Серая сталь (СИ) - Земляной Андрей Борисович

– Для вас возможно не секрет, а возможно, что вы и не в курсе, что в государстве Российском наблюдается некий дисбаланс. Крестьяне хотят одного, заводчики и купцы – другого, а служилое дворянство и вовсе третьего. И это оставляя за скобками нашего уравнения мещан, армию, и флот. А впереди у нас война и возможно не одна. Сейчас банкиры и Старые Семьи посчитают прибыли и убытки, и поймут, что воевать в своём доме очень накладно. А если не в своём, то нужно делать это в чужом, поскольку без войны и грабежа они существовать не могут. А чужих домов рядом не так много. Север Африки, земли восточных арабов, и собственно – мы. А так как взять у первых и вторых нечего, то значит нужно ограбить соседа побогаче. То есть нас. И в данной ситуации я полагаю важнейшим не раскалывать общество по реальным и мнимым поводам, а наоборот собирать его в один кулак. – Государь сделал паузу смочив горло глотком вина. – И в связи с этим, мне очень понравилось ваше решение с дуэлью. Прапорщик теперь кругом виноват, а Сварожский полк, вовсе не при чём. И всё это без смертоубийства, и без разрушений. Так что примите моё удовлетворение. Сидите, сидите. – Взмахнул рукой государь, видя, как собирается отреагировать боярич на стандартную форму «малого поощрения». – Вот ведь. И службу вы не любите, и звание вам чуть не силком навязали, а ведёте себя словно старый служака. Если не секрет, чем же это вам так служба-то не угодила?

Белоусов задумался, подбирая слова.

– Начальниками, государь. – Николай тоже отпил из бокала. – Начальников по службе не выбирают, и хорошо коли тот внимательный, умный и честный. А если прости господи дурак, или мздоимец? А воевать с начальством – себе дороже. И если на гражданской службе я сам себе хозяин, то военную уже просто так не покинешь. Десятки бумаг исписать надобно, да каждому встречному-поперечному объясни, почему это ты со службы уходишь. Да и под уход, начальник такую свинью подложить может, за десять лет не изжарить и не извести.

На этот раз задумался император, молча попивая шампанское, и оттаял лишь когда в бокале ничего не осталось.

– Хорошо. Я вас понял. – Сергий кивнул. – Не скажу, что ваша позиция мне нравится, но она вполне понятна, в отличие путанных объяснений моих чиновников.

Награждение вызвало вполне естественный всплеск интереса к Белоусову, и приглашения за званые обеды, вечера и прочие мероприятия посыпались словно из ведра, но это никак не повлияло на распорядок дня боярича. Подъём, тренировка, завтрак, библиотека, стрельбище, и снова библиотека, так что свободными оставались лишь четыре часа перед сном, которые и использовались на светские и прочие увеселения.

И везде его словно рентгеном просвечивали, взвешивали, сравнивали с какими-то эталонами, и вообще подвергали всяческим расспросам, чтобы понять, что за человек ворвался в высший свет Москвы, и свой ли он.

Николай, как и советовала ему мама, как мог, поддерживал репутацию молодого человека строгих традиций, рассудительного и не склонного к простым решениям, чему немало способствовала Наталья Долгорукая, неожиданно для всех превратившись из нарушителя светских правил, в скромную девочку. Эта игра забавляла их обоих, а отрываться они ездили на артиллерийский полигон, где Московское Автомоторное Общество устраивало еженедельные гонки, а после гонок, долгие посиделки с лёгким вином, где царил дух братства и даже генералы не чинились.

Наездившись до дрожи в руках, по ямам и лужам, Николай с Натальей обычно ехали ужинать, лишь сняв с себя непромокаемые накидки, принимавшие пыль и грязь бездорожья, а после он отвозил княжну домой и вернувшись домой, иногда отправлялся в сад Эрмитаж, за утехами плоти.

И именно с подачи Елены Аматуни, он зачастил в Московскую воздухоплавательную школу, где учили летать всех желающих, и даже тех, кто не мог заплатить за обучение, принимали, но с условием вступления в ряды военных лётчиков во время войны.

В школе было два десятка инструкторов и около полусотни самолётов и воздухолётов всех видов и назначений. От полуторатонных Ци-12, и трёх тонных Ци-16, до вполне приличных Орлов, поднимавших за один раз в воздух целый учебный класс из двадцати учеников и пяти инструкторов. С них же учили прыгать с парашютом и ремонтировать двигатели воздухолётов в полёте, когда приходилось влезать в обвязку, и выходить на внешнюю обшивку чтобы заменить вышедшую из строя деталь. Так конечно все виды неисправностей было не устранить, но чаще всего ломались именно топливопроводы, и масляные шланги.

Самолётов было тоже большое разнообразие, так как во время боевых действий на аэродромах было захвачено много французских, немецких и британских машин, переданных после войны в распоряжение лётных школ.

Но фаворитом обучения среди самолётов был конечно же Си-20 и Си-22 знаменитого инженера Сикорского. Простая и надёжная машина с трёхсотсильным двигателем, она легко пилотировалась и прощала начинающему даже грубые ошибки. А самое главное, они были двухместными и сразу имели дублирующее управление, позволявшее инструктору исправить самые опасные ситуации.

Елена уже получившая статус инструктора, часто вывозила Николая на своём личном Си-тридцатом – скоростном разведчике который только что пошёл в серию, и даже не имел официального названия. Здесь наличие второго управления было не прихотью конструктора, а насущной необходимостью, так, как и пилот, и лётчик-наблюдатель, должны были иметь возможность подменять друг друга. И иногда ведя машину по маршруту Николай ощущал лёгкое сопротивление штурвала и рычагов, чувствуя словно он касался рук Елены.

Осень, подошла незаметно, словно кошка, и письмо-напоминание из Политехнического Университета, стало для боярича холодным душем. Конечно, Николай знал, что с приходом учебного года весь распорядок придётся менять, но всё же испытал некоторую досаду.

Как и во всей империи, учебный год начинался первого сентября, и учащийся люд густо заполнил улицы и проспекты Москвы. Форма студентов отличалась лишь цветом, так, например, у механиков и железнодорожников – чёрная, у всех, кто так или иначе был связан с электричеством – голубая, у военных инженеров вне зависимости от специализации – оливковая, медиков – светло-серая, юристов – тёмно-синяя, и так далее. Так как Николай поступил на факультет точной механики, в его тужурке кроме чёрного цвета, были голубые отвороты, и фуражка чёрного цвета с голубым рантом.

И первого сентября он точно так же, как и три тысячи других студентов Политеха стоял перед главным зданием, где у памятника Нартову уже были сколочены трибуны, и выступал ректор университета Герман Германович Аппельрот.

Непривычные к строю, и дисциплине вообще, студенты негромко переговаривались и знакомились, тем более, что среди поступивших было много хорошеньких девиц.

В группе Николая было всего около тридцати учащихся, из которых примерно половину составляли девушки из всех губерний России, и даже из Жёлтороссии. Зачем в далёкой Жёлтороссии, специалист по точной механике, Николай не понимал, но одна из девиц была настоящей красоткой. Тонкое восточное лицо, волосы цвета воронова крыла, убранные в толстую косу, и стройная миниатюрная фигурка, придавали ей очарование статуэтки. На тонкой и длинной шее висело тяжёлое даже на вид ожерелье из изумрудов, а под ним медальон владетельного нойона, то есть девушка была ещё и главой рода в своей Манчжурии. Как такое могло быть Николая не очень сильно интересовало, тем более что девица вела себя холодно, и на контакт не шла.

«Ну и пусть её» решил народ, и начал договариваться о вечерней пирушке.

Предлагали различные трактиры, недорогие рестораны и даже площадки для пикников на Воробьёвых горах, но в итоге согласились, что трактир Лопахина, это то что нужно и по деньгам, и в смысле приличности заведения.

После выступления ректора, группы развели по аудиториям, и представили надзирающего, который решал все конфликты между студентами и преподавателями, прочитали лекцию о традициях университета, правилах внутри учебного заведения, и отпустили по домам.