Конструктор живых систем (СИ) - Птица Алексей

Да, хорошо! Женевьева мечтательно закинула руки за голову и стала вспоминать события прошедшего дня. А всё-таки очень приятно ловить на себе многочисленные взгляды парней, прямо чувствуешь себя принцессой, а не графиней. Да и вообще, ей понравилась академия, жаль, что две другие девицы, что также поступили, оказались не её круга. Одна вообще купчиха, другая дворянка в первом поколении, но ничего, главное, что она верховодит среди них.

Учиться руководить и управлять другими лучше с молодости, чтобы успеть совершить ошибки и потом не повторять их в зрелом возрасте. Так постоянно говорит её маман, а она знает, что говорит, так как прошла через многое ещё до женитьбы. Это отец ещё не обо всём догадывается, или знает, но молчит, делая вид, что не в курсе. Это на отца похоже, он ещё тот интриган. А маман никогда от неё ничего не скрывала, но своим опытом всегда делилась дозированно.

— Ах, ах, ах, чтобы головка не закружилось у бедной девочки! — скорчила она гримаску, сказав это вслух. Повторила любимое выражение своей двоюродной тётки, отличающейся поразительной наивностью, что граничила почти с патологической глупостью.

А то, что её перевели на факультет воздушного транспорта, девушке нравилось, и от собственной важности захватывало дух. Их специально провели отдельно от групп других факультетов по залу с экспериментальной техникой. Помещение оказалось практически полностью заставлено макетами самых разнообразных летательных аппаратов. Она словно прошлась по залу будущего, где все прославленные футуристы отдали ему дань своими техническими произведениями.

Да, вот это красота! У неё даже зачесались ладошки от желания схватиться за рулевые тяги или штурвал изысканно необычных летательных аппаратов. Здесь располагались и уменьшенные копии дирижаблей, и аэропланы, и самолёты, и геликоптеры, и воздушные шары, и аппараты, названия которых они никогда не слышала, и даже не думала, что они существуют, пусть даже в воображении самых что ни на есть сумасшедших учёных.

Эх, жаль, что это всего лишь хрупкие макеты, и ей не позволили их трогать. А зря, она могла бы сделать их твёрже металла, причём, абсолютно бесплатно.

— Мой дар позволяет сделать штурвал твёрдым, как железо, — объявила она экскурсоводу.

Молодой преподаватель с пышными чёрными усами и вежливым, но бесстрастным лицом, тонко улыбнулся и ответил ей.

— Ваше сиятельство, прошу прощения за мой отказ, но в данном случае я не уполномочен вносить изменения в конструкции макетов и муляжей. Для этого надобно прямое указание ректора академии и письменное разрешение декана нашего факультета.

— Ммм, — поджала девушка губы, закончив на этом разговор, ей хотелось большего, и она могла бы этого добиться, но какой ценой…

В её семье всегда говорили, что всё имеет цену, но не все готовы её заплатить, а в некоторых случаях платить или нельзя, или бессмысленно. Она невольно хмыкнула, вновь переживая отказ, но тут её мысли перескочили на забавную ситуацию в лекционном зале перед экскурсией. Ситуация, по её мнению, оказалась весьма щекотливой, и в тоже время очень забавной, и в ней опять выделился тот зеленоглазый паренёк, что владел очень редким, но, по её мнению, весьма бесполезным даром.

Она с удовольствием вспомнила его растерянный взгляд и вынужденное стояние перед очень разозлившимся профессором. А нечего болтать на лекции, как крестьянин на базаре. Вот и не станут на тебя пялиться, пытаясь высмотреть то, чего никогда и не имелось.

В тот момент все взгляды оказались устремлены на этого зеленоглазого гимназиста, и её тоже. Ей нравилось смотреть на этого нескладного парня. В его открытом, наивном лице чувствовалась какая-то беззащитность и в то же время целеустремлённость и решимость, на грани упрямства. Такой смеси этих воистину противоположных качеств она в людях ещё не встречала, да и её маман тоже просто так не обратила бы на него своё внимание.

Да, маман не могла ошибаться в своих выводах, в этом, собственно, и заключался её дар. Она практически никогда не ошибалась в людях, почти сразу выдавая правильную оценку, может, не такую глубокую и подробную, как хотелось бы профессиональному сыщику, но обычно её хватало, чтобы понять, что собой представляет тот или иной человек. Стоит ли ему доверять или вверять свою судьбу, или совместного проекта.

Этот юноша нравился ей. Женевьева и сама не могла понять, чем именно, но нравился, и всё тут, но он не её круга. И она очень подумает, стоит ли давать понять, что она к нему благосклонна. Девушка фыркнула собственным мыслям и убрала руки из-за головы. И всё же, слишком часто она о нем думает. Девушка вздохнула, потянулась всем телом, напрягла мышцы и спрыгнула с софы, подойдя к зеркалу, чтобы хорошенько рассмотреть себя.

Зеркало отразило симпатичное лицо весьма упрямой барышни, совсем юного возраста. В нем чувствовалась порода десятков поколений, создавших её род. Благородное и где-то даже заносчивое выражение лица, твёрдый взгляд синих глаз, непослушная прядь волос, что упорно не желала ложиться так, как хотела её хозяйка, тонкая, гибкая фигурка, одетая в прекрасно сидящий на ней костюм. Высокая, стянутая в жёсткий корсет грудь, тонкая талия, изящные длинные ноги, сейчас скрытые тонкой тканью. В общем, огонь, а не девица. Настоящая графиня, а не абы что!

«И кому же достанется такое сокровище?» — подумала девушка, и не смогла ответить на этот вопрос, хотя смутный облик желаемого жениха всплыл у неё в голове без всякого на то желания. «Что-то уж слишком часто он вплывает», — рассердилась Женевьева сама на себя и позвала горничную.

— Мария, ни от кого сегодня писем не было?

На звук её голоса тут же явилась немолодая женщина с очень вежливым и услужливым выражением на круглом лице. Среднего возраста, одетая в классическую форму домашнего персонала аристократов, она была дочерью потомственных слуг графов Васильевых, ещё со времён холопов.

— Нет, ваше сиятельство, сегодня ни от кого писем не приходило, я уже справлялась на почте.

— А звонков на телефон?

— Тоже нет.

— И маман не звонила?

— Нет.

— Ммм, хорошо.

— Ужин вам к какому часу подавать?

— В семь вечера.

— Будет исполнено, ваше сиятельство.

Женевьева отпустила горничную кивком головы и прошла к телефону, чтобы позвонить матери в гостиничный номер. Как раз есть о чём поговорить, ведь надо же с кем-то обсудить второй день занятий! А маман — лучший собеседник.

Доктор Серов привык всегда доводить дело до его логического конца. Он подавал прошение о поощрении двух молодых людей, но ответа так и не получил, а ведь при крушении поезда они не растерялись и смогли помочь ему спасти множество людей.

Не получив ответа в установленные сроки, он направил повторный запрос сразу в несколько ведомств. Ответ пришёл нескоро, и оказался отрицательным, но колёсики административной машины уже завертелись.

Ну, а раз завертелись, то появился и результат, о чём уведомили и доктора Серова отдельным письмом. Так совпало, что запрос министерство внутренних дел получило не только от него, и результат не замедлил сказаться.

В конце сентября начальник канцелярии сообщил Василию Петровичу Матецкому, декану факультета Павловской академии, о том, что пришло письмо из МВД. Забрав документ, декан вскрыл его и, прочитав, доложил по его содержанию ректору академии Виктору Христофоровичу Камнерецкому-Фрайгарду.

— Виктор Христофорович, у меня есть для вас приятные новости о студентах с моего факультета!

Ректор инженерно-духовной академии имени Павла Третьего Виктор Христофорович Камнерецкий-Фрайгард, высокий и дородный мужчина возраста далеко уже за пятьдесят, с умным и очень строгим лицом, затянутый до хруста в официальный сюртук высшего чиновника, внимательно посмотрел на декана железнодорожного факультета.

— Что опять натворили твои студенты, Василий Петрович⁈

— Помилуйте, ваше превосходительство, они ничего не натворили, хотя, если обращаться к истинному смыслу слов нашего великого и могучего языка, они действительно творили. Творили ради спасения жизни других.