Русь. Строительство империи 3 (СИ) - Гросов Виктор

На стене воцарилась тишина. Все смотрели на горящих печенегов, не веря своим глазам.

— Вот это да… — прошептал Добрыня, ошеломленно глядя на меня. — Ты, княже… ты волшебник!

Я усмехнулся.

— Не волшебник, Добрыня, — к сожалению.

Пламя, охватившее печенегов, было не просто ярким — оно было каким-то неестественным. Желто-оранжевые языки, смешанные с черным дымом, взметались вверх, как живые, извиваясь и корчась.

Печенеги, не попавшие под удар, отбежали, ошеломленно глядя на своих горящих товарищей. Кто-то кричал, кто-то пытался помочь, но большинство просто стояли, не в силах поверить в происходящее. В их глазах читался первобытный, животный страх перед неведомой силой.

— Что это было? — пробормотал Алеша, стоявший рядом со мной на стене.

— Это… — я запнулся, подбирая слова, — … это козырь.

Я оглянулся на дружинников. Те тоже были потрясены. Они видели, что их князь — не просто воин, не просто правитель, а тот, кто может создать оружие, способное одним ударом обратить врага в пепел.

Суматоха в печенежском стане нарастала. Крики, вопли, ржание лошадей — все смешалось в один сплошной гул. И вдруг все стихло. Так же внезапно, как и началось. Печенеги начали расступаться, освобождая дорогу. К городу двигалась группа всадников. Парламентеры.

— Хм, — хмыкнул я. — Быстро они среагировали.

— Что будем делать, княже? — спросил Добрыня, подходя ко мне. — Примем их?

— А почему бы и нет? — усмехнулся я. — Пусть посмотрят.

Я оглядел катапульты. Плотники и кузнецы постарались на славу — за прошедшие дни они собрали всего две испытательные машины. И «бомбочек» гончары налепили два десятка всего. Всего? Тут от одной уже суматоха.

— Это всего лишь тестовые образцы, — сказал я, обращаясь к Добрыне. — Но и их хватит, чтобы произвести впечатление.

Я приказал седлать коня.

— Ратибор, поедешь со мной?

— Спрашиваешь? — Ратибор хмыкнул.

Он всегда был готов был прикрыть меня.

— Ворота приоткрыть, — распорядился я, обращаясь к стражникам. — Но не полностью. Чтобы в случае чего…

Стражники кивнули, с трудом сдвигая тяжелые дубовые створки. Образовалась узкая щель, достаточная, чтобы проехал всадник, но слишком маленькая, чтобы через нее могла прорваться толпа.

Я выехал из города, Ратибор — следом за мной. Печенежские парламентеры приближались. Их было пятеро. Четверо — обычные воины, в кольчугах и шлемах, с копьями и щитами. А впереди, на вороном коне, ехал сам хан Куря.

Я остановил коня в нескольких метрах от печенегов. Ратибор встал рядом, положив руку на рукоять ножа.

Куря тоже остановился. Он смотрел на меня как-то странно. Не злобно и не яростно, а с каким-то удовлетворением. Что он задумал? Неужели дождался того, ради чего стоял здесь все это время?

Глава 21

Дым стелился над обожженным полем, забираясь в горло. Я стоял, чувствуя, как ветер тянет за рубаху, а под копытами лошади хрустит сухая трава.

Запах паленой плоти смешивался с гарью. Хан Куря стоял передо мной с какой-то холодной, пугающей уверенностью.

Ратибор стоял рядом со мной. Он был как натянутая тетива, ждущая команды. Его взгляд шарил по хану и его свите — десятку воинов, которые держались в нескольких шагах позади Кури. Их кони фыркали, переступали копытами, но сами печенеги стояли неподвижно. Я перевел глаза на Курю. Среднего роста, широкоплечий, с лицом, иссеченным ветром и выглядящий так, будто мог одним ударом переломить хребет быку. Его спокойствие бесило меня. Почему он не боится? Почему не кричит, не проклинает меня за своих мертвых воинов? Я хотел понять, что скрывается за этой маской.

— Зачем ты здесь, хан? — спросил я. — Твои люди горят, а ты стоишь, как будто ничего не случилось. Чего ты хочешь?

Куря чуть наклонил голову, будто разглядывая меня, а потом заговорил.

— Ты силен, князь Антон. Орудие твое страшное. Я видел, как оно пожрало моих воинов. Но я не уйду побежденным. — Он сделал паузу, и его губы дрогнули в едва заметной усмешке. — Я сниму осаду. Уведу своих людей. Но ты отдашь мне эту машину и то, чем она стреляет.

Я сдержал смех. Он же не шутит? Отдать катапульту — значит остаться без защиты. Но если Куря уйдет, он снимет осаду и я получу время, чтобы укрепить стены, собрать людей, найти союзников.

Я прищурился.

— Ты потерял пятнадцать воинов, хан. Почему ты так спокоен?

Куря шагнул ближе, и я невольно напрягся. Ратибор шевельнулся, готовый броситься вперед. Но хан не нападал. Он остановился в трех шагах от меня и кивнул в сторону дымящихся останков, будто это была мелочь, не стоящая слов.

— Потому что я знаю то, чего не знаешь ты. У тебя есть враг, князь. Новый враг. И он ближе, чем ты думаешь. Я могу уйти, но только с твоим орудием. Решай.

Какой-то мутный кочевник, этот Куря. Он лжет, чтобы выманить у меня катапульту, а потом ударить еще сильнее? Ну ладно, в эту игру можно играть вдвоем.

— Докажи, хан. Назови этого врага. Я не отдам тебе ничего, пока не увижу правду.

Куря усмехнулся — коротко и сухо.

— Так уж и быть, князь. Просвещу тебя. На том берегу реки, за твоим городом, стоит войско. Великий князь Игорь пришел за тобой. Его знамена уже там, с запада. А скоро с севера подойдут ладьи. Варяги. Их шлет Сфендослав из Новгорода. Ты зажат, князь. И без меня тебе не выстоять.

Игорь? Великий князь? Как он мог обойти Переяславец с севера?

А Сфендослав кто такой? Что за новгородский князь? Какой-то деятель, который поднялся после гибели Святослава и его семьи. Варяги на ладьях — это буря, которая может снести все, что я создал. Но правда ли это? Или Куря плетет паутину, чтобы выманить у меня катапульту?

— А почему я должен верить тебе? — хмыкнул я. — Зачем Игорю идти сюда? И откуда варяги?

Куря усмехнулся, и его губы растянулись в тонкой, почти звериной улыбке.

— Игорь хочет твою землю, князь. Твой город. Твое золото из Березовки. А Сфендослав… Он шлет ладьи, чтобы помочь великому князю и выслужиться перед ним. Они уже близко. Слушай ветер — скоро услышишь их весла.

Он кивнул в сторону реки, что текла за Переяславцем, и я невольно повернул голову, хотя знал, что ничего не увижу. Ветер гудел в ушах, но я слышал только свое тяжелое дыхание. Если он прав и Игорь вправду там, а варяги идут, я в ловушке. Печенеги с востока, Игорь с запада, ладьи с севера. Тогда понятно почему Куря так спокоен.

Куря прочитал на моем лице все мои мысли.

— Я сниму осаду, — сказал он, понизив голос, будто делился тайной. — Уведу своих людей. Оставлю тебя с Игорем и варягами. Но за это ты отдашь мне твою машину и то, чем она стреляет. Решай, князь. Время уходит.

Куря посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом. Потом кивнул, коротко, резко.

— Смотри на запад, князь.

Он развернулся, не прощаясь, и пошел к своим. Свита двинулась за ним, и вскоре они растворились в дымке, оставив меня с Ратибором наедине с вонью трупов.

— Что он задумал? — хрипло спросил Ратибор, не отводя глаз от удаляющихся фигур.

Я покачал головой.

— Не знаю. Но если он прав… нам конец.

Я посмотрел на дымящиеся останки, на стены Переяславца вдали.

Мы с Ратибором шли назад к воротам Переяславца. Дым от выжженного поля все еще висел в воздухе, цепляясь за рубаху, пропитывая волосы. Я чувствовал его вкус на языке — горький, едкий, как воспоминание о том, что я только что сделал. Катапульта сработала лучше, чем я ожидал: пятнадцать печенегов сгорели за считанные мгновения, их крики еще звенели у меня в голове.

— Что скажешь, княже? — наконец спросил он, когда мы подошли к воротам.

Я остановился, глядя на темные очертания стен Переяславца. Стражники на башнях уже заметили нас, их силуэты мелькали в тусклом свете дня.

— Не знаю, — честно ответил я, растирая шею, чтобы унять напряжение. — Если Куря прав, мы в ловушке. Игорь с запада, варяги с севера, печенеги с востока. Надо проверить все это.