Край Земли (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич

Ричард смотрел на меня пристально и пока молчал, мы так играли в гляделки почти минуту, а потом лыжник криво усмехнулся, сплюнул на снег, и тихо прошептал:

— Посмотрим…

Больше Ричард не проронил и слова. На моей памяти это был второй раз, когда я видел его таким. В первый раз — когда меня собирались расстрелять, и вот теперь снова… Было видно, что для себя какое-то решение он уже принял, и отступать от него не собирается, даже не смотря на прямой приказ командира. В прошлый раз эта его решимость спасла мне жизнь, но теперь может погубить самого Ричарда. Гросс, больше не обращая на меня внимание отъехал к своим нартам, и принялся проверять лапы собакам, как будто ничего не произошло. Я стиснул зубы. Так значит? Ладно, посмотрим кто упрямее! Оба брата Гросс были мне чертовски дороги как близкие друзья, и я готовы был почти на всё, чтобы уберечь их от беды.

— Следи за нашим американцем Арсений, чувствую я, может он дел натворить — Очередная остановка, и я в этот раз разговариваю с Фоминым — У него навязчивая идея отомстить Соверсу за смерть Мэйсона.

— Уже слежу Сидор — Арсений украдкой, из-за моего плеча взглянул на Ричарда — Слышал я ваш разговора, впрочем, все его слышали, вы ведь особо и не стеснялись. Да, горячий парень, а с виду и не скажешь. Впрочем, я его прекрасно понимаю, но ты прав, допустить самосуда нельзя. Присмотрим за твоим другом, не переживай.

— А я чего-то всё равно переживаю — Я тоже взглянул на Ричарда, который с бесстрастным лицом занимался обычными делами — Ты меня вот вообще не успокоил сейчас. Если он решит уйти прямо у вас на виду, то вы его остановить не сможете, он лыжник от бога. Его вообще никто, кроме быть может меня и инуитов догнать не сможет. Вот как ты его остановишь? Не стрелять же его… Так что уследить может быть вы и уследите, но может такое быть, что поделать с этим ничего не сможете. Ладно, продолжайте вести наблюдение господин капитан! Был бы только с этого толк…

С того памятного разговора, по милости Ричарда я теперь спал в пол глаза и просыпался от малейшего шороха. Гросс, впрочем, вел себя как обычно, и ни каких попыток ослушаться моего приказа не предпринимал. В отличии от нас с Арсением, который тоже не спускал с американца глаз, он, сволочь такая, полноценно отдыхал.

Эти три перехода, что отделяли нас от полюса, мы прошли форсированным маршем, проводя в пути по десять-двенадцать часов. На удивление, погода и не думала портится, а перед нами была практически идеальная снежная поверхность строго льда. Ни торосы, которые мы в изобилии видели по сторонам от нашего маршрута, ни полыньи, не встретились у нас на пути. Утомленные собаки шли быстрым шагом, время от времени переходя на бег, а люди старались от них не отстать. Пользуясь тем, что солнце тут светило практически круглосуточно, мы не привязывались к времени суток, останавливаясь на отдых только тогда, когда полностью выбивались из сил. Соорудив лагерь и поспав несколько часов, мы снова, практически так толком и не отдохнув, выходили в путь.

Двенадцатого апреля 1892 года, примерно в девятнадцать часов вечера, мы наконец-то достигли Северного полюса!

В этом месте не было ничего примечательного. Вокруг всё тоже самое, что мы наблюдали последние несколько десятков дней — лед, снег и солнце, которое слепило и сливалось в своем сиянии с ледяным щитом Северного Ледовитого океана. Мы завершили последний, такой долгий переход нашего путешествия на север. Полюс был у нас под ногами. Усталость, накопившаяся за все последние дни и ночи форсированных маршей, дефицит сна, постоянный риск и нервное напряжение — все это, казалось, в один миг обрушилось на меня. Я был настолько вымотан и изможден, что не в силах был в полной мере прочувствовать всю торжественность этого момента. Я хотел просто лечь спать!

Теперь можно было подсчитать, что средний марш за все путешествие от суши до полюса у нас составлял не менее двадцать пять километров в день. Несколько раз нам даже удалось пройти почти по сорок километров, а за три последних перехода, если считать от точки, где мы нашли лагерь Соверса, средняя дистанция была около сорока трех километров!

В этот день только Игорь сделал сьемку координат, чтобы убедиться, что мы на месте, и больше мы ничего не делали. Кое как построив иглу, в этот раз одну на всех, мы дали собакам двойную порцию мяса, и сами наскоро поужинав, выпив по стакану привезенного с собой самогона, всей группой, даже не оставив дежурных, завалились спать. Я рассудил, что дежурные в эту ночь нам не нужны, раз мы не собирались вставать пока как следует не выспимся. Наш путь завершен, теперь нам оставалось только вернуться по пройдённому уже маршруту назад, и надеяться на то, что мы успеем добраться до суши, пока летнее солнце, ветер и океанские течения не разрушат нашу тропу.

На следующий день, началась не менее тяжёлая работа, чем путь к полюсу. Нам надо было тщательно, и не упуская даже мелочей, провести измерения, и все их зафиксировать на фотопленку. Лично для меня, этот день был адом, и я едва не лишился зрения.

Если в течение многих дней и недель глаза постоянно подвергаются воздействию яркого дневного света и неизменно напрягаются при прокладке курса, когда необходимо все время держать в поле зрения некоторую фиксированную точку-ориентир, то проводить серию наблюдений в этих условиях — сущий кошмар. Напряжение при наведении фокуса, точном совмещении солнечных отражений, считывании показаний верньера — это могут представить себе только те, кто проводил такие наблюдения при ярком солнечном свете на нетронутом снежном пространстве Арктики. Обычно после таких измерений глаза наливаются кровью и болят еще в течение нескольких часов. Нам же всем, за исключением инуитов предстояло сделать несколько таких наблюдений за день. И ладно бы только это, но в каждой контрольной точке финальным аккордом измерений, служила магниевая вспышка фотокамеры! Защитные очки, которые мы все постоянно носили во время переходов, хоть и помогали, но не снимали напряжения полностью. Тут сварочная маска нужна, а не примитивные дымчатые окуляры!

Себя со стороны я не видел, но за состоянием своих напарников мог наблюдать постоянно, и мог себе представить, как я выгляжу со стороны. Сейчас я больше всего походил на кем-то обиженного вампира. Глаза слезятся, светобоязнь, белки красные… Все признаки снежной слепоты — временного повреждения роговицы от воздействия ультрафиолетовых лучей.

Более-менее не пострадал только Ричард, который сделал только один замер. Он и до этого уже жаловался на боль в глазах, и поэтому я поручил ему не усердствовать, а взять на себя гидрологические замеры. Пока мы до темных кругов перед глазами всматривались в горизонт и слепящее солнце, он бурил лунки, опуская в них лоты и вертушки, измеряя толщину льда, соленость воды и так далее.

Исколесив на разгруженных нартах десятки миль в разных направлениях от полюса, к концу дня мы все, превратились практически в беспомощных слепцов. В итоге, Ричард, Тупун и Алюк, цокая языком от осуждения к нашему безрассудству, перевязали наши глаза кожаными повязками, и по одному отвели в иглу, которое сверху покрыли шкурами и нашими одеялами, чтобы солнечные свет не проникал сквозь почти прозрачные стены и купол.

В себя большинство из нас пришло только спустя три-четыре часа проведенных в полутьме иглу. За это время, наши инуиты не сидели без дела, они продолжили поиски… Северного полюса!

— Не нашел я Северный полюс начальник! — Докладывал мне утомленный Тупун — Нету тут его, в другом месте надо искать!

— Ага, нету — Подтвердил Алюк — Я тоже искал! Кроме льда и снега нет тут ничего, даже тюленей и моржей!

— И чё не нашли? — Хохотнул Арсений, лежа с закрытыми глазами на шкуре овцебыка — А хорошо искали?

— Хорошо искали! — Загорячились инуиты — Везде смотрели!

— Заткнись Арсений — Я сам едва сдерживал смех, но обижать инуитов не хотел. Они не виноваты в том, что не имеют наших знаний. — Всё нормально мужики, мы уже сами его нашли.