Один я остался без силы – 2! (СИ) - Орлов Сергей

Хотя нет… эта теория звучала бы логично, если бы у его сына, Михаила, не начались такие же проблемы. Так что сейчас все смахивает на семейный… кхм… недуг, справиться с которым может только очень серьезный специалист.

— И где он сейчас? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие. — Неужели все эти годы он провёл в особой тюрьме? А что его сокамерники? Или он в одиночке сидит? Тогда не удивительно, что человек окончательно поехал куку… то есть… я хотел сказать, что такое долгое времяпровождение в одиночестве сведёт с ума кого угодно.

Раиса Петровна обменялась многозначительным взглядом с полковником.

— Шестнадцать лет назад Лев неожиданно пошёл на поправку. Он глубоко раскаивался в случившемся и вёл себя максимально миролюбиво: не грубил охране, не жаловался, а только просил книг побольше, чтобы развлечь себя, пока сидит в одиночке. Мы даже подумали, что он начал приходить в себя…

— Но что-то пошло не так? — сразу догадался я.

Макеев кивнул, его лицо стало мрачным, словно он вспоминал что-то, что предпочёл бы забыть:

— После года наблюдений руководство приняло решение перевести его в тюрьму строгого режима под Гринбургом. Там были другие условия, больше контактов с людьми… Мы думали, что это поможет ему окончательно восстановиться. Но оказалось, что это было огромной ошибкой.

Он замолчал, словно подбирая слова, а Раиса Петровна опустила глаза, её пальцы нервно сжимали край стола.

— Уже на следующий день после переезда Лев устроил настоящее побоище, — продолжил Макеев, его голос стал глуше, словно он лично присутствовал при тех событиях. — Он убил и покалечил семьдесят два человека. Заключённых, охрану, даже персонал на кухне… Лев пытался убить любого, до кого мог дотянуться. В тот день…

Он замолчал, словно не в силах продолжать. Раиса Петровна подхватила:

— В тот день мы поняли, что «защитник» никуда не исчез. Он просто ждал. Ждал подходящего момента, чтобы снова вырваться на свободу. И когда Лев оказался среди людей, он… он потерял контроль. Окончательно и бесповоротно.

Вот тут у меня было иное мнение — дело совсем не в притворстве. Подозреваю, что этот самый «защитник» заставил одну из наиболее миролюбивых и безобидных субличностей взять Льва под контроль. Ну а дальше оставалось только ждать, пока руководство Бастиона расслабится и решит перевести его в местечко поприятнее, откуда «защитник» сможет попробовать сбежать. Как оно в итоге и случилось.

— И что с ним теперь? — спросил я, прерывая недолгое молчание. — Где он сейчас?

Вместо ответа Раиса Петровна нервно дернула плечами, после чего поднялась со стула и направилась заваривать новую порцию чая. Слово снова взял Макеев.

— После того инцидента его окончательно изолировали. Теперь он в специальной камере, глубоко под землёй.

Судя по тону полковника, разговор пора было сворачивать. Не думаю, что спустя столько лет Раисе Петровне будет приятно слышать, в каких ужасающих условиях содержится ее муж.

— Раиса Петровна, — начал я, выбирая слова с осторожностью, — мы постараемся разобраться с проблемами вашего мужа и сына, но и вам нужно кое-что сделать.

— Что угодно! — с вызовом ответила женщина.

— Я понимаю, как сильно вы переживаете за Михаила. Но, возможно, стоит немного ослабить опеку. Ваш сын… он уже не ребёнок. И если продолжать держать его в таких строгих рамках, это может привести к печальным последствиям.

Раиса Петровна нахмурилась, её глаза сверкнули:

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что его сознание уже начало делиться, — твёрдо произнес я. — Из-за постоянного давления и контроля внутри него формируются субличности. Если это продолжится, он может потерять себя. Совсем.

Раиса Петровна побледнела, её руки сжались в кулаки. Макеев, видя, как напряглась атмосфера, вмешался:

— Он прав. Михаил нуждается в свободе. Иначе мы рискуем получить ещё одного Сапрыкина.

Раиса Петровна опустила голову, её плечи дрогнули. Она понимала, что мы правы, но признать это было невероятно сложно.

— Хорошо, — наконец прошептала она. — Я попробую.

— В таком случае… — Макеев поднялся со стула и вытянулся в струнку, — не смеем больше отнимать у вас время. Тем более, что у нас еще есть, чем сегодня заняться.

Я тоже попрощался с женщиной, но напоследок все-таки захватил с собой парочку песочных печенек. Уж больно эти заразы вкусные…

Спустя каких-то пятнадцать минут мы уже были в моей комнате для тренировок, где я только-то закончил обратную трансформацию. Как ни странно, возвращение в собственное тело, пусть оно и было детским, я воспринимал с облегчением.

Взрослая форма, хоть и давала силу и возможности, всегда оставляла после себя странное послевкусие — будто я на время становился кем-то другим. А в этом теле, хоть и маленьком, я чувствовал себя… собой.

— С тлудом успели! — выпалил я, стараясь справиться с детской речью, которая всё ещё норовила исказить каждое слово. — Есе бы минут десять, и все, плишлось бы плевлащаться плям пли ней.

Макеев, стоявший у двери, кивнул, но его взгляд был рассеянным. Он явно думал о чём-то другом.

— Сапрыкины всегда были верными подданными Долгоруких, — произнёс он, словно на автомате. — Так что не думаю, что Раиса Петровна раскрыла бы нашу тайну.

Его голос звучал отстранённо, и я понял, что его мысли были далеко. Вероятно, он, как и я, размышлял о загадочной личности «защитника». А точнее — о том, способен ли Михаил Потехин, сын Сапрыкина, превратиться в такого же монстра, каким в итоге стал его отец. Ведь если это так, то этого толстого добряка придётся как можно скорее изолировать от общества. И уж тем более его не стоило допускать до работы с детьми…

Не удивлюсь, если полковник прямо сейчас позвонит своему помощнику и потребует найти срочную замену Потехину. Хотя бы на время, пока он не подберёт кого-то более подходящего для моей защиты.

— Еси вы думаете о воспитателе, то не беспокойтесь, — сказал я, натягивая свободные штанишки, которые вечно норовили сползти. — Его субичности есе слишком нелазвиты, так что влемени у нас более чем достаточно.

Макеев вздохнул, его лицо оставалось серьёзным.

— Мы не можем быть в этом уверены на все сто процентов.

— Это даааа… — протянул я, следом за штанишками надевая смешную футболку, на которой Пожиратель проигрывал человеку в шахматы. — И стоб убедиться в этом навельняка, мне надо встлетиться с этим Саплыкиным. Вы можете это устлоить?

Полковник замер, его глаза сузились. Он явно взвешивал все «за» и «против».

— Это будет непросто, — наконец сказал он. — Сапрыкин содержится в особо охраняемом блоке. Доступ к нему строго ограничен.

— Но вы же можете устлоить? — настаивал я, глядя на него с детской непосредственностью, которая, как я знал, иногда действовала лучше любых аргументов.

Макеев вздохнул ещё раз.

— Хорошо. Я попробую. Но только если вы пообещаете следовать всем моим указаниям. Никакой самодеятельности.

— Обещаю! — радостно выпалил я, хотя внутри уже начал строить планы.

Макеев кивнул, но его лицо оставалось серьёзным. Он понимал, на что идёт. И я понимал. Встреча с Сапрыкиным могла стать ключом ко всему, что происходило. Но она же могла преподнести мне массу не очень приятных сюрпризов.

Через несколько часов мы уже ехали в сторону тюрьмы. Я сидел на заднем сиденье, стараясь не ёрзать, хотя внутри всё кипело от нетерпения. Макеев, сидевший за рулём, молчал, но его напряжённая поза выдавала, что он тоже нервничает.

Когда мы наконец прибыли, меня поразила мрачность этого места. Высокие стены, колючая проволока, камеры на каждом углу — всё это выглядело как декорации к суровому фильму про тюремную жизнь.

Мы прошли через несколько уровней безопасности. Для этого мне пришлось наступить на горло своей гордости и залезть в сумку, которую приготовил Макеев. Как же хорошо, что человека такого ранга не рискнут обыскивать.