Комэск (СИ) - Башибузук Александр

Орловский охотно кивнул. Судя по всему, слова Алексея не вызвали в нем никаких противоречий и возражений.

— Дело говорите, товарищ Турок.

Лекса нарочито демонстративно поморщился.

— Я не против, когда меня называют брат Турок. Все же, одно дело делаем, один кусок хлеба делим…

Лица партизанских командиров разом оттаяли. Ваупшасов показал пальцем на сало, которое Лекса методично уплетал и серьезно заметил.

— Хлеб — да, делим, а вот сало…

Все сразу расхохотались, проявившийся ледок в отношениях сразу растаял.

— Кстати, как там наши ученые?

— Баба двинутая, — брезгливо буркнул Корж. — Постоянно просит ее зверски отодрать или выпороть. Так прямо и говорит, хочу пострадать за науку. Похоже, у нее с головой не все в порядке. А с мужиками, похоже, проблем не будет, но мы их не допрашивали еще. Приказать доставить?

Лекса прислушался к себе, понял, что еще пару часов продержится и кивнул.

— Давай для начала того, что постарше. И да, охранять их поставьте самых надежных людей.

Поляка притащили через пару минут. Выглядел он жутковато: весь грязный и какой-то помятый, длинный нос распух и стал похож на грушу, под обоими глазами налились шикарные фингалы, а растрепанная козлиная бородка делала его похожим на спившегося клоуна.

— Представьтесь, пожалуйста, — вежливо предложил Алексей. — Не беспокойтесь, вы находитесь в полной безопасности.

Поляк испуганно стрельнул глазами на Стаса, поигрывающего мясницким секачом, вздрогнул и гнусаво зачастил.

— Я Альфонс Островский, руководитель… — мужчина всхлипнул. — Руководитель биологической лаборатории при Варшавском институте защиты от газов…

Альфонс запнулся, задрожал всем телом и замолчал…

Лешка укоризненно посмотрел на Ваупшасова. Тот жестом показал, что сейчас все решит, скрылся за занавеской, а потом приставил к губам поляка кружку:

— Пей, пан, добрый бимбер, сразу полегчает.

Островский судорожно глотнул, сразу же зашелся в приступе кашля, но когда откашлялся, его щеки порозовели, а глаза приняли осмысленное выражение.

Лекса подождал немного и снова задал вопрос:

— Чем занималась ваша лаборатория, пан Островский?

— Изучением поражающего действия опасных бактерий и бактериальных токсинов! — бодро отчеканил Альфонс. — Знаете… это такое…

— Знаю, — мягко прервал его Алексей. — Дальше, пан Островский, рассказывайте все.

Биолог удивленно вздернул брови и продолжил рассказывать:

— Лабораторию создали по инициативе II отдела польского Главного штаба, нас курировал капитан Игнаций Харский…

Допрос затянулся на добрых два часа, поляк охотно все рассказал и даже добавил несколько своих догадок, так как все сам толком многого не знал. По его словам выходило, что пани Генбарска-Межвиньская являлась не руководителем, а рядовой сотрудницей, но при этом очень талантливым биологом. К созданию лаборатории непосредственно участвовала «двуйка», мало того, именно оттуда поступило распоряжение отправиться на полевые испытания на границу с Советской Россией. И самое главное, пан Альфонс Островский рассказал, что, по его сведениям, функционеры «двуйки» и генерал Булак-Балахович исполняли приказания самого Пилсудского. А официальные власти Польши ни о чем не подозревали.

Алексей сразу понял, что в его руках оказалась настоящая бомба. Но при этом, прекрасно понимал, что взрыв этой бомбы может уничтожить его самого.

Приказав отправить поляка обратно в кутузку, Алексей потребовал у командиров бимбера.

— Бимбера? — Орловский внимательно посмотрел на Лексу. — Да не вопрос, сколько угодно, но ты же…

— Раны промывать, не понял, что ли, Кирилл? — хмыкнул Стас. — Брат Турок, для тебя хоть целый бидон. Фляги хватит? Сейчас…

Лекса получил полную самогона солдатскую флягу, зашел в расположение своего отряда, где сунул бимбер Семке.

— Помяните Клеща и Беню…

После чего развернулся и ушел к себе. Сил не осталось даже думать. Немного посидел, силком прогнал все мысли из головы, потом расстелил на столике чистую портянку, достал принадлежности и принялся чистить оружие.

— Дядя Турок… — за порогом опять послышался голосок Брони. — Можно к вам?

Лекса попробовал заставить себе разозлиться, не смог и буркнул.

— Заходи…

Бронислава застыла у входа и застенчиво поинтересовалась:

— Я помогу? Научите?

Алексей прислушался к себе, кивнул и подвинулся на топчане.

— Садись.

Каким-то удивительным образом боль и злость у него сразу прошла.

Глава 18

Глава 18

— Что ты чувствуешь, когда убиваешь? — абсолютно спокойно поинтересовалась Бронислава.

Алексей отвлекся, мельком глянул на девочку и про себя вздохнул.

Бронислава в последнее время стала гораздо больше похожа на обычного ребенка, но, порой, в ней все-таки проскакивало, что-то совершенно не детское, холодное и жесткое.

Броня ловко и быстро собрала Люгер, положила его на стол и скрестила руки на коленках, с выражением уверенной в себе отличницы на личике.

Лекса одобрительно кинул и решил не отвечать, но Броня сразу же напомнила о себе:

— Дядь Турок…

Алексей еще раз на нее покосился, отложил карандаш и неохотно буркнул:

— Ничего не чувствую. Хотя, нет… иногда, чувство хорошо исполненной работы. Что за вопросы, Бронислава Жук?

Он давно взял себе за правило общаться со своими детьми, как с взрослыми и лгать не собирался.

— Мы же договорились называть меня товарищ Пчелка? — Броня состроила недовольную рожицу, а потом горько вздохнула и разочарованно пробормотала.

— Вот и я ничего не чувствую. Это нормально?

— Нормально, товарищ Пчелка, — отрезал Лекса и демонстративно взялся за тетрадь с карандашом, показывая, что его не стоит отрывать от работы.

С момента последней операции прошло две недели, партизаны свели свою деятельность до минимума, ограничиваясь только разведкой, а Алексей с радостью самоустранился от служебных обязанностей и вернулся к своим работам.

Броня тайком показала Лексе язык и принялась разбирать сразу три пистолета — Браунинг, Штайр и свой карманный Маузер М1910.

Лекса при каждой возможности пополнял свой арсенал короткоствольного оружия и теперь его скопился полный вещмешок. У него самого регулярно обслуживать арсенал времени не хватало, но за него этим с радостью занималась Броня.

— Товарищ Турок, — в двери землянки показался Сенька Ненашев. — Я того… этого… не заняты, часом?

— Заходи… — Лекса с трудом сдержался, чтобы не прогнать Семку.

— Держи, подруга! — Ненашев протянул Брониславе берестяной туесок с клюквой.

— Спасибо, товарищ Няня… — сдержанно поблагодарила Броня и аккуратно забрала туесок. Семен по своему извечному обычаю сразу начал таскать девочке всякие вкусности, но расположить к себе Броню у него никак не получалось. Справедливости ради, ни у кого не получалось. Бронислава признавала только Лексу, а остальных, в лучшем случае, терпела. А Агнешку она сразу люто возненавидела, хотя, внешне, почти никак это не обнаруживала. Дочь лесника сразу это поняла и отвечала девочке полной взаимностью.

Семен примостился на краешек табурета и сразу начал ерзать, вздыхать и всячески намекать своим видом, что было бы неплохо поговорить наедине.

Алексей из вредности все намеки проигнорировал и сухо бросил:

— Ну, говори, что тревожит. Что-то по службе?

— По-жизни! — запальчиво вдруг выпалил Семка и насупился. — По-жизни беспокоит, Ляксеич.

— Опять? — Лекса покачал головой. — Говорил же тебе…

— Нет, нет! — Семка выставил вперед ладони. — Завязал, как есть, завязал! Пусть другим голову морочит, мне нужна баба понятная, как портянка. Чтоб я к ней всей душой и чтобы она всей, значитца, ко мне. Без вывихов. Я об другом… — он запнулся и тихо сказал. — Колено помер. Тяжко мне. Я ж их как деток своих воспринимал. И Беню и Клеща и Колено… вот. Словно от сердца кусочек отщипнули. А у тебя как, Ляксеич? Что посоветуешь?