Ломоносов Бронзового века (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович

Начал было думать о получении железо-калиевых квасцов, алюмонатриевых и стеариновой кислоты, а потом махнул рукой. Всё равно у меня точность измерения с ошибкой в 2–3 градуса, так что если я здешнюю температуру кипения воды приму за 95 градусов, то останусь в пределах погрешности измерения[2].

Кстати, своему «термометру» я радовался почти так же, как первой бумаге и лакированному картону. Людям, не проделавшим тысячи экспериментов, не понять этой радости.

Однако, несмотря на наличие прибора, первую варку я испортил. Целлюлоза вышла ломкая, быстро желтеющая и истлевающая на воздухе. Пришлось повозиться и с добавками балласта, клея, режимом сушки, но… Через неделю у меня была первая бумага. Серовато-желтая, легко рвущаяся, но у неё было одно неоспоримое достоинство — она у меня была! Правда, писать на ней пока получалось только при помощи кисточки, причем лучше, если предварительно склеить несколько слоёв в эдакий тонкий картон, но…

Блин, да меня не смущало даже то, что в наличии имелись только красная и пурпурно-фиолетовая[3] краски, нашего же производства, что когда краска высыхала, написанное, чтобы не расплывалось, приходилось покрывать тонким слоем светлого лака… Я ощущал себя, будто всё это время мне не хватало воздуха, а теперь я начал дышать полной грудью.

Так что на ракетки я куда большей грустью расходовал лакированный картон, чем перхлорат. В конце концов, марганцовка там — оборотная, используется многократно, а вот тот картон пока — вещь редкая, самим не хватает.

Зрелище «огненной потехи» прекрасно «легло» на бултыхающиеся в организмах кагор и яблочный сидр, поэтому воодушевление народа и приняло такие формы. Скандирование лозунга о Саркате Еркате было таким громким, что мне показалось, его можно было расслышать даже на том берегу Хураздана.

И объяснять, что кричим, не требовалось, сказка про Сайрата Ерката уже вышла за границы узкого мирка местных химиков и гуляла не только по всему Союзу племён, но добралась и до Эребуни, озера Севан и земель колхов.

Видимое огненное шоу, эти «огненные драконы», они потрясли неизбалованных огненной потехой местных до глубины души.

Но, «да, так было надо!»

Союз племён готовился воевать, готовился с мрачной решительностью. Наши металлурги уже не только еженедельно получали свои четыре таланта «черного камня», но и наши «сталевары» ухитрялись их переделать в сталь.

Я сам не поверил, но…посчитайте сами: масса крицы около семидесяти кило, после «холодного» выколачивания чугуна и шлака процентов десять-пятнадцать уходило в отсев, а аппарат после модернизации способен потянуть по три-четыре плавки за день, и почти три килограмма за раз. Оставалось время даже на то, чтобы корундовые тигли готовить, потому что больше одного-двух десятков плавок тигель не выдерживал, начинал трескаться. Впрочем, их, как и «отбраковку», не выбрасывали, а измельчали и использовали для шлифовки деталей.

Сталь, правда, по-прежнему выходила марки «какая получится», содержание углерода гуляло сильно, но заботило меня не это. Мне надо было обеспечить весь этот процесс карбидом. Сбор исходного сырья наше «руководящее трио» организовало жёстко. Теперь с каждого двора была установлена своя «норма сдачи», и попробуй её не выполни!

Сколько я им ни твердил, что это в несколько раз превышает наши текущие потребности, ответ был простым: запас карман не тянет! Я подумал, вспомнил, что с весны до осени люди будут в поле, где «сбор» наладить труднее, и перестал спорить. Просто увеличил мощность аппаратуры по получению кристаллов чистой мочевины. Дальше-то проблем не было, хранится она хорошо, почти не пахнет…

Ещё боле твёрдой рукой наше руководство решило судьбу пленённых колхов. Все они собирали теперь корневища камыша. Бр-р-р! Ледяная вода, а им приходилось эдакими многометровыми деревянными «крючками» цеплять эти корневища и тащить их на берег или на плот. Снасть иногда цеплялась за что-то, и освободить её, не окунувшись, было нереально.

Впрочем, некоторые даже находили в этом своеобразное удовольствие. Кормили пленников пусть и однообразно, но сытно — «вегетарианские кебабы» из всё тех же корневищ, хлеб из них же со щедрой добавкой овсяной муки, а на гарнир — горячая гороховая похлёбка или каша. К тому же, окунувшихся, как и выполнивших план, потчевали настойкой на травах крепостью градусов в шестьдесят примерно, что служило неплохим стимулом.

Нет, причиной был вовсе не гуманизм, а рациональность. Надо было бы, наши вожди не колеблясь пустили бы всех под нож или продали в рабство. Времена были такие. Но сейчас надо было запастись сырьём для производства уксуса, вот пленных и берегли. Думаю, что и дальше им найдётся дело, торф-то нужен, как никогда! Запас дерева в брошенных деревнях не так уж и велик. Да и не любое дерево годилось на уголь.

— Еркаты пускали этих «огненных змеев» для потехи, но я тебе точно говорю, они могут стать оружием. Вот эта самая трубка — остаток такого «змея», видишь, как обгорела? Она перелетела через Хураздан и плюхнулась рядом с нами. Это примерно четыре сотни шагов! Представь, вождь, если её сделают больше и прицепят «огненный горшок»! Они смогут издали сжигать крепости, города, корабли и портовые склады. Может получиться оружие чудовищной мощи!

— И говоришь, ты видел это не один?

— Да, со мной был мой помощник по прозвищу Гоплит, он может подтвердить.

— Хм… Погоди, дай подумать!

Разумеется, Волк понимал, что раздумья могут привести к яду в чаше с вином. Причём угостят не его одного, а всю «волчью стаю». Больно уж тревожными были новости, а хозяин дома был тем самым вождём приречной долины колхов, который нанимал их отряд для мести «озёрным». Разумеется, ему хочется вернуть свои земли себе и беженцам из его племени. И он не мог не понимать, что весть о страшном оружии испугает бойцов и военачальников, а в результате мечта может стать несбыточной.

Но Савлак решил рискнуть. Больно уж много странностей было в происходящем. Начать с того, что вождь, бежавший практически с голым задом, продолжает нанимать бойцов, покупать оружие и как-то кормит своих людей. На какие, спрашивается, шиши?

А ведь он ещё и пиры устраивает, и там рассказывает про богатства долины Еркатов. Дескать, и папирус там делают, и мыло твердое, и свечи не жировые, а твердые, и выпивку на любой вкус, и сласти, и даже красный яхонт[4]. Причем знает это с дивными подробностями. У него есть свои «уши» на том берегу? Были, не могли не быть, иначе плохой он вождь, и набег зря готовил. Вот только сейчас кто передаёт, что те уши услышали? Бывалые вояке смогли проскользнуть на другой берег, однако и это таило опасность. А ходить в долину и обратно, как ни в чём не бывало? Нет, таких связных у мелкого вождя быть не могло.

Да и с тем поджогом, с которого всё началось, не всё просто. Опытные люди его организовали. Очень опытные и не боящиеся возмездия местных. Чувствовалось, что события здесь направляет «рыбка покрупнее». А у вождя был на неё выход.

— Попрошу я тебя съездить в одно село, в двух днях пути. Не одного, с твоим помощником, который тоже видел. Там гостит один важный человек из Мцхеты[5], расскажете ему обо всем, ответите на вопросы.

— Зачем мне это?

— Если он не вознаградит вас, это сделаю я. Пока же прошу: поезжай, не медля. Прямо сегодня.

Так, похоже, кое-что проясняется. Доводилось ему слышать об иберийском вожде Асоне. Тот хвастался, что род его идёт от древнегреческого Язона, приплывавшего с аргонавтами за Золотым Руном. Потому, дескать, и имя созвучно. А ещё он любил называть себя Царём Иберийским. Правда, царство это никто не признавал, многие из вождей иберийских тоже ему не подчинялись, но… Колхида постепенно слабела, власть её царя часто натыкалась на волю старейшин и вождей племён, а порой даже — на самовольство его же собственных военачальников. Теперь же и Персия. Если ослабить и царя Армении, лишив его производства большей и лучшей части оружия, этот самый Асон вполне мог бы и утвердить свою власть над соплеменниками. А там, может, и восстановить производство лучших клинков, но — уже для себя.