Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

— Поэтому, Саша, эти песни было решено отдать для показа в «Утреннюю почту», а нам с тобой приказано в кратчайший срок придумать и записать две военно-патриотические композиции, — недовольно проговорил полковник в шуршащий телефон, а затем с надеждой спросил: — У тебя есть такие?

— Пока нет, — моментально расстроил его поэт-песенник, но тут же сжалился над хорошим человеком и обнадёжил, — но это пока — нет.

— Но есть же у тебя хоть что-то?!

— Есть небольшие миниатюры в виде задумок о здоровье подрастающего поколения, давно есть, — произнёс я, спросил: — Так это всё когда нужно-то? — а потом пояснил: — Я тут просто на пару дней отъехать хотел.

— Отъехать? Куда это?! — тут же встрепенулся Сорокин.

Хотел ему на это «куда» ответить парой ласковых, но сдержался и произнёс: — Товарищ Сорокин, у нас, по-моему, свободная страна. Я уже взрослый и поэтому могу ехать куда пожелаю. Разве не так?

— Так-то так, но нам же задание дали.

— Извините, товарищ полковник, но это вам задание дали. Мне никакого задания никто не давал.

— Саша, ты просто не понимаешь, что…

— Ладно, ладно. Всё я понимаю. Не надо меня агитировать, — перебил собеседника пионер, понимая, что эта дискуссия сейчас может далеко зайти, поэтому тут же пояснил: — Не волнуйтесь, приеду через два-три дня. А как приеду — Вам отзвонюсь и обсудим: когда, что и где. Договорились?

Полковник согласился на такой конструктив, но, перед тем как повесить трубку, сказал, что неплохо было бы нам успеть всё записать в ближайшее время, потому, что иначе, к 7 ноября — Дню Великой Октябрьской социалистической революции, выпустить пластинку не получится.

— Ох уж эти даты, — прошептал я, вешая трубку, разумеется до этого пообещав, что на меня обязательно снизойдёт озарение в ближайшие дни и мы всё успеем записать.

Глава 25

Сегодня наконец-то решил съездить во ВГИК и узнать, как там у них дела. Приёмная комиссия в середине октября от чего-то не работала, поэтому сразу пошёл в деканат.

Там немного удивились моему столь «раннему» прибытию, но порывшись в бумагах нашли нужные документы и выдали мне студенческий билет.

— Молодой человек, а Вы, что, на лекции не ходите? — удивилась секретарша. — Уже полтора месяца прошло! Вы, что, на картошку не ездили?

— Куда? — опешил я, но тут же вспомнил, что в эти годы была распространена практика, где студенты помогали колхозникам убирать осенний урожай на полях. Вероятно, такие мероприятия должны были не только помогать со сбором, но и приучать молодое поколение, будущих тружеников умственного труда, к труду физическому. На деле же, как правило, в подобных поездках никакого приучения к труду не было, а происходила самая настоящая вакханалия. Работать никто особенно не хотел, за исключением нескольких чересчур рьяных активистов, остальная масса «стройотряда» больше симулировал, чем работала. Всё это мероприятие также сопровождалось тихим или громким пьянством, драками, последующим отчислением пары человек, а также дождями, грязью и холодом. Тут я, конечно, не хочу сказать за всех, возможно у кого-то всё было иначе — сверх цивилизованно и в высшей мере интеллигентно, однако у меня в той жизни, это действо ничего кроме скепсиса в душе моей не вызывало.

Казалась ли мне вся эта «картошка» полным бредом? Разумеется — да. Как может нормально работать человек руками, если он не приучен к этому с детства? Да и плюс ко всему, у него и желание самоотверженно трудится напрочь отсутствовало, коли у него другие интересы. А можно ли его заставить работать, например, угрожая отчислением из института? Конечно, можно. Но будет ли он трудится как следует? Скорее всего нет, ибо ему будет пофиг на результат своей работы и сгниет ли не собранный им картофель в земле, выкопанный, но не уложенный в мешки, будет расклёвам птицами или погрызен зверьём, усилия свои такой «работник» вряд ли приложит, а если же будет разворован, его это не коснётся, такого типа работнику будет абсолютно «до фонаря». Так не лучше ли было будущим инженерам вместо копошения целый месяц в земле посреди поля, более серьёзно заняться, вместо полевых работ, изучением физики, химии, математики, и быть может тогда у нас вновь вскоре появился бы новый Королёв, Янгель или Менделеев. Ведь при всём уважении к ручному труду собирать плоды в мешок может каждый, а вот рассчитать усталость металла при работе фотонного двигателя на максимальной мощности не может практически никто.

Короче говоря, от слова — картошка, меня передёрнуло, и я попытался со скользкой темы съехать.

— А разве я ещё не закончил институт? Я думал Вы мне диплом выдадите, — наивно поинтересовался я.

— Какой ещё диплом?! Так, я не поняла. Ты был на картошке? На лекции ты ходишь? — раздражённо, вновь решила уточнить у нерадивого студента секретарь деканата.

— Теперь хожу, конечно, и, естественно, везде я был, — наврал студент.

— Сейчас декан занят. Ему сейчас некогда. Иди на лекции, а после них зайдёшь в деканат, и мы разберёмся почему ты отсутствовал полтора месяца. Всё понял?

Я не стал отвечать, тяжело вздохнул злясь на виновных в этом, забрал документы и вышел за дверь.

— Вот такая она студенческая жизнь, — прошептал себе под нос я, рассматривая студенческим билетом без фотографии. Убрал его в карман рубахи и, решив оставить разборки с Арменом на вечер, поддался чувству ностальгии. Подошёл к стене, на которой за листом оргстекла находилось расписание предметов и изучил его.

«Н-да, и тут математика», — подумал пионер, видя какой сейчас будет предмет. Посмотрел на наручные часы и, поняв, что на лекцию ещё успеваю, пошёл на третий этаж.

Найдя нужную аудиторию № 322, открыл двустворчатую дверь и вошёл внутрь. Аудитория очень напоминала обычный школьный класс, где несколько десятков парт были расположены в три ряда. За партами сидели юноши и девушки, которые, в массе своей, разговаривали друг с другом. На меня внимания никто особо не обратил, поэтому я спросил у девушки, сидевшей ближе всех за первой партой у входа, которая, в отличии от других болтающих и болтающихся студентов, читала какую-то газету.

— Извините, что отвлекаю, не подскажите — это сто четвёртая группа?

— Что? — оторвалась она от чтения и взглянула на меня непонимающим взором: — Чего тебе?

— Я ищу сто четвёртую группу. Это она?

— Эта? — удивлённо произнесла та, обведя взглядом сокурсников, подтвердила: — Да, это сто четвёртая.

— Премного благодарен, — ответил вежливый студент и, увидев незанятую парту в конце ряда, проследовал туда.

Девушка вновь вернулась к чтению, но через полминуты оторвала взгляд от прессы и посмотрела на меня. Это я уловил краем глаза. Сел за парту, достал из сумки тетрадь и уставился на неё, а сам исподлобья стал рассматривать своих новых одногруппников.

Обычные ребята, которые на вид по возрасту особо сильно от меня не отличались за исключением некоторых, ибо те были явно старше, а трое парней так вообще были с усами и явно уже отслужили в армии.

— Мальчик, а ты что здесь делаешь? — подойдя к моей парте поинтересовалась недавняя знакомая.

— Сижу, девочка, — доброжелательно улыбнувшись, пояснил пионер свои действия.

— Я не девочка! — немедленно возмутилась та. — Я староста группы и комсорг!

— Очень приятно. А я студент этой группы.

— Нашей? — удивилась она.

— Если вы сто четвёртая, то вашей, — ответил я, наблюдая, как к нашему с ней разговору стали прислушиваться, сидящие неподалёку студенты.

— А как твоя фамилия?

— Васин.

— Ах, значит это ты — Васин? — удивилась она, слишком громко произнеся мою фамилию, чем привлекла к нашему разговору нескольких студентов сидящих неподалёку.

— Йез оф кос, — ответил «ах, Васин».

— Васин, а почему ты прогуливал столько времени? Сейчас уже середина октября. Ты почему с нами на картошку не ездил? — возмутилась староста. — Мы все ездили, кроме тебя. Я думала тебя отчислили или перевели в другую группу. Меня по поводу тебя в деканат вызывали. Ты в деканат ходил?