ну что ж, будет на ком проводить опыты», - думал я, разглядывая Викулу Елисеевича. Тот даже и не поморщился от моего интереса к нему. Так и сидел застывшим идолом.

А рядом с ним сидел Рябушинский. И его эмоции мне нравились. Он был весел. Нет, он не насмехался и не радовался, его смешила вся эта ситуация. Я в его глазах был подобен уличному мальчишке, что побил стёкла конкуренту, да ещё и остроумно обругал незадачливого владельца. Смешно, куражно и прибыток есть.

Павел Михайлович тоже не был мне другом, но и врагом смертельным его было не назвать. Просто конкурент, и это давало возможность на сотрудничество.

И, решив прервать речь Козьмы Терентьевича, хлопнул ладонью по столу.

- Ладно, купцы! - сказал я. - За то, что обиду мне нанесли своим недоверием, положу на вас виру, сослужите мне службу малую. А за то, что своего держитесь, хвалю. А сейчас довольно разговоры разговаривать. У всех нас дел много, а угощенье моё вам не по нутру.

И, обращаясь к адъютанту, произнёс:

- Павел Павлович, проводите наших дорогих гостей. - А сам демонстративно пододвинул к себе бумаги и стал их рассматривать.

_________________________________________________________________________

- Скажите мне, зачем русским жидовины в Москве?

Передо мной стоял Соломон Алексеевич Минор, главный раввин Москвы. Был он крепок телом, хоть и притворно сутулился, лицо его украшал большой нос, и венчали его нестриженые седые волосы с кустистой бородой.

После того как я выгнал купцов-раскольников, выслушал пространный спич от Шувалова: дескать, «они свиньи и плюют в руку, что их кормит, а вы, Сергей Александрович, зря перед ними распинаетесь» - на этой мысли я его прервал и послал за обедом.

По окончании легкой трапезы велел пригласить этого Зелика.

И вот он передо мной, с грустными глазами и весь такой несчастный.

— Так зачем нам, христианам, нужны те, кто полностью противопоставляет себя нам, ответьте мне, Соломон Алексеевич?

Глава десятая

4 июня 1891 года

Москва. Ямская застава. Брестский вокзал.

Встреча с племянником была шумной и взбалмошной, ибо Великие князья были пьяны вдрабадан.

Из вагона поезда их буквально вынимали.

Да, явилось ко мне погостить двое Высочеств: одно императорское, Георгий Александрович, а второе, простое высочество, Георгий Михайлович, ну и, собственно, их адъютанты, что и выносили этих высокородных выпивох из вагона.

И они ещё сопротивлялись и ругались, смешивая в своей речи французские, немецкие, русские и грузинские ругательства.

Я был зол.

Даже нет, я был в ярости! Ради выказывания уважения брату, для встречи его сына, бросил дела, организовал встречу, всю Тверскую перекрыл!

А в итоге шум, стыд и позор!

Подойдя к двум Георгиям, погрузил их в сон, Александровича велел грузить в мой экипаж, а Михайловича с остальной свитой — в оставшиеся.

«Как хорошо, что отговорил Элли встречать этих на вокзале, Inconfortable», — думал я, трясясь в экипаже.

У Тверской площади велел остановить кортеж. Подбежавшему Герману Германовичу дал распоряжение поселить всех гостей в гостинице «Дрезден», с которой ранее была оговорена такая возможность.