— Значит, либо они уйдут пополнять запас… — начал Лосьев.
— Либо если мы были правы насчет желания японского командования решить вопрос побыстрее, — подхватил осмелевший в последнее время Катырев, — то уже скоро стоит ждать атаки.
Собственно, на этом и строился наш план. Ничего невероятного. Мы показываем крепкие батареи, которые не взять издалека, но которые вполне можно разрушить, если ударить в лоб. Японцы осторожны, японцы не любят рисковать, но время сейчас играет против них. Они спешат, а мы выглядим опасной добычей, которая им при этом вполне по зубам.
— Завтра или послезавтра, — кивнул Брюммер.
— Завтра… Утром, — я прикрыл глаза, прислушиваясь к еле заметному ритму боя.
* * *
Платон Львович Афанасьев лично дежурил на 6-й батарее. Лично он назвал бы ее 1-й или, край, 2-й, но Ванновский с Макаровым настояли, чтобы главным калибрам отвели совсем не главные номера. А еще по отдельному приказу никому из солдат и офицеров нельзя было покидать позицию.
— Словно в театре, — жаловался другу один из наводчиков. — Выйти нельзя, делать ничего нельзя, только сиди и смотри.
— В театре хотя бы кормят, а нам еще и самим готовить, — фыркнул второй.
— За те деньги, что в театре просят, я бы и там сам готовил, — рассмеялся первый.
Да, народ был недоволен и ворчал, но в то же время после того, как генерал лично им все объяснил, они были готовы потерпеть. Чтобы враг точно не узнал, чтобы точно не ждал главного удара. Того, что и должен решить исход боя.
— Идут! — крикнул связист и поправил провод, связывающий их центром.
Вся информация от аэростатов шла сначала туда, а потом уже передавалась на отдельные батареи. А то подвесишь шар над собой и точно получишь пару снарядов прямо в лоб, а так… Обычные связисты центра порой даже не знали, кому именно они передают те или иные координаты. Афанасьев потратил месяцы на выстраивание и доработку этой системы, но сейчас она уже работала как часы. Даже без него…
Платон Львович поморщился, представив, что скажет Макаров, если узнает, что он покинул центр в такой момент. Но в то же время сам артиллерист чувствовал, что будет нужен именно здесь. Возможно, в последний раз прямо на передовой.
— Миноносцы вышли из тумана всего в полутора километрах от берега. Подкопченная четверка с ними, — наблюдатель торчал в специальной башенке, и пока они не откинули специальные щиты, только он видел, что происходит.
— Что наши? — спросил Афанасьев, и в этот момент по ушам ударил тяжелый «бам-м-м».
— 6-дюймовки отвечают. Поздно заметили, мало времени на пристрелку. Начали… Нет! Миноносцы сменили курс.
— Уходят?
— Нет, идут ко входу в бухту по более резкой дуге… Выходят на дистанцию… Один достали, но остальные выпустили торпеды.
Несколько взрывов разорвали стоящие на ближнем рейде торговцы. На какое-то время Афанасьев и остальные лишились слуха, но благодаря специальным затычкам уже скоро пришли в себя… Платон Львович лично рванул к наблюдательной позиции, отодвинул солдата и вгляделся в тяжелую дымную пелену, которая начала заполнять собой порт.
Пожары, дым… Идеальное прикрытие, чтобы береговые батареи не видели, куда стрелять.
— Откидываем заслонку! Готовимся встречать крейсера! — крикнул Афанасьев.
— Но… — осторожно начал один из офицеров. — Еще же не было приказа! Выдадим себя!
— Готовимся! — только и рявкнул Афанасьев. Он даже не чувствовал, он знал, что прав, и знал, что генерал точно его поймет.
Канониры тут же бросились вперед, выбивая чугунные стопоры, и через пару минут стальные створки, прикрывавшие бойницу, полетели вниз. Внутрь тут же ворвались резкое утреннее солнце, ветер и соленые брызги. Три других 8-дюймовых орудия с «Асамы» поставили на площадку повыше, но одно — их! — разместили почти у моря, чтобы можно было встречать врага прямой наводкой. Опасная позиция — тем, что ее легко подбить, тем, что враг, если узнает, сможет достать ее оттуда, куда не добьет их собственное орудие.
Вот только Макаров был уверен, что японцы после сражения в Желтом море, когда успех им принесло именно сближение на 3–4 километра, и сейчас будут придерживаться похожей тактики. Полгода назад Афанасьев никогда не пошел бы на такой риск, а сейчас… Он знал, что генерал прав. Враг придет, враг подставится, а им просто нужно будет сделать свое дело. Позиция одного шанса, который они либо используют, либо… Нет! Обязательно используют!
— Угол заряжания! — скомандовал Афанасьев, заметив, что ствол немного задрался. А для правильной закладки снаряда нужно было, чтобы он шел почти параллельно земле. Чем точнее все будет, тем лучше.
— Затвор! — новая команда.
Сам Афанасьев предпочитал клиновые. Да, они более старые, зато легкие и быстрые. Поршневой был понадежнее, но какой же он тяжелый. В первые десять раз не обращаешь на это внимание, но когда бой заканчивался на десяти выстрелах?
Когда затвор отвели в сторону, пришла очередь снаряда. 113 килограммов стали и смерти. Потом картуз… Интересно, а лет сто назад кто-то мог представить, что этот мешок с порохом будет весить под 40 килограммов? Вряд ли! Особенно те, кто имел дело с деньгами и мог бы посчитать, во что обходится армии каждый такой выстрел.
— Закрыть затвор!
Теперь пушка была готова к выстрелу, оставалось только задать угол с направлением, а для этого дождаться японских крейсеров. Афанасьев ждал. С каждой секундой тянущая пустота внутри становилась все сильнее. А вдруг он все-таки ошибся? Вдруг японцы не планировали атаковать под прикрытием этой дымовой завесы? А он зря выдал их позицию… Все испортил… Платон Львович сглотнул и сощурился, чтобы точно не пропустить никакое движение в тумане.
— Центр передает! Японские крейсера идут к городу! Первую батарею уже подавили из главного калибра, сейчас ведут огонь по второй! — крик ударил Афанасьева по ушам.
Все-таки он был прав. Жалко ребят с первой — если их так быстро разнесли, то это просто невезение. Толстые бетонные стены хоть и не схватились до конца, но могли довольно долго держать удар даже главного калибра японцев, но тем, похоже, опять улыбнулась удача. Золотой выстрел… Так говорят, когда один снаряд подрывает боеприпас и разом отправляет врага на дно или на тот свет.
Вслед за новостями центр передал координаты, откуда придут японцы. А потом Афанасьев и сам заметил в тумане огромную серую тень. Очень характерный силуэт — трубы, обводы бака, кормы — который выдавал в корабле один из итальянских броненосных крейсеров, перехваченный Японией у Аргентины буквально в этом году. «Ниссин» или «Касуга»? Афанасьев задумался и тут же вспомнил скорость, с которой японский флот разобрался с 1-й батареей. Вот и ответ.
«Касуга» отличалась от своего собрата тем, что в носовой башне было не два 8-дюймовых, а одно 10-дюймовое орудие. Идеально для осады береговых укреплений! И небольшая потеря скорости, которой страдал этот корабль после сражения в Желтом море, этому совсем не мешала. Все очень логично, очень грамотно, но… Кто бы ни задумал эту операцию с японской стороны, кто бы ни вел этот корабль, он слишком увлекся!
Афанасьев довернул орудие, чтобы стрелять в заднюю часть корпуса, начавшего отворачивать от берега корабля. Туда, куда врагу обычно не удается добраться, туда, где броня всегда тоньше.
— Огонь!
Первый выстрел, второй… Их почти сразу заметили, и японские крейсеры, осознав опасность, начали уходить еще быстрее. Сколько у них времени? Павел Анастасович сам начал доводить орудие, обжигая руки, просто пронося их рядом с разогревшимся стволом. Плевать! Так близко враг больше может и не оказаться. Восемь выстрелов. С верхней батареи попали разок, но неудачно: «Касуга» вспыхнула, но даже не замедлилась. Проклятье! Еще семь выстрелов, и пушке в идеале надо дать отдохнуть. Они, конечно, все равно продолжат, но точность упадет еще больше.
— Надо правее брать! Буквально полградуса! — связист пытался перекричать гуляющее по бетонному бункеру эхо.
