Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ) - Смолин Павел

Далее меня настигло похмелье, из-за которого играть в прятки стало трудно, и мы с ребятами и их мамами, подкрепившись разогретой поварами гречневой кашей с тушенкой (консерва такая) и чайком, сгрудились в игру и принялись распевать песни под нашедшуюся на складе с ОЗК гитару.

— Пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я! — допели мы шлягер авторства Льва Ошанина.

Хорошо, что музыканты после концерта по делам разъехались — кто, как «Май», на гастроли, а кто-то, как «Бони Эм», домой, на отдых и запись второго альбома. И хорошо, что материал у них есть, и с избытком — у меня дома и в рабочем кабинете целые шкафы плагиатом песенного формата забиты, как раз на такой случай. Не загнутся проекты, даже известней станут. И хорошо, что Олю в Китай не позвали — ее бы я точно рядом с собой до конца поездки оставил, исключительно ради досуга.

Заметив, что малыши клюют носами, пожелал им спокойной ночи и вернулся в свой угол, сев на шконку рядом с Виталиной.

— Башка болит.

— Пить надо меньше! — с удовольствием приложила она меня и призналась. — Не хочу умирать.

— Плох тот человек, кто мечтает о смерти, — не стал я ее осуждать. — Тоже печалюсь — оно, конечно, сделанного не воротишь, но я же только-только на рабочие мощности вышел, вон как интересно стало, и вот такой грустный итог. Вы-то как, мужики? — обернулся к КГБшникам.

— А чего переживать? — спросил дядя Семен. — Помереть всегда успеется, но раньше времени нервы жечь — пустое дело.

— И ведь не поспоришь, — улыбнулся я и вернул внимание на Виталину. — Давай покрывало вот тут натянем, — указал на переднее пространство между нашей и верхней шконкой. — Типа личное пространство.

Натянули.

— Спокойной ночи, — пожелал я дядям и забрался в темноту.

Вилочка залезла следом и шепотом заявила:

— Я не настолько отчаялась, чтобы трахаться в таких условиях.

— Чудо моё! — умилился я. — Ради твоих высоких моральных норм я готов умереть девственником.

Она отвесила мне щелбан и легла рядом:

— Расскажи что-нибудь. О нас.

— Это можно, — вдохнув любимый запах ее волос я полчаса читал ей стихи о любви, пока язык не начал заплетаться и я, незаметно для самого себя, вырубился.

— Вставай! — растолкала меня Виталина.

Похмелья нету — хорошо быть молодым!

— Утро? — спросил я, подслеповато щурясь — девушка заглядывала под покрывало, впуская свет ламп дневного света.

— Все хорошо, — вместо ответа широко улыбнулась она. — Главный пришел, вылезай.

Я вылез, сунул ноги в туфли.

— Живой! — подлетел ко мне Андропов и крепко обнял.

— Не дождетесь! — ответил я, ощущая, как расслабляются нервы. — Война?

— Нет войны, — он меня отпустил, позволив зашнуровать ботинки. — Ракету сбили над океаном, других не нашли, а Андрей Андреевич и Линь Бяо к этому моменту уже позвонить успели, предупредить. Ну и я из Японии позвонил пару раз.

— Ты теперь, получается, миротворец, — улыбнулся я.

Предотвращение атомной войны — это очень много политических очков.

— По крайней мере для азиатов, — кивнул дед. — Но американское посольство за ночь по кирпичикам разнесли — китайцы озверели.

Тут нас окружили работники посольства, чуть ли не руки деду целующие — радуются спасению.

— Благодарю всех за преданность служебному долгу, товарищи! — отвесил им дед на всех.

— Служу Советскому Союзу! — откликнулись они.

— Идем, — взяв меня за руку, Андропов направился к открытой двери убежища.

Поднимаясь наверх, тихонько рассказывал:

— Мао этого посла на каждом приеме импотентом обзывал и вообще унижал как мог. Знал, что американцы от него никуда не денутся — их только помани, они все дадут, исключительно ради того, чтобы Китай от нас отвернулся. Цзян Цин об этом знала, и решила сыграть по-крупному. Состав есть один, очень мерзкий — срывает стопоры, придает агрессии. Им посла и накачали, думали на Мао кинется, а ты, по словам Громыко, его сильно выбесил — оскорбления Председателя он терпеть привык, а вот твои — нет.

— И когда Цзян Цин орала, что это «я должен умереть», она отводила от себя подозрения.

— Так, — подтвердил деда Юра. — Не получилось — за ночь группа Линь Бяо всех ее прихвостней передушил, теперь вся полнота власти у него — завтра официально Председателем назначат, на внеочередном пленуме. Боюсь я что-то тебя куда-то еще отправлять, — вздохнул он. — Не внук, а оружие массового поражения.

— Я-то причем, — поморщился я. — Я тебе сразу сказал, что больше всего на свете атомную войну разжечь боюсь. И сам «отправляться» не хочу — по самой грани прошлись. Нам-то ситуация в плюс?

— Мао был непредсказуем, — пожал плечами дед. — Вот говоришь у нас «переобуваются» со сменой правителя, а ты бы видел, что здесь творится! И пары часов не прошло, как китайцы на площадях собрались чучела Цзян Цин и американские флаги жечь. Потом сюда пошли, посольство вражеское громить. А Линь Бяо — наш добрый товарищ и надежный партнер. Если бы не его авторитет, в отравлении посла вдова Мао обвинила бы нас, к огромной радости врагов.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — вздохнул я, окончательно успокоившись.

Опять с прибытком накуролесил. Косвенно, понятное дело, как предлог травануть Мао в непростой ситуации. Не рассчитала бабушка Цин.

— А ты-то как здесь? — спросил я.

— Так Япония, если ты забыл, совсем рядом! — гоготнул он.

Глава 22

— А на этой редкой фотографии мы видим замаскированного с целью обмануть «охранку» Владимира Ильича Ленина, — прокомментировал я очередной слайд. — Некоторое сходство, разумеется, сохранилось, но мастерство гримёров очевидно. Еще одним подтверждением эффективности служит тот факт, что в нем Владимир Ильич смог благополучно выехать в Финляндию, обманув псов Временного правительства. Данная фотография использовалась в его поддельных документах на имя рабочего К. П. Иванова. К. П., полагаю, расшифровывается как «коммунистическая партия» — товарищ Ленин обладал свойственным всем эрудированным людям чувством юмора и иронии не чурался.

— Следующая фотография — российские политэмигранты и Ленин, снято в Германии, по пути в Стокгольм. Владимир Ильич — третий справа, с зонтиком.

— А на этой фотографии Владимир Ильич в панаме, прогуливается в горах в окрестностях Закопане, Польша. Лето 1914-го года, он недавно вышел из Австрийской тюрьмы.

Такая вот тема передачи — редкие фотографии и переписывание истории. Снимаем уже в новом доме, на студии города с замечательным названием Хрущевск, куда прибыли вчера в ночь, сразу попав в метель — зима пришла в эти края почти одновременно со мной.

Собственного аэропорта у нас нет, поэтому дед спецбортом подкинул в Хабаровск. Сам он там и остался, пару дней с вояками Дальневосточными пообщаться.

— А вот — настоящий неканонический раритет с зевающим дедушкой Лениным, — улыбнулся я. — Несмотря на все свои поразительные достижения, он все-таки был человеком, и такая штука, как зевки, были ему свойственны. Фото сделано на Капри, у Горького — его за столом мы тоже имеем удовольствие видеть. Третий участник композиции — Александр Богданов.

— Этого шахматного партнера Владимира Ильича мы так же можем наблюдать на следующем фото, сделанном так же у Горького. На нем товарищ Ленин предстает перед нами в совершенно буржуазного вида шляпе, что непривычно, потому что мы привыкли к его кепкам. Хороший повод подумать о том, что одежда и головной убор внутренний сущности человека не отражают. У нас и пословица тематическая есть.

— А это — фотография Владимира Ильича в период ареста по делу Санкт-Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Как видим, его лицо полно решимости и уверенности в собственной правоте. Не человек — сталь! — с нажимом выговорил последнюю фразу.