Экс на миллион (СИ) - "Greko"

— Давай снимем номер в гостинице, — неожиданно предложила Анна, уже наряженная в шубку.

— Ань, нам ехать до дома пятнадцать минут.

Снова сморщенный лобик.

Вышли на мороз.

— Посади меня в сани. Я домой, — решительно заявила эта динамистка.

— Ну, чего ты? Хорошо же посидели. Обиделась?

— Нет, я устала. Домой хочу.

— А вещи твои?

— Потом заберу.

Я пожал плечами. Посадил ее в сани к пожилому кучеру, похожему на доброго дедушку Мороза.

Умчалась.

Наверное, я был не прав. Наверное, девушке хотелось романтического продолжения ночи. И заодно очередного доказательства с моей стороны, что мне для нее ничего не жалко. Девушки — они такие девушки во все времена. То им апельсин, то персик, то яблоко из Райского сада. Или звезду с неба, или норковую шубку. Чуть что не так — топ ножкой: «я домой».

Скатертью дорога!

Стыдно мне? Да ни капельки. Во-первых, на меня где сядешь, там и слезешь. Во-вторых, от нашей ночи я не ждал ничего особого. Успели днем поразвлечься, когда англичанка прибыла ко мне, чтобы подготовиться к выходу в свет. Почему-то она категорически не желала открыть мне свой домашний адрес. Ну и, в-третьих, чувствовал, что наш роман доживает последние дни. Так зачем лишние траты?

Вот такая я продуманная сволочь. Можете закидать меня тухлыми помидорами.

«Когда встречаешь человека, которого готов пустить себе в душу, наделяешь его кредитом доверия, — размышлял я под неторопливую трусцу лошадки, везшей меня домой. — Потом, как с капусты, начинаешь срывать листья одно за другим, обнажая истинную суть. И когда доберешься до кочерыжки, внезапно окажется, что нарисованный тобой светлый облик весьма далек от реальности. В случае с девушками никакая страсть тебе не поможет. А иначе как в том анекдоте: где в этой мегере скрывается та богиня, которую когда-то повстречал?»

Вау! Про «четвертое» я и забыл. Мне еще своих парней с Новым годом поздравлять!

… Я вскипел и грохнул что есть силы по стене.

— Ося! Мать твою! Ты будешь меня слушать или нет⁈

Научил на свою голову. Мои пацанчики резались в морской бой, коротая время, пока уже пожелтевший, а не фиолетовый Изя валялся в кровати. Толк от их сражений, конечно, есть. Буквы хоть выучат и цифры. Ну, это… не знаю… в сетке координат пусть разбирутся. Но кто сказал, что можно игнорить присутствие Биг Босса⁈

— Усе ща будет, Биби! Только дай мне Цусиму закончить.

Придумал себе погремуху на свою голову! Ох, язык мой — враг мой. Звучит, если подумать, как-то обидно. Как портовую шлюху окликнули. А эти гады специально ударение путают.

— «Же» пять! — победоносно воскликнул Изосим.

— Убит! — убито ответил Изя.

— Адмирал Того разгромлен! Биби, я в твоей власти!

— Забудь про Би-Би! — слегка заискивающе попросил я. — Давайте ограничимся просто Боссом.

— Э, чо за дела! Биби звучит гордо.

— Сцукко! Достали! Сказал же: Босс! Точка!

— Ой-ой-ой, какие мы нежные! — отозвался с кровати поверженный «самурай» Изя.

— Пойди себе харакири сделай, флотоводец недоделанный. Когда гипс снимешь.

Странно. Исчезновение Анны из моей жизни вместе с ее шмотьем и уроками английского, случившееся через два дня после Нового года, подняло наши отношения на новую, доверительную высоту. С шуточками-прибауточками и взаимным подкалыванием. Вроде как последний барьер проломили. А английский? Марья Ильинична признала, что огрехи моего урюпинского произношения исчезли без следа, и можно работать дальше с «сырым» материалом, получившим нужную «просушку».

— Босс, я весь внимание! — наконец-то у Оси проснулась дремавшая с прошлого года совесть.

— Короч, что вы знаете про сегодняшний день, про День студентов?

— А что про него нужно знать? Нажрутся студенты в хламину и начнут безобразить. Если палку не сильно будут перегибать, то их даже полиция не тронет. А попробуешь залезть в их компанию, городовой тебя за шкирку…

— А «Эрмитаж»?

— Так они у Оливье собираются уже много-много лет. Говорят, к их появлению посуду меняют на глиняную. Чтоб не жалко было, когда всю перебьют. Сам-то я там не был. Говорю же, городовой бдит.

— А что со входом в ресторан? Только синие шинели?

— Сперва да, но попозже, когда все перепьются, всем становится на все наплевать. Шляются туда разные… в рубахах с петухами.

Кажется, стало понятно, зачем Володя, наверняка, и сам из студентов, выбрал 12 января и ресторан «Эрмитаж» как день и место встречи. И ее назначенный час тоже не бином Ньютона. Видимо, к шести вечера веселье будет в разгаре, и моя бекеша никого не возмутит. Но будет выделяться в толпе, как паранджа на пляже нудистов. Так меня и опознают. А сама встреча будет где-то поблизости или в недрах ресторана. Ага, в закромах. На мясном складе.

— Вот какое дело, Ося. Нужно мне сей кабак посетить. Хочу, чтобы ты меня подстраховал. Посмотрел, кто за мной туда придет, куда отведет и что в том доме будет происходить дальше.

— Сделаю. Только не в бекеше пойду, как ты, а в старье своем.

… Студенческий праздник начинался с благопристойного молебна в церкви «во имя св. Татьяны» и торжественного заседания в актовом зале Московского университета. А потом… потом, как писали в газетах, в городе будет выпито все, кроме Москва-реки, да и та уцелеет исключительно из-за сковавшего ее льда. Волнующиеся потоки синих шинелей заполнят улицы и устремятся на Неглинную, в двухэтажное здание ресторана Люсьена Оливье. Прославленный гастроном уже почил в бозе, не ведая, сколь печальная участь уготована его имени и как неблагодарные потомки поглумятся над ним, приписав мэтру идею с вареной колбаской, овощным крошевом и заводским майонезом. Но традиция жила: роскошное здание, декорированное зеркалами в шикарных рамах, изящной мебелью, дорогими коврами, живыми деревьями в кадках и дорогой посудой, раз в году превращалось в вертеп. Никто не искал в нем изысков гастрономии. Только пьяная водка, мутное пиво, горлодрание по имени хоровое пение и неслыханные приступы демагогии. Большего в Татьянин день московскому студенту не нужно.

К назначенному часу я был на месте.

В гардеробной толкотня. Швейцар уже не выдавал номерки. Махал рукой входящим: так идите. Путь мне преградил какой-то дохляк. Косил кровавым взглядом на галуны бекеши, промычав что-то вроде «синий цвет — цвет небес, цвет студентов-повес».

— Дальтоник? — с сочувствием поинтересовался я.

— А как же пуговицы? — с надеждой, что не все еще потеряно, уточнила жертва моего нахальства.

Отстранив его рукой, я поднялся на второй этаж по истоптанной грязными калошами лестнице.

Да уж, не так я представлял себе знаменитый ресторан знаменитого мэтра Оливье. Деревянные лавки, убогая посуда, голые стены. Наверное, все ценное убрали из зала, так сказать, во избежание. Как по мне, так это не праздник студентов, а дешманская туса за гаражами. В одном углу блюют на пол, на котором ковры на один день заменила солома, во втором кавказцы танцуют лезгинку, в третьем хохлы напевают что-то лирическое, утирая пьяные слезы, в четвертом особо продвинутые пишут мелом на спинах товарищей домашний адрес, чтобы извозчик довез до дома упившегося до положения риз ваганта. В центре зала качают на руках очередного оратора, завершившего свою пьяную, маловразумительную речь, стоя на столе. Не дожидаясь, пока поймают в последний раз предыдущего болтуна, следующий говорун лезет на стол, чтобы выдать свою порцию бреда.

Оказалось, что нет. Этот попался то ли потрезвее, то ли действовал в духе традиций. Заорал на весь зал:

— Кто виноват?

Зал хором, моментально сплотившись:

— Татьяна.

И половина участников разом завела песню:

Нас Лев Толстой журит, журит

И пить нам водку не велит,

Но мы сегодня пьяны.

Кто виноват? Татьяна!

В кармане без изъяна, изъяна, изъяна