Барин-Шабарин 8 (СИ) - Старый Денис

— Меньше, чем ожидали.

Шувалов солгал, и Александр это знал. Весь Петербург высыпал на улицы. Не столько из любви к покойному императору, сколько из страха перед будущим — перед ним, новым, неизвестным еще царем.

Через час карета с гербами тронулась, сопровождаемая конным конвоем из двадцати гвардейцев в парадных мундирах. Снег бил в стекла, будто картечь. Внутри пахло кожей, ладаном и чем-то еще — может быть, страхом?

Александр приоткрыл окно. Толпа стояла плотной стеной, лица бледные, глаза пустые. Кто-то завыл по-собачьи. Кто-то упал на колени, крестясь. Старуха в черном платке, по старому крестьянскому обычаю, бросила под колеса ветку ели — как покойнику.

— Закройте, ваше величество, — шепотом сказал Шувалов, его пальцы впились в поручень. В глазах графа читался настоящий ужас. — Небезопасно.

Библиотека дворца тонула в полумраке. Лишь один канделябр освещал массивный дубовый стол, заваленный картами и донесениями. Фридрих Вильгельм сидел, уставившись в пустоту, когда потайная дверь за книжным шкафом бесшумно открылась.

— Вы пришли, — король даже не повернул голову.

Человек в темном плаще, лицо которого скрывал капюшон, молча положил на стол кожаный футляр.

— От нашего человека в Тюильри, ваше величество, — прошептал он.

Фридрих Вильгельм разломил печать. Письмо было написано невидимыми чернилами — он поднес его к свече, и на листе проступили строки:

«Французский император подписал секретный договор с Австрией. 200 000 штыков готовы выступить по первому требованию Вены.»

Король сжал донесение так сильно, что бумага смялась.

— Значит, война на два фронта, — прошептал он.

— Если не на три, — таинственный гость наклонился ближе. — Русский посол сегодня три часа провел у австрийского канцлера. Наши источники в Петербурге сообщают о передвижениях войск к границе.

Фридрих Вильгельм резко встал, опрокинув тяжелое кресло.

— Черт возьми! — его крик разнесся по пустым коридорам дворца. — Они только что дрались друг с другом и вот теперь ополчились на меня! Почему⁈ Зачем⁈

Он подошел к окну, распахнул его — ледяной ветер ворвался в комнату, задувая свечи. Берлин спал внизу, мирный и беззаботный, не ведая, что его судьба, может быть, решается в эту самую минуту.

Ни обычные берлинцы, ни члены Тайного совета, ни сам король не подозревали, что все это блеф. Хитрая дипломатическая игра. Интриги разведок. Русские и не думали замиряться со своими врагами и уж точно не собирались нападать на Пруссию.

Они только хотели, чтобы Пруссия напала на Австрию.

Именно здесь Провидение отвернулось от России.

Сначала — одинокий выстрел, резкий, как удар хлыста. Потом второй. Третий. Карета дернулась, лошади встали на дыбы, форейтор рухнул в снег с расколотым черепом. Александр увидел, как боковое стекло треснуло звездой, услышал дикие крики:

— Бомба! Бомба! Спасай царя!

Но это была не бомба. Молодой человек в поношенной студенческой шинели, с горящими как угли глазами, целился из револьвера конструкции Шабарина прямо в Александра. Четвертый выстрел. Промах. Пуля просвистела у самого царского виска, оставив после себя запах серы.

— Ваше величество! Вниз! — Шувалов накрыл его своим телом, тяжелым и теплым.

Карета рванула вперед. Сзади — топот сапог, крики, еще выстрелы, потом… звенящая тишина.

Когда Александр вышел из кареты — рука предательски дрожала, но он сжал ее в кулак. Перед ним развернулась странная картина. На снегу, в лужице собственной крови, лежал тот самый студент.

Четверо жандармов держали его, как пойманного зверя. Кровь из разбитого лица окрашивала снег под щекой в нежный розовый цвет. По знаку царя, пойманного злоумышленника поставили на ноги.

— Ваше имя, юноша? — спросил Александр, удивляясь собственному спокойствию.

Голос его казался чужим и далеким.

— Владимиров, Дмитрий Дмитриевич, — ответил тот, плюя кровью на императорские ботфорты. — От имени русского народа…

Шувалов рванулся вперед, но Александр остановил его жестом. Ветер выл, снег лез в глаза, а этот мальчишка смотрел на него с такой… ненавистью? Нет, хуже — с презрением.

— Почему? — спросил император шестидесяти миллионов подданных.

Владимиров засмеялся. Это был страшный звук — как треск льда под ногами утопающего.

— Потому что вы… все вы… воры… убийцы…

Его била конвульсия, изо рта шла пена. Жандармы держали крепче, и один выдернул из-за кушака нагайку.

Рассвет застал короля в том же кресле. Перед ним на столе лежала карта, испещренная пометками. В камине догорали последние угли. Когда первые лучи солнца упали на бумагу, он наконец поднял голову. Его голос был хриплым от бессонницы.

— Господа, — сказал он, когда в зал вошли члены Тайного совета, — решение принято. Мы нападем первыми.

В зале повисла гробовая тишина. Даже старый фон Роон замер, его обычно красное лицо побледнело.

— Но не на Австрию, — король встал, его тень гигантским призраком легла на стену. Он подошел к карте, его палец ткнул в центр Саксонии: — Мы ударим по Дрездену.

Генералы переглянулись.

— Ваше величество… это… — фон Роон не мог подобрать слов.

— Гениально, — неожиданно закончил за него Мольтке. Его острый ум уже просчитывал варианты: — Захват Саксонии отрежет австрийцев от французов. Даст нам плацдарм…

— И спровоцирует весь мир против нас! — взорвался военный министр.

Король ударил кулаком по столу.

— Это единственный шанс! Пока они ждут нашего удара по Австрии, мы… — он не договорил.

В этот момент за окном зазвонили колокола берлинских церквей. Город просыпался, не зная, что через неделю эти улицы могут огласиться криками «К оружию, подданные его величества!». Фридрих Вильгельм стоял над картой, его пальцы сжимали край стола до побеления костяшек.

Где-то там, за этими бумажными границами, уже строились в боевые порядки тысячи солдат, даже не подозревая, что их участь решена в этой тихой комнате. Но отступать было поздно. Война, которую все ждали и которой все боялись, началась…

Траурная процессия продолжалась. Как будто ничего не случилось. Один я знал, что все изменилось. И навсегда. В иной версии событий на Александра II покушался Каракозов да и то только в 1866 году.

Будущему террористу сейчас всего пятнадцать, и он ходит в Пензенскую гимназию, не подозревая, что моя рука отвела петлю виселицы от его шеи. Хотя чем черт не шутит. Его двоюродный брат и ровесник Ишутин еще может сбить Каракозова с пути истинного и все повторится, но позже.

Я покосился на нового императора, втайне радуясь, что не ошибся в нем. Вот же, несмотря на только что состоявшееся покушение, Александр не испугался. Наоборот! Не стал возвращаться в карету, а идет за отцовским гробом, как простой подданный.

Шувалов и Нессельроде, что плетутся рядом с ним, трясутся, как зайцы, а император лишь неподвижно смотрит на огромный и тяжелый гроб почившего в Бозе Николая I и думает, наверное:

«Как же ты ошибался, отец. Они вовсе не боятся. Они ненавидят…»

А снег все падает и падает, засыпая следы на Садовой, где остались лишь розовые пятна и забытая студенческая фуражка. А подобранный кем-то из жандармов револьвер моей конструкции, с пятью оставшимся пулями в барабане, наверняка будет приобщен к делу.

Так что сегодня Александр хоронит не только отца. Он хоронит ту Россию, где царей когда-то боялись и боготворили. И где-то в темноте умов уже зреет мысль о новом покушении. И как знать, может следующая пуля не промахнется. Если я ее не остановлю.

Конечно, у меня сейчас и своих забот полон рот. Адмиралтейств-Совет все-таки внял моим предупреждениям об угрозе со стороны английской эскадры и вместе с Генштабом они принялись спешно готовиться к обороне. Я им кое-что подсказал.

По берегам Невской губы солдаты и простолюдины возводили оборонительные укрепления. Улицы перегораживали баррикадами. Нижние окна дворцов, департаментов и обывательских домов закладывали мешками с песком, а стекла верхних этажей — там, где они были — заклеивали, крест накрест, полосками бумаги.