Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

«Какой, например?» — спросил я сам себя.

«Хрен знает какой — термический или термоядерный, не суть… В данном случае это не имеет никакого значения. Важно, что раз — и темнота», — ответил я себе же.

«Почему в нашем посёлке и над моим домом? Или по-моему дому, будет правильней сказать?..»

«Откуда я это знаю — почему… Может, и не война вовсе, а инфаркт какой-нибудь. Быть может, я вообще уже умер…»

Мысль была странная, ведь я мыслю, а значит, жив. В голове всё путались.

Самое простое — это открыть глаза и посмотреть, что с домом. И уже потом начинать паниковать. Вначале необходимо осмотреться.

Легко сказать, да трудно сделать. Попробовал. Открыть глаза не получалось. Да и вообще ничего не получилось. Тело не ощущалось, и было словно не моим. Поймал себя на мысли, что кроме темноты вообще ничего — даже звуков.

«По ходу дела, я приехал. Это конечная остановка, и имя ей — Смерть!.. Все на выход…»

«Ну а что ты хотел? Бухать водку в таких количествах и не накосячить? Наверняка по-пьяному делу пистолет уронил и произошёл самовыстрел», — сказал себе я.

«Да что ты плетёшь-то? Ну, попил немного водочки… немного… и уснул», — отмазывал я сам себя от себя.

«И что теперь делать? Может, это ад?»

«Для ада тут несколько холодновато… — заметил я, и тут же неожиданная догадка осенила и ужаснула. — Скорее всего, меня взяли и уже похоронили… Причём похоронили заживо, как Гоголя…»

Есть версия о том, что писатель Николай Гоголь умер страшной смертью. Все подумали, что он скончался, и похоронили его, а он был не мёртв, а спал летаргическим сном. По той версии, через некоторое время писатель очнулся в могиле и задохнулся, так и не сумев выбраться.

Не знаю насчёт Гоголя: врут или нет, а вот то, что я живой и меня, по ходу дела, закопали, уже, по всей видимости, становится очевидным! Да! Очевидным! И, к тому же, ещё и невероятным!

«Ёлки-палки, да они совсем, что ли офанарели? Какая садюга это сделала?!»

Где вообще я нахожусь? Что это? Что за фигня такая! Так я в гробу? Почему я пошевелиться-то даже не могу?

Ладно, спокойно. Дыши глубже. Дыши чаще, а там разберёмся…

«О-о кстати, я же дышу… Воздух есть, а это уже кое-что. Это вам не хухры-мухры. Кислород это дело такое… Это, панимашь, всему голова… Кислород попадает в кровь, кровь гоняет мотор. Сердце бьётся и… Кстати, бьётся? — прислушался… — Вроде да. Значит, жив. Во всяком случае, пока жив. Главное, чтоб, как говорится — кислород до конца не перекрыли…»

И тут я осекся. На ум пришёл кинофильм «От заката до рассвета». Тот момент, когда из стен и склепов вылезают обезображенные, полуразложившиеся трупаки и скелеты…

«Брр… Ужас какой. Я что, так же вылезать буду и нападать на люд честной? Нет! Нет! Нет! Я так не хочу!.. Тогда, что же делать?.. Непонятно… Двигаться не могу, тела не чувствую, мир не ощущаю. Вокруг тишина и тьма… Ночь?.. Гм, может быть, раз ночь, нужно поспать? Отдохнуть. Набраться сил… И уж опосля… — предложил я сам себе.

И тут же с негодованием ответил на это мало адекватное предложение.

«Да ты обалдел, что ль?! Сейчас воздух закончится, и задохнёшься тут на фиг! Двигайся давай! Пытайся! Дерзай! Пора выкапываться, а не философствовать! Помрёшь же окончательно!..»

И тут неожиданно на правую щеку упало тепло. Через веки начал пробиваться свет. Появились звуки… Вот поёт сверчок… Вы когда-нибудь слышали, как он поёт? Я тоже слышал, но это было так давно. Сверчки и детство были в одно время, настолько далёкое от нынешнего, что иногда кажется, что всё это был лишь сном.

Теперь мы больше слышим совершенно другие звуки: звуки приходящих эсэмэсок и мобильных звонков, звуки работы триммеров и бензопил, звуки от ударов пальцами по клавиатуре и работы компьютера, шумы автострады…

А вот сейчас я услышал крайне аномальный звук, который никак не сочетался с творившейся вокруг вакханалией прогресса. Я знал — это поёт он, сверчок.

«Какой же ты, сверчок, ты молодец! Давай, сверчок, давай, не ленись! Труби на всю округу! Разбуди всех!.. Пусть эти сони уже проснутся и меня, ёлки-палки, наконец, откопают!»

Через мгновение звуки стали более насыщенными. И мне показалось, что кроме сверчка я услышал звуки человеческой речи.

Парнишка чего-то говорит, а бабулька отвечает…

Слышу голоса?! Гм, стоп. Наверное, я всё же просто стал сумасшедшим и окончательно тронулся умом!

Опять тёплый свет.

«Солнце, солнышко. Где же ты было несколько минут или часов назад, когда я был в застенках? Какое же ты прекрасное, солнышко. Как же мне тепло и хорошо…»

Опа, кто-то жужжит. Кто? Комар? Комар!

«Сейчас сядешь, комар, ко мне на лицо и укусишь — сволочь. Злющий комар! Как же я вас, комаров, ненавижу. Вас и всё ваше кровососущее племя. Вы, кровопийцы, способны обломать любой отдых. И сейчас обламываешь! И вообще что ты тут разлетался? Укусить хочешь? А если ты кусал кого-то до меня? Принесёшь ли ты мне какую-нибудь болезнь?.. Или нет?..»

Мысли вновь запутались: солнце, комар, ночь… что за белиберда в голове?!

Решил отогнать жужжащего назойливого вампира. Приоткрыл рот и попытался на него дунуть. Но что-то опять пошло не так…

Прямой родственник графа Дракулы, увидев мои поползновения, тут же, не теряя ни секунды, залетел в рот с такой скоростью, будто именно этого момента он дожидался всю свою комариную жизнь, и теперь им было грех не воспользоваться.

— Тьфу-тьфу-тьфу на тебя, шизанутый кровопийца, — прокашлял я, дернулся и начал плеваться, махая руками.

— Саша. Что случилось? Ты что, поперхнулся? — раздался голос рядом.

— Ба, не волнуйся, кхе-кхе, всё нормально. Просто что-то в горле… Комар залетел… Поперхнулся, — проговорил смутно знакомый голос ребёнка, и я принялся опять плеваться и кашлять.

— Вот, держи. Попей водички. Подожди. Давай, сынок, я тебе по спине постучу.

Мне стали постукивать ладонью меж лопаток.

— Кхе-кхе… Всё, хватит… хватит.

— Ну? Полегче тебе?

— Да. Спасибо, ба, — поблагодарил я, вздохнул и прилёг на бок.

«Что за фигня-то мне попала в рот? Какие-то насекомые свихнувшиеся стали. Не успел рот открыть — и на тебе… Может, это заражённый какой-нибудь комар».

«Господи, ну что за бред ты несёшь! Ты что, в Чернобыле, что ль какот-то? Какие ещё заражённые комары?» — пытался образумить я себя.

«Всё может быть. Хорошо бабуля по спине хоть нормально треснула, а то помер бы оттого, что комар в горле застрял — позорище! Хотя явно ведь, комар был большой!»

«Гм, а где я вообще? Во сне…»

Приоткрыл глаза и через пелену сна увидел дорогого мне человека.

А молодец у меня бабуля! Как сейчас помню… Молодая. Сколько ей на вид? Лет пятьдесят пять — пятьдесят семь? Где-то так. Пятьдесят пять лет — разве это возраст для нас теперешних?

«Красивая, добрая, замечательная моя бабушка. Как же я тебя люблю. И как же жаль, что ты умерла».

Глаза намокли, и соленые капли по переносице покатились на губы. Сдержаться от нахлынувшей печали не было сил. И я заплакал. Даже не заплакал, а зарыдал. Да так, как давно не рыдал. Навзрыд. Уткнувшись в подушку и проклиная то, что не могу вернуть те мгновения, которые уже никогда не повторятся.

«Бабушка, бабушка, зачем же ты умерла. Ну, зачем?! Ведь ты оставила меня совсем одного на этом свете! Как же мне было тяжело. Бабушка… ааа!»

Я плакал и плакал, а она гладила меня по волосам, что-то приговаривая…

Я ощущал её. Ощущал тепло её рук. Всё было очень и очень реально. Что это? Сон? Или это не я? Могу ли я действительно видеть и чувствовать прикосновения к голове? Ощущать тепло рук близкого человека. Человека, которого нет более двадцати лет? Как?! Как может быть такое, что сейчас меня успокаивает бабушка, которая давно умерла? Это же невозможно!..

Да невозможно, но это есть… Это есть или было… или будет….

В голове зазвучали слова:

Кто знает, что ждет нас?

Кто знает, что будет?

И сильный будет, и подлый будет.