Бунт (СИ) - Старый Денис

Хованский вскочил на своего коня, но тут же чуть не выпал из седла. Скакун взбрыкнул, встал на дыбы. Конь фыркал, ржал недовольно, будто указывая своему хозяину, что зря он пролил кровь честного молодца.

Размахнувшись, Иван Андреевич стеганул коня, и тот вынужден был покориться.

Глава 15

Москва

12 мая 1682 года

Стольный град царства Российского кипел, как котел с водой. Стрельцы! На Кремль идут стрельцы!

Новость разлетелась быстро. По мере того, как толпы стрельцов направлялись к сердцу России, москвичи разбегались с новостями. Там услышат одно слово, тут два. Дальше — хватит человеческой фантазии, чтобы додумать, что творится. Как и то, зачем стрельцы пришли под стены Кремля.

И каждому хотелось привлечь к себе внимание, чтобы его слушали. Потому впитывались новости мгновенно, как и быстро находились те, кому можно было не только рассказать, что видели, слышали — а еще убедить в своей версии событий.

Не упускала эту волну и Воробьиха. Эта грузная женщина в годах часто ходила с растрепанными волосами, ее нередко принимали за ведьму. Но только те, кто не знал Микулину Никитичну, прозванную Воробьихой, могли ее считать дурной бабой.

Микулина имела очень большое сердце. Например, она подобрала с улиц уже четверых детишек и воспитывает их, как своих. Да, детишки эти по дому делают всю работу. Но кто за это упрекнет Воробьиху? Так что она была уважаемой дамой. Но очень любила поговорить и хотела показаться интересной, а потому сплетню старалась донести первой.

— Что будет-то? — вопрошала Воробьиха.

Известной многим москвичам сплетнице отвечали с большой охотой. И гадали, словно пытаясь предположить, как будет развиваться сюжет популярного сериала.

— А что-сь? Кремль возьмут, Нарышкиных на колья посадят, знамо дело! — отвечал пожилой энергичной вдове торговец Митрофан Сопотов.

К мнению этого мужчины многие прислушивались. Уважаемый купец был. Не богатый, а такой, что ближе к народу, и цены никогда не заламывал. И мука у него была неплохая, кукуйская, в основном. А все знали, что немцы с Кукуя муку хорошую мелят.

Разговор тот и был у лавки купца. Конечно же, как только люди узнали, что началось в Москве, сразу же рванули в лавки, скупать еду, соль. Ведь не бывает никогда сытно во время бунтов. А сколь его пережидать? Так что москвичи это знают, некоторые помнят и соляные, и медные бунты.

Вот и к лавке Митрофана всё подходили теперь люди. Но он ничего уже не продавал. Да и людей больно много стоит у лавки, не все из них знакомы. А это странно…

— А ты чего это лавку свою зачиняешь? Не бывало такого, что так рано торги ты сворачивал, — спрашивал у Митрофана гончар Афанасий.

— А что ж непонятно? С чего спрашивать, о чем и сам разумение имаешь? — раздраженно отвечал Митрофан Сопотов.

— Ты не уходи, Митрофан, где ж куплять муку станем, да и иное? — засуетилась Воробьиха, понимая, что именно собирается сделать купец.

Купец Сопотов не отвечал. Двое его работников уже готовили весь товар для отправки прочь, за пределы стольного града. И сам он с семьей уже через час собирался бежать из Москвы. У купца были родственники в Коломне. Вот и съездит к ним в гости. Давно звали. Все повода не было. А бунт в Москве — очень даже повод, целая причина.

— Купчины уйдут из града — и что тогда будет? — Воробьиха схватилась за голову и картинно стала причитать. — А на кого ж нас сирых оставляете? А детишек чем кормить-то?

— Ты, Воробьиха, не прибедняйся. Я тебе токмо вчера поутру продал ажно два пуда муки, да сколько соли. Ты уже сама все ведала, что творится. Это до уходу Первого стрелецкого полку в Кремль, — сказал торговец и с подозрением посмотрел на женщину.

Так много за раз муки не покупают. Она же испортиться может, или крысы с мышами поспособствуют уничтожению муки. Значит, Воробьиха знала больше и загодя. И не призналась.

— Пойду и я закроюсь! — подумав, сказал Афанасий, спасая Микулину Никитичну от вопросов.

Таковы побочные эффекты любого волнения, мятежа, бунта, революции. Деньги любят тишину! И припасы тоже.

— Митрофан Никитич, а ну-ка ты продай мне еще муки, — резко прекратив причитать, даже не попросила, а потребовала Воробьиха.

Её обычно мягкое и округлое лицо вдруг обрело некую твёрдость.

— Все… Нынче уже никому не продам, — сказал торговец и, заметив посмурневшие лица людей, попятился. — Прощевайте, люди добрыя, но уезжаю я.

— А как жа так? Воробьиха жа не за так просит, за медь и серебро покупать будет. А ты что? — спрашивал у купца стоявший до того молчаливым Митька Косой. — Нелюдь какой… Злыдень!

Митрофан Сопотов, услышав это и посмотрев на лица горожан, поспешил было изменить решение, ринулся к телеге, чтобы быстрее продать муку Воробьихе. Но… Поздно. Да и не собирался Митька Косой довольствоваться покупкой муки. Он тут по другой причине. В мутной водичке рыбку решил словить.

Митька был известным на Варварке и не только разбойником. Мудрым, хитрым. И обвинить его не в чем. Брал с торговцев не так чтоб много, но постоянно. Кто не платил такой вот выход, мог, например, угореть в пожаре. Вроде бы, и случайно. Пожары в Москве — дело частое. Но все знали, кто так мстит. Только раньше Косой действовал только тайно.

— Ату его, братцы! — выкрикнул Косой. — Бери и хлеба, и ткани… Все бери!

Оказалось, что большинство мужиков, что, будто случайно остановившись, стояли поблизости — все из ватаги Митьки Косого. Вот они и ринулись грабить. С упоением, с готовностью убить любого, кто встанет на пути их обогащения.

А почему нет? В городе нынче не встретить стрелецкой стражи. Скоро небедные москвичи, те, которым есть что сберегать, уедут из города. Так что — самое время. Грабить да решать те свои дела, которые были нежелательны, когда городские улицы охранялись стрельцами.

— Не дам! — Митрофан Сопотов встал перед воротами на свое подворье. — Митька, мы жа знемся! Я выплачу тебе все сполна!

— Потому и говорю, дядька Митрофан, с тобой. А могу ведь и без слов…

Воробьиха попятилась, отошла в сторону и давай голосить:

— Помогите! Люди добрые! — кричала женщина.

Нет… Никто не поможет. Нет порядка в Москве, нет опоры для добропорядочных горожан. Смута пришла и на улицы, и в головы людей. И теперь каждый будет спасаться так, как может. А большинство — просто отсиживаться, трясясь от страха, но ничего не совершая.

И никто теперь не прибежит на зов Воробьихи. Побегут, но не на крики — а куда подальше от этого места.

Митька Косой вытер свой нож об рубаху убитого им купца.

— Ну говорил жа, кабы сам все отдал! — посетовал бандит. — Упертый какой!

А в это время подельники известного разбойника, который, вроде бы, как завязал с преступной деятельностью, грабили подворье купца. Будут ограблены еще не один и не два торговца или ремесленника. Такова цена бунта.

Москва. Кремль

12 мая 1682 года. Вечер

Волны стрельцов, всяких зевак, даже мальчуганов, которым интересно поизображать, будто бы дразня, грозного дядьку с ружьем, даже и с пищалями, выливались на Красную площадь [в то время термин «ружье» использовалось при определении любого вида оружия].

Как бурные реки, плыли колонны людей, чтобы сказать свое слово. И когда людей вот так много, то кажется, что не у государства сила, не у бояр, а вот — у них. И хочется примкнуть к этой силе, почувствовать и себя сильнее.

И любопытство тоже толкало людей вперёд.

— А чагось стрельцы в Кремле станут делать? — спрашивали одни.

— Так пойдем да и поглядим! — отвечали другие.

Толпа не шла тихо, нет. Теперь уже можно кричать во всеуслышание. Ведь силища-то какая!

— Ивана на царство! — кричали одни стрельцы.

— Нарышкины — воры! — кричали другие стрельцы.

А люди неоружные подхватывали слова и несли их, как лодка несется в бурном течении.