Красный вервольф (СИ) - Дамиров Рафаэль

Так что в десять площадь была полна народа. Всякого разного — в мундирах и без. А чтобы поддерживать порядок, по краям стояло вооруженное оцепление. Оркестр наяривал очередной задорный марш.

«Надо же, уже десять минут одиннадцатого, а актриса еще не прибыла, — подумал я с некоторой иронией. — И где эта хваленая немецкая пунктуальность?»

Оркестр замолчал. Со стороны Псковского кремля заревел могучий двигатель. Толпа зашевелилась и начала торопливо расступаться. Началась давка, кому-то дали в дычу, но «серые мундиры» по-быстрому пресекли беспорядок.

Потом раздалось всеобщее «Ааах!» — на рыночную площадь медленно въехал танк. На морде — балкенкройц, балочный крест, и череп с костями. А на башне, среди скалящихся парней в офицерских мундирах «тотенкопфа» восседает немолодая, но весьма расфуфыренная дамочка. На голове — нечто среднее между чалмой и шляпкой, плечи покрыты накидкой из перьев, длинное платье расшито сверкающими на солнце стразами так, что их сияние слепило глаза. Она широко улыбалась и махала. Немецкая часть толпы разразилась приветственными воплями, русская — что-то залопотала, дескать, какая диковинная курица. Танк прошел через расступившуюся толпу и подкатил прямо к сцене. Один из офицеров перескочил на деревянный помост и галантно подал актрисе руку.

Та тоже попыталась лихо перескочить, но туфли на каблуках не позволили. Но упасть ей не дали, другой танкист подхватил дамочку на руки и бережно передал первому.

Актриса вышла на середину сцены, рассылая в толпу воздушные поцелуи. Потом что-то сказала, но из-за шума ничего слышно не было.

— Всем тихо! — гаркнул тот офицер, что помог ей взобраться на сцену. И пару раз пальнул в воздух из своего пистолета.

Воцарилась мертвая тишина.

— Я так счастлива быть здесь, дорогие друзья! — театрально воскликнула актриса. — Доблестные солдаты всегда были моей слабостью!

Она жеманно засмеялась, фрицы зааплодировали.

Заиграл оркестр, и гостья хрипловатым голосом запела.

— Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren,

Öffnen die Mädchen die Fenster und die Türen.

(Когда солдаты маршируют по городу,

Открывают девушки окна и двери).

Сотни луженых немецких глоток подхватили:

— Ei warum? Ei darum!

Ei warum? Ei darum!

(А почему? А потому!

А почему? А потому!)

Я стоял рядом с графом, тот не сводил восхищенного взгляда с актрисы. Цветы явно предназначались ей. Вокруг нас сотрудники комендатуры, Марта справа от меня. Пользуясь, тем, что все внимание приковано на сцену, сжала мою ладонь:

— Ах, как давно я не была в театре, Алекс? Ты любишь театр? — девушка вдруг легонько дернула меня за руку к себе, собираясь, что-то шепнуть на ухо, и я послушно отклонился в ее сторону.

Бах! — в то же мгновение прогремел выстрел, будто гром. Музыка его чуть приглушила, но звук отчетливо разнесся над площадью. Гулко и раскатисто. Палили явно не из пистолета, а из калибра побольше. Я сразу не понял, что произошло, и даже не сразу почувствовал, как плечо обожгло нечто.

Пуля! Мелькнула в голове чуть запоздалая мысль. Гимнастерка на левом плече рассечена, кровь уже залила ее до локтя. Впереди стоящий унтер свалился замертво. Пуля прошла через мою руку и застряла у него в спине.

Началась суматоха. Фрицы схватились за оружие, визжащую певичку уволокли за танк, граф рванул с корзинкой за ней. Толпа хлынула с площади. Визги, крики и лающий ор фашистов смешались в одну какофонию.

Оцепление рассредоточилось, выискивая человека с оружием. Кто-то отдавал команды, чтобы хватали всех подряд, но напуганные горожане, просочились сквозь цепь, и большинство уже смылось с площади.

Все это произошло буквально за несколько секунд. Я обернулся. Сзади меня дом на краю площади. До него не больше сотни метров. Пуля задела мое плечо и пронзила поясницу фашиста. Значит траектория — сверху вниз. Похоже, что стреляли с чердака.

От этой мысли я похолодел. Стрелял явно снайпер. Но в кого? В графа? Хрен-то там! Ясень пень — в меня! Если бы не Марта, лежал бы сейчас мордой в брусчатку, на месте этого унтера.

— Ты что застыл? — Марта дернула меня за руку, уворачиваясь от пробегавших мимо и топчущих ноги фрицев и гражданских. — Алекс, боже! Ты ранен! У тебя кровь!

Я изобразил испуганную мину:

— Уйдем отсюда!

Мы просочились сквозь толпу, которая редела на глазах. Оцепление пыталось сдержать народ, но на всех их не хватило. Фашики пока не поняли, что сработал снайпер.

— Тебе надо в медпункт, — Марта уверенно тащила меня куда-то, а я все оглядывался назад, и мозг сверлила пронзительная мысль:

«Стреляли в меня! В меня, твою мать! А это значит… Наташа в городе!»

Я оглядывался назад, к площади уже подтянулись дополнительные расчеты. Только бы не догадались проверить чердак в том доме. Но сволочи догадались. Кто-то из командиров, наконец, сообразил, что звук выстрела донесся не с центра площади, а с окраины. А дохлый унтер находился в момент выстрела в толпе, следовательно — стреляли сверху. Удобная позиция — это окна прилегающих многоэтажных домов.

Немцы мигом сняли оцепление с площади и по команде моего вчерашнего знакомца, лысого штурмбаннфюрера Юргена ринулись цепью к прилегающим к площади домам.

— Уходи! — прошептал я, поглядывая на чердак.

— Что ты бормочешь, Алекс? — Марта тянула меня к западной окраине площади, хотелось стряхнуть ее руку и рвануть назад. — Тебе плохо?

— Терпимо, — поморщился я, хотя рана была явно неглубока, так вскользь зацепило. Вот и медпункт. Это самый центр города, все рядом.

Марта подтолкнула меня внутрь:

— Иди, я сейчас вернусь, мне нужно найти графа.

Я чуть помедлил, подождал, когда девушка растворится в суматохе, и поспешил назад. К тому дому, откуда предположительно стрелял снайпер. Солдаты уже оцепили его и соседние строения. Несколько человек обшаривали квартиры, пока до чердака доберутся, времени еще немало пройдет. Они думают, что стреляли из окна.

В доме один подъезд. Я шмыгнул туда, пытаясь проскочить мимо оцепления. Дорогу преградил фельдфебель вскинув на меня карабин:

— Ауфштейн!

Я скрипнул зубами. Башку бы тебе свернуть, но в поле видимости шныряют фрицы. Как же мне пройти сквозь тебя, погань фашистская? Огляделся. Мысли в голове пронеслись со скоростью звука. Придумал!

Глава 21

— Герр офицер, меня ранили! — проблеял я безобидным козликом, выставив вперед окровавленную руку. — Мне срочно нужно домой. Я живу в этом доме. Прошу вас! Пропустите!

Фриц презрительно сплюнул и пропустил меня. Никто не станет подозревать раненного в том, что он и есть снайпер. Натуральный видок терпилы сыграл мне на руку.

Приволакивая ногу, будто мне совсем невмоготу, я проковылял в подъезд. Наверху слышен грохот и лающие крики. Фашисты наводят шмон в квартирах. Мимо меня пронеслись еще двое с карабинами напревес. Я вжался в закуток лестничной площадки, пропуская их.

После выскочил из укрытия и поспешил наверх на чердак. То, что стреляли именно оттуда, я не сомневался. Вероятность, что огонь велся из конспиративной квартиры (а их в Пскове уже, скорее всего было не мало с самого начала оккупации) крайне низкая. Квартира тогда засвечена будет.

Вот и последний этаж и лаз на чердак. Под ним металлическая лестница. Лаз караулит рядовой с карабином. В черный проем один не решился лезть, ждет подкрепления.

— Хальт! — фриц взял меня на мушку.

Вот, бл*ть! Да сколько же вас?

— Я здесь живу, я ранен, — снова завыл я, прикидывая, на какую дверь ткнуть мне пальцем, чтобы выдать за свою хату.

Блажил намеренно громко, чтобы слышно было даже на чердаке. Сработало. В проеме лаза показалось девичье лицо. Сердце мое ёкнуло. Стараясь не смотреть наверх, чтобы не привлекать внимания, я увидел ее лишь краем глаза, но сразу узнал это родное мне лицо. Наташа…

Услышав, что фашист отвлекся на воющего человека, она осторожно выглянула вниз и тут же спряталась. Все-таки она еще здесь! Какого черта она не покинула позицию? Возможно, просто не успела. От момента выстрела, до того, как здесь нарисовались ближайшие фрицы, прошло буквально пол минуты. Скорее всего, они загнали ее обратно наверх.