Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 (СИ) - Тарасов Ник

Он туго примотал руку к телу широкой полосой ткани, следя за тем, чтобы не нарушить кровообращение. Потом прощупал пальцы, вправляя где нужно и фиксируя их друг с другом.

— Ну вот, — сказал он, разминая затекшие пальцы. — Теперь главное — чтобы не загноилось. И чтобы ребра правильно срослись.

Я убрал маску с лица Петьки. Его дыхание было ровным и глубоким, цвет лица постепенно возвращался к нормальному. На груди, под повязкой, виднелись ровные стежки.

Операция длилась почти два часа. За это время мы все постарели лет на десять. Но самое главное — Петька был жив.

Глава 20

Когда последний шов был наложен, а повязка туго обмотана вокруг груди Петьки так, чтоб был оставлен доступ для дренажа и трубки, я почувствовал, как с плеч свалилась невероятная тяжесть. Но одновременно понимал — самое сложное только начинается. Операция была лишь первым шагом, а впереди долгие дни борьбы за жизнь парня.

Ричард аккуратно вытер инструменты и сложил их обратно в сумку. Руки его все еще слегка дрожали от напряжения, а на лбу блестели капли пота. Я видел, как он старается сохранить профессиональное спокойствие, но глаза его выдавали усталость человека, который только что провел сражение со смертью.

— Ричард, — тихо позвал я его, когда мы отошли в дальний угол горницы, подальше от лежащего без сознания больного. — Честно скажи — каковы его шансы сейчас?

Англичанин медленно покачал головой, и в его взгляде читалось то, что я боялся услышать:

— Егор Андреевич, операцию мы сделали, насколько это было возможно в наших условиях. Я вообще такое впервые делал. Вот так, чтоб на живом человеке. Кости я сопоставил правильно, легкое зашил, дренаж поставил. Но теперь все зависит от того, как его организм будет бороться с заразой. А вот с этим… — он безнадежно развел руками, — с этим мы мало что можем сделать. У нас нет лекарств против гниения ран.

Я кивнул, понимая всю серьезность ситуации. В моем времени после такой операции пациента завалили бы антибиотиками, поставили капельницы, обеспечили стерильные условия. Здесь же у нас были только народные средства и отчаянная надежда на крепкий организм молодого парня.

— Слушай меня внимательно, Иван Филиппович, — обратился я к хозяину дома, который все это время не отходил от племянника. Лицо его было серым от пережитого страха и усталости, но глаза горели решимостью сделать все, что потребуется.

— Слушаю, Егор Андреевич, — хрипло ответил он. — Все выполню, как скажете.

Я подошел к столу, взял кусок бумаги и хотел было начать записывать, но вовремя спохватился. Передал лист Ивану, сказав, чтоб тот всё записал что буду говорить. Тот писал медленно, четко понимая, что от точности выполнения этих указаний будет зависеть жизнь Петьки.

— Первое и самое главное, — начал я, — каждые четыре часа, днем и ночью, нужно промывать рану и дренаж спиртом. Понимаешь? Не реже. Если пропустишь хотя бы раз — может начаться гниение, и тогда Петьку уже не спасти.

Иван Филиппович кивнул, но я видел испуг в его глазах.

— Будет очень больно, — предупредил я. — Петька будет кричать, рваться, проклинать все на свете. Но ты должен это делать. Заражение крови — это верная смерть в мучениях. Лучше причинить боль сейчас, чем потерять его совсем.

— А как промывать-то? — спросил Иван, отрываясь от листа, где писал инструкции.

— Сначала руки в спирту вымой, — объяснил я, глядя на него. — Прям хорошо вымой. Потом осторожно разверни повязку, но не всю — только ту часть, где рана. Возьми чистую тряпочку, смочи спиртом и аккуратно промокни рану. Не три, не дави— именно промокни. Потом то же самое с дренажем и трубочкой, которая из раны торчит.

Я встал, подойдя к Ивану вплотную:

— И запомни навсегда — если из дренажа потечет зеленая или черная жидкость, если появится гнилостный запах — немедленно промывай рану большим количеством спирта. Не жалей его, понимаешь? Жизнь дороже любых денег.

— Понял, Егор Андреевич, — кивнул тот, но я видел, как сильно он волнуется. — А если спирта не хватит?

— В деревне кто-то корчемством занимается?

Иван кивнул, при этом было видно, что не хотелось ему этого признавать.

— Возьми самый лучший что есть первак. Мы возьмем его с собой. Потом тебе передадим спирт.

— А как вы из него спирт сделаете? Пропустим его через мелко раздробленный березовый уголь в два-три пальца чтоб было и потом через чистую тряпку. Дальше еще раз перегоним через дистиллятор уже профильтрованный первак.

Затем я повернулся к Митяю:

— А ты, как мы все сделаем, возьмешь мед и Ивану Филипповичу вместе со спиртом привезешь.

— Мед? — удивился Иван Филиппович. — А зачем мед-то?

Я терпеливо объяснил:

— После того, как промоешь рану спиртом, нужно будет заложить в нее чистый мед. Не много, но так, чтобы вся поверхность раны была покрыта. Мед не дает развиваться заразе, помогает заживлению. Это старый способ, но действенный.

Иван слушал, внимательно кивая, стараясь запомнить каждое слово.

— Теперь о питье, — продолжал я. — Пиши. Каждый час давай ему отвар ивовой коры — тот самый, что мы вчера делали. Можно добавить немного меда, чтоб не так горько было. Он будет сбивать жар и уменьшать боль. Не пропускай ни разу, даже если он будет отказываться или не сможет глотать.

— А если без сознания лежит? — спросил Ричард, подойдя к нам.

— Тогда по капельке, за щеку, — ответил я. — И обязательно следить, чтобы проглотил, а не поперхнулся.

Я встал и прошелся по горнице, обдумывая дальнейшие указания. На столе лежал Петька, дыша ровно и глубоко. Эфир еще действовал, но скоро он проснется, и тогда начнется настоящее испытание.

— Еще одно важное дело, — сказал я, подходя к Ивану Филипповичу. — Чеснок. Нужно заставлять Петьку есть чеснок каждый день, понимаешь? Много чеснока. Можно с медом, можно с хлебом, как получится. Но не меньше пяти-шести зубчиков в день. С хлебом повремени, не с первого дня, но потом можно.

— Зачем так много? — недоуменно спросил хозяин.

— Чеснок изнутри убивает заразу, — объяснил я. — Если инфекция попадет в кровь, он поможет с ней бороться. Да, будет запах, но это лучше, чем смерть.

Митяй, который все это время молчал, вдруг подал голос:

— Егор Андреевич, а клюква есть ли у кого в деревне? Или брусника?

Я обрадовался его сообразительности:

— Отлично придумал, Митяй! Иван Филиппович, если найдешь ягоды — делай морс. Кипяти воду, остужай, добавляй размятые ягоды. И давай пить вместо обычной воды. Кислота в ягодах тоже против заразы помогает, да и силы поддержит.

— Теперь о повязках, — сказал я, стараясь ничего не забыть. — Менять каждый день, не реже. Тряпки должны быть чистейшие — выстиранные, высушенные на солнце и обязательно нужно между двух раскаленных камней прогладить. Главное, чтобы тряпки были горячие.

Ричард, уловив суть сказанного, кивнул одобрительно:

— Правильно говорите, Егор Андреевич. Мы тоже заметили — чистые, прожженные повязки лучше помогают заживлению.

— И еще одно условие, — добавил я, поднимая палец. — В этой горнице, где лежит Петька, должны находиться только самые необходимые люди. Ты Иван Филиппович, жена Петькина, если нужна будет помощь, и больше никого. Чем меньше людей — тем меньше заразы принесут.

— Постельный режим — полный, — продолжал я. — Петька не должен даже приподниматься первые две недели. Если захочет встать, справить нужду — подавай судно. Движения сейчас смертельно опасны — ребра могут сдвинуться, швы разойтись.

— А кормить как? — спросила тихим голосом женщина, которая все это время сидела в углу. Я понял, что это жена Петьки — Марьюшка.

— Первые дни только отвары, — ответил я ей. — Ивовой коры, ягодный морс, слабый мясной бульон. Ничего твердого, ничего, что требует жевания. Организм должен тратить силы на заживление, а не на переваривание пищи.

Марьюшка кивнула, вытирая слезы рукавом.

— И обязательно следите за температурой, — добавил я. — Если начнется жар — увеличивайте количество ивового отвара. Можно еще холодные компрессы на лоб класть, но осторожно, чтобы не застудить.