Расплата за предыдущую жизнь (СИ) - Косенков Евгений Николаевич

— Александр. Саша. Я тоже ряженый. Не воевал я в Великую Отечественную. Славы захотелось, вот и надел отцов пиджак с наградами. Да потом награды матери добавил к ним, — Тюляпин вздохнул и повесил голову.

— С нами понятно. Остался Коля с Уренгоя. Для ветеранов он молод. Значит, какой-то другой грех есть. Колись, братец.

— Я… не знаю…

— Я знаю, — с сарказмом усмехнулся Тюляпин. — Он здесь для того, чтобы проверить свою версию и безвинно убиенных немцах.

— Убедительная версия. Вот так, Коля, теперь ты боец Красной Армии. Как ты там говорил? Убийцы ни в чём не повинных немецких солдат? Или что-то в этом вроде. Теперь тоже будешь убийцей. Это, Коля, война. Самая настоящая. Тут тебе в бундестаге не дадут читать лекции.

— Я не могу быть солдатом! Мне шестнадцать лет! Я несовершеннолетний!

Александр рассмеялся.

— Мы, как ты уже заметил, помолодели при переносе в другую реальность. А ты — постарел! Нас всех привели к одному возрасту. Не знаю, кто это сделал, но я, похоже, начинаю верить в бога.

— Надо идти к немцам и всё рассказать! Они поймут! Комиссары нас сразу к стенке, а они цивилизованные люди!

— Малыш! Опомнись! Это тебе не в две тысячи девятнадцатом в бундестаге выступать. Здесь другой мир! Точнее, война. С твоими рассказами тебя сочтут либо придурком и расстреляют, либо попробуют тебя использовать. Используют и всё равно расстреляют, чтобы противнику не достался. Вот тогда не факт, что советы выиграют войну. Тогда и ты уже не родишься…

— Вы не правы! Немецкая нация…

— Заткнись, нацист недоделанный! Надо думать, что делать дальше, а не выяснять гуманность нации.

Александр похлопал себя по карманам. Отстегнул клапан и извлёк на свет солдатскую книжку.

— Ого! Я при документах! Сейчас глянем. Письмо, — разочарованно протянул Александр. — Даже адреса нет. Какой-то Нине писал…

Александр, вдруг, замер.

— Выходит, что я писал? У вас, что-нибудь есть?

Тюляпин мотнул головой. Коля достал фото женщины лет сорока.

— Дай, гляну!

На обороте три слова: всегда рядом, мама. Даже даты нет.

— Приехали. Ни года, ни имён, ни части…

— Ни оружия, — добавил Тюляпин.

— Оружие! Мать его! — Александр вскочил, словно обжёгся. — Без оружия мы дезертиры! «Ветераны» боевых действий, блин…

Он оглянулся на грузовик. Слушай, а ведь в кабине должен был быть офицер. А у него точно должны быть документы! Хлюпик, сиди здесь и не дёргайся, а то второй фонарь засвечу. Понял?

Коля зло глянул на Александра и кивнул.

— Аркадий, гляди по сторонам. Проворонишь фрицев, нам хана! Понял?

— Чего уж тут непонятного, — буркнул в ответ Тюляпин.

— Тогда пошли.

Пригнувшись, они добежали до грузовика. В кабине сидел капитан с открытыми глазами. Пуля вошла в бровь. Водитель получил несколько пуль в грудь. Александр снял планшет. Вытащил пистолет из кобуры, покрутил в руках, сунул обратно, снял портупею, перекинул через плечо. В кармане кителя оказалось удостоверение на имя капитана Моисеева Вячеслава Андреевича.

— Двухсотый стрелковый полк, — прочитал Александр и хмыкнул. — Надо же какая насмешка — двухсотый… Аркаша, собирай все винтовки и патроны, я осмотрю грузовик и помогу. И не забывай головой крутить во все стороны!

В кузове грузовика лежали два бойца. Александр обыскал одного, забрал патроны, ссыпал в найденную каску. Вытащил пилотку из-под второго и надел на голову. Вдруг, этот второй схватил Александра за гимнастёрку. Страшные глаза на окровавленном лице сверкнули яростью.

— Чё за хрень вокруг?

Александр с трудом справился со своим голосом, который почти пропал, после выходки раненого.

— Война, — ответил хрипло.

— Какая война? Я на КАМАЗе в поезд въехал! Я должен был умереть!

Александр замер, в голове прокрутились события до перемещения в прошлое.

— Вот ты сволота! Я ехал в вагоне, в который ты врезался! Теперь мы все вместе в тысяча сорок первом году или ещё каком, кто его знает. Тут война идёт с немцами!

— Пошёл ты со своими немцами.

— Не веришь. Куда ранило?

— Ног не чувствую и чуть выше, походу позвоночник перебило.

— Хреново.

— Мне всё равно. Я жить не хочу. Два раза пытался повешаться, не дали, спасли. Мать их. Ты хоть дай умереть или убей!

Александр смотрел на молодое лицо красноармейца, бывшего водителя грузовика и не мог понять, что он испытывает к нему: ненависть или сострадание.

— Мог бы и с немцами повоевать, погибнуть на поле боя, так сказать.

— Пошёл ты со своими немцами!

Тащить с собой самоубийцу смысла не было. Оставлять здесь, значит дать врагу шанс, что они его могут узнать о будущем. Кто знает, что может рассказать этот недоделанный шофёр немцам. Пистолет оказался в руке, словно сам по себе.

— Откуда у тебя ТТ?

— Разбираешься в оружии?

— Разбираюсь.

Александр никак не мог решить для себя, что делать. Тащить раненого с собой, не зная местности и реалий или пристрелить? Только сможет ли он выстрелить в человека? Если тащить, то, как и куда? Ему нужна медицинская помощь, лекарства, а тут даже неизвестно направление, куда двигаться.

— Чего смотришь? Стреляй! Помоги умереть!

— Немцы! Колонна пехоты! — раздался голос Тюляпина у борта грузовика.

Александр глянул на раненого, на пистолет.

— Сейчас придут немцы, если выстрелишь по ним, они тебя точно убьют. Держи, тут восемь патронов, — он вложил ТТ в ладонь раненого и бросил рядом командирский ремень с кобурой. — Авось и пару фрицев с собой заберёшь.

Бывший шофёр скептически посмотрел на Александра и сжал рукоятку пистолета.

— Сам брезгуешь или боишься?

— Шум поднимать не хочу. Немцы рядом. А нам ещё до леса добежать надо.

— Ну, бегите, — безразлично ответил раненый бывший шофёр.

Александр выскочил из кузова, подхватил две винтовки за ремень, которые подал Тюляпин, закинул на плечо. В другой руке держал каску с патронами. Бежать по траве с тяжёлыми и длинными винтовками оказалось непросто. Уже на опушке до слуха долетел выстрел.

— Застрелился, гад! Лучше бы я пистолет не оставлял!

Они вломились в лес и упали на траву, тяжело дыша, обливаясь потом.

— Кто застрелился? — зашептал Аркадий.

— Водила, который врезался в наш вагон на КАМАЗе. Самоубийца там, самоубийца здесь.

— А где Коля? — Тюляпин оглянулся по сторонам. — Коля!

Александр одёрнул его и показал на брошенные ремни с подсумками, сапёрной лопаткой, фляжкой и противогазной сумкой.

— Сбёг наш Коля, Аркадий. И я почему-то думаю, что к невинным немцам. Теперь расскажет им про будущее.

— Что он расскажет? У него извращённая история и каша в голове. Нестыковок в рассказе будет столько, что немцы примут его россказни за сказки и враньё. Возможно, что и расстреляют.

— Ты так спокойно говоришь об этом?

— А как я должен об этом говорить? Что случилось изменить нельзя, если, конечно, не вмешается случай.

— А мы куда?

— Воевать, Аркадий, воевать. Будем отрабатывать наши награды из прошлой жизни. Лишние винтовки прикопаем. Нечего им валяться просто так.

Александр выглянул из-за дерева и увидел, как немецкая колонна проходит мимо грузовика. Несколько солдат осматривают сам грузовик и тела погибших красноармейцев.

— Аркадий, пошли отсюда по добру, по здорову. Винтовки в другом месте прикопаем. Не дай бог, в лес сунутся, а тут мы. Умирать, желания нет никакого. Новое тело — новая жизнь! Пошли, Аркадий, отсюда подальше.

— Как ты думаешь, какой сейчас год? — Тюляпин старательно обходил кочки и уклонялся от веток.

— Думаю, что сорок первый или сорок второй.

— Почему?

— На форму посмотри.

— Чего с ней не так?

— Аркадий, ты в какой школе учился? Погоны ещё не ввели, а их ввели зимой тысяча сорок третьего года. Понял?

— Понял. А к каким войскам мы относимся?

— Пехота — царица полей! В документах капитана прочитал, что мы из двухсотого стрелкового полка.