Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Именно поэтому я здесь, Сергей Алексеевич, — сказал я. — Что нам нужно? Какой инструмент вам необходим, чтобы обогнать немцев и американцев?

Чаплыгин мгновенно оживился.

— Если уж просить у правительства, то просить нужно не заплатку на старый кафтан, а полноценный инструмент на вырост. Первое. Нам нужна совершенно новая труба — замкнутого типа. В ней можно разогнать воздух до намного больших скоростей. Второе: рабочая часть трубы должна быть не менее семи-восьми метров в диаметре, чтобы мы могли продувать не крошечные модельки, а большие, подробные макеты, а то и целые части самолета.

Сев на любимого конька, академик, казалось, помолодел.

— Но самое главное, Леонид Ильич, рабочая среда должна быть переменной плотности! Мы должны иметь возможность с помощью мощных компрессоров сжимать в ее герметичном контуре воздух до двадцати, а то и более, атмосфер. Только так, в сжатом воздухе, мы сможем на небольшой модели в точности воспроизвести реальные условия полета полноразмерного самолета на больших скоростях. Только так мы получим достоверные цифры!

Я слушал его, и в голове складывался план доклада Сталину.

— Спасибо, Сергей Алексеевич. Это именно то, что я хотел услышать. Я обещаю вам, у Центрального аэрогидродинамического института будет лучшая в мире аэродинамическая труба.

Он ничего не ответил, лишь проводил меня долгим, усталым взглядом. Похоже, он слишком часто слышал обещания.

Прямо из ЦАГИ я направился к Сталину. Поскребышев, сидевший за столом секретаря, поднял на меня свои бесцветные глаза и, прикрыв ладонью трубку телефона, прошептал одними губами: «Не в духе. Зерно». Я кивнул, понимая, что разговор будет трудным. Последний месяц все время Политбюро было отдано решению проблемы хлебопоставок. Очень плохой урожай этого года сломал многие планы.

Когда меня вызвали, я вошел в кабинет с чувством человека, идущего по минному полю. Сталин, сосредоточенный и мрачный, против своего обыкновения сидел за столом, заваленный сводками хлебопоставок. Густой табачный дым, сизой пеленой витавший в кабинете, делал ситуацию еще более тревожной.

— Слушаю вас, таварищ Брэжнев, — произнес он, не поднимая головы. — Гаварят, у вас срочное дело. Важнее хлеба.

— Это дело напрямую связано с хлебом, товарищ Сталин, — ответил я, решив идти в наступление. — Точнее, с тем, чтобы наш хлеб в будущем не горел под вражескими бомбами.

Присев, я коротко, без лишних деталей, изложил суть проблемы, закончив словами академика Бартини о риске «строить самолеты вслепую».

— Чтобы создать истребитель, способный защитить наши города и заводы, нам нужен новый научный инструмент. Новая, большая аэродинамическая труба. Я консультировался с академиком Чаплыгиным. Мы должны как можно скорее перейти от использования примитивных труб открытого типа к трубам нового поколения. Нам нужна труба замкнутого типа, где воздух циркулирует по кругу, что позволит достичь больших скоростей при меньшей мощности.

Сталин молчал, продолжая изучать свои бумаги.

— Но главное, — я повысил голос, — труба должна быть переменной плотности. Внутри ее герметичного контура мы должны создать компрессорами высокое давление. Только так, в сжатом воздухе, мы сможем на моделях воспроизвести реальные условия полета и получить точные данные. Самые сложные части — мощный осевой компрессор и электромоторы — предлагаю немедленно закупить за валюту у швейцарской фирмы «Браун-Бовери», а саму трубу строить своими силами, присвоив стройке статус литерного объекта.

Только тут он поднял на меня свой тяжелый, усталый взгляд.

— Валюта… — глухо произнес он. — Вы просите валюту на швейцарские кампрэссоры, когда у нас не хватает золота? Ви слышали про нэурожай? Где мне брать вам валюту?

Пока он говорил, я уже лихорадочно раздумывал над тем, как же мне отстоять свое предложение. Нужно было немедленно, на ходу, искать другое решение. И я его нашел.

— Есть другой вариант, товарищ Сталин, — я заставил себя говорить спокойно, хотя внутри все похолодело. — Менее эффективный, но он позволит нам решить главную, самую неотложную задачу.

Он вопросительно поднял брови.

— Мы можем пойти на компромисс. Мы откажемся от идеи переменной плотности и, соответственно, от закупки дорогих компрессоров. Но мы построим трубу замкнутого типа, атмосферную, но очень большую. С диаметром рабочей части не в семь, а в одиннадцать метров.

Я видел, как в его глазах появился интерес.

— В такую трубу мы сможем поместить и продуть в натуральную величину не модель, а целиком весь наш будущий истребитель — с работающим двигателем, с вращающимся винтом. Да, мы не сможем моделировать полеты тяжелых бомбардировщиков. Но главную, самую острую проблему — создание скоростного истребителя — мы решим. А к вопросу о компрессорах и продувке моделей больших самолетов вернемся через несколько лет, когда страна станет богаче.

Сталин долго молчал, барабаня пальцами по столешнице. Во взгляде его появилось нечто похожее на уважение. Похоже, он оценил мою гибкость и умение найти выход в безвыходной ситуации.

— Харашо, — наконец произнес он. — Стройтэ вашу большую трубу. Пока — без кампрэссоров. Деньги в рублях найдем.

— Товарищ Сталин, есть еще один вопрос. Сроки. Обычными методами такую махину мы будем строить пять, а то и семь лет. А истребитель нам нужен через год.

Он поднял на меня тяжелый, вопросительный взгляд.

— Я прошу вас принять два решения. Первое. Присвоить строительству новой аэродинамической трубы ЦАГИ статус литерного объекта особой государственной важности. Это означает первоочередное снабжение материалами, оборудованием и рабочей силой, в обход всех планов и наркоматов.

— И второе, — тут я сделал паузу, понимая, что сейчас вторгаюсь в его любимую, почти священную вотчину. — Для ведения бетонных и монтажных работ я прошу перебросить на эту стройку лучшие, самые опытные бригады Метростроя. Они обладают уникальными навыками скоростного строительства сложнейших бетонных сооружений. Без них мы увязнем на годы.

Лицо Сталина мгновенно потемнело. Метро было его гордостью, его личным проектом. Отвлечение оттуда даже одного человека он воспринимал как личное оскорбление.

— Метро? — переспросил он с ледяной угрозой в голосе. — Нэужели без этого не обойтись? У нас что, других строителей нет?

— Мне неизвестны другие строители, способные сделать столь важный объект быстро и с надлежащим качеством, — жестко парировал я. — А без нового истребителя вся наша страна, включая московское метро, станет беззащитной мишенью для вражеских бомбардировщиков. Труба — это оружие. Такое же, как танк или пушка. И строить ее нужно так же быстро.

В кабинете повисла тяжелая, гнетущая тишина. Где-то там, в ноосфере сейчас кипела битва двух воль, двух приоритетов.

— Харашо, — наконец, выдавил он сквозь зубы. — Будут вам и метростроевцы. И литера. Но если через два года трубы не будет…

Он не закончил, но я и так все понял.

Получив все, что хотел, и даже больше, я вышел в приемную. Ощущение было такое, будто я разгрузил вагон со свинцом. И тут я буквально нос к носу столкнулся с Хрущевым. Он сидел на краешке стула, весь какой-то взъерошенный, возбужденный, с горящими глазами, и держал в руках пухлую папку. Увидев меня, он вскочил, в его взгляде мелькнула смесь зависти и почтительного страха. Отчего-то покраснев, он торопливо кивнул и бочком проскочил в кабинет Сталина.

Я кивнул ему, с удивлением повернувшись к Поскребышеву:

— А этот что здесь делает?

Поскребышев, провожая меня к двери, понизил голос до едва слышного шепота:

— С идеей прорвался. Насчет Казахстана. Предложил удивительно масштабный план преобразования всей казахстанской степи в цветущий сад. Товарищу Сталину, кажется, понравится…

Я с трудом сдержал улыбку. Ловушка сработала. Механизм, запущенный моей докладной запиской, пришел в движение. Ну-ну. Запасаемся попкорном и наблюдаем…