Темный Властелин идет учиться (СИ) - Барчук Павел

Я же использовал время наискучнейшей лекции для внутренней медитации, по крупицам восстанавливая контроль над строптивой Тьмой, которая после вчерашней тренировки на полигоне вела себя намного послушнее, словно хищник, получивший внушительный щелчок по носу.

Следующей была «Прикладная логистика магических потоков». Преподаватель, энергичная дама с горящими глазами и огромной, просто нереально огромной грудью, с помощью голограмм разбирала схемы оптимизации передачи маны на дальние расстояния.

Информация выглядела совершенно примитивной, но структурированной. Мой ум, привыкший к управлению энергиями, превосходящими понимание этих смертных, с легкостью усваивал их жалкие алгоритмы.

Я лишь скептически хмыкал, слушая, как они пытаются загнать в рамки формул то, что по своей природе было искусством и проявлением воли.

Ну и еще, хоть убейся, все время пялился на грудь преподавателя. Не потому что она меня привлекала. Упаси Тьма! Просто не мог выкинуть из головы дурные мысли. Например — если толкнуть эту дамочку в спину, с какой скоростью она упадёт? Скажется ли в данном случае вес ее выдающихся достоинств?

Когда прозвенел звонок, ознаменовавший конец учебного дня, я с чувством выполненного долга, пусть и в состоянии некоторой скуки, направился в общежитие.

И вот тут, пока топал по дорожкам кампуса, у меня внутри вдруг возникло неприятное ощущение, похожее на предчувствие проблем. Я даже ускорился, чтоб быстрее оказаться в безопасности своей комнаты, дабы никакие случайные стечения обстоятельств не спровоцировали новое происшествие.

Однако, состояние не изменилось. Я буквально кожей чувствовал, что в воздухе витает предгрозовое напряжение. Как потом оказалось, был недалек от истины.

Вошел в свою комнату, и застал Артёма Звенигородского в его классической позе. Мой сосед развалился на кровати, увлеченно листая на планшете каталог каких-то немыслимо дорогих магических аксессуаров.

— Оболенский, глянь, — не отрываясь от экрана, бросил он. — Новая модель стабилизатора маны-потока. Говорят, даже слабенький маг сможет с его помощью творить заклинания более высокого уровня. Хочешь, я тебе продам? Со скидкой, по-дружески.

— Ты себе сначала купи. Мозги. — хмыкнул я. — А то у тебя магии до хренища, как у дурака фантиков, но ты ей управлять вообще не умеешь.

Наши перепалки со Звенигородским теперь носили какой-то… хм… пожалуй, дружеский характер. Я все еще не мог, конечно, привыкнуть к тому факту, что у меня появились приятели среди смертных, но, врать не буду, мне это нравилось. Например, сегодня вечером Трубецкая предложила нам совершить вылазку в город.

— Вообще-то, это нарушение Устава, — сразу принялся гундеть Строганов. — В город можно выходить только на выходных и при наличие разрешения.

— Ой, все! — Воронцова, которую идея подружки очень сильно вдохновила, небрежно отмахнулась от Никиты, — Хватит душнить. Конечно, мы это сделаем. Просто тихонько смоемся с территории кампуса, никто даже не узнает. В конце концов, у нас есть Анастасия. Она, между прочим, один из самых сильных пространственных магов за последние десять лет.

Муравьева молча усмехнулась и кивнула. Похоже, все члены нашей компании с предстоящим походом были согласны. Уж я и Звенигородский точно. А Никита… Ну что Никита? Он сделает как я скажу.

Поэтому мы после занятий расползлись по комнатам, чтоб подготовиться сразу к завтрашнему дню, а потом встретиться в укромном уголке и прогуляться в город.

Только Артём собирался съязвить в ответ на мою фразу, как в дверь постучали. Стук был нерешительным, подобострастно-тихим, совсем не похожим на наглый барабанный бой, которым обычно извещали о своем визите однокурсники.

— Войдите, — сказал я, ощущая всеми фибрами души, как предчувствие проблем растёт в геометрической прогрессии.

Дверь медленно отворилась, и в проеме возникли две фигуры. Они застыли на пороге, словно боялись переступить невидимый барьер. Мужчина и женщина, оба средних лет, одетые в добротную, но безнадежно устаревшую и поношенную одежду.

Вот это номер! Да это же мои «матушка» и «батюшка» явились! Чета Оболенских решила проведать младшего сыночка?

Пиджак Михаила Сергеевича Оболенского сидел на нем так, будто был снят с чужого, гораздо большего плеча. Я даже на расстоянии почувствовал запах нафталина и, мне кажется, заметил смущенную моль, быстро шмыгнувшую под воротник.

Анна Степановна Оболенская выглядела не лучше. Она нарядилась в строгое темно-синее платье, которое явно было мало ей в груди. Так понимаю, платьишко покупалось еще во времена молодости.

Такое чувство, будто мои «родители» специально вырядились максимально жалко и убого, чтоб пробудить в младшем отпрыске сочувствие и вызвать скупую сыновью слезу.

Их лица, бледные и изможденные постоянной борьбой за статус, борьбой, которая давно была проиграна, выражали целую гамму противоречивых эмоций: робкую надежду, застарелый страх и неприкрытую, животную алчность.

— Сыночек!

Анна Степановна сделала неуверенный шаг вперед, её тонкие пальцы нервно теребили потрепанный ридикюль. Голос дрожал и звучал неестественно высоко. Переигрывает маменька. Ох, как переигрывает.

— Мы так по тебе скучали! Так волновались! А ты молчишь. Даже не сообщил о своем поступлении. Но… но нам рассказали… о твоих… невероятных успехах!

Михаил Сергеевич остался стоять на месте. Поэтому казалось, будто он прячется за спиной супруги.

Оболенский-старший, конечно, пытался выпрямить плечи и придать своему лицу выражение суровой, отеческой гордости, но получалось у него это очень слабенько. Он напоминал актера, забывшего свою роль в самом начале спектакля.

— Да, Сергей, — произнес Михаил Сергеевич, кашлянув в кулак. — Слухи дошли даже до нас. Ты… Весьма успешно преодолел испытание с симуляцией Диких Земель. Великолепно сдал теорию. Завел связи с самими Муравьевыми и Звенигородскими! — Он бросил быстрый, почтительный взгляд на Артёма, который, отодвинув планшет в сторону, смотрел на происходящее с нескрываемым любопытством. — И даже… — князь понизил голос до конспиративного шепота, — занимаешься каким-то… прибыльным делом. Я поначалу не поверил. Думал, речь идет о каком-то другом Обрленском. В нашей семье успешных дельцов отродясь не было. Но… — «родитель» развел руки в стороны, — Слухи оказались правдой. Ты торгуешь какими-то необычным эликсиром?

Ах, вот оно что. Мелкие аристократические пауки, учуявшие запах денег и влияния, побоялись остаться в стороне. Вот, почему они прибежали к «бесталанному» и «позорящему род» сыну. Узнали о его финансовом благополучии, решили присосаться к новому ресурсу, к источнику дохода и, возможно, спасти их ветхое родовое гнездо.

Я медленно поднялся с кровати, позволяя «родителям» проникнуться ситуацией. Теперь между ними и младшим отпрыском — целая пропасть.

Я еще не успел переодеться после занятия, поэтому «радовал» взор родителей одним из новых, безупречно сидящих костюмов из черной ткани. Оболенские в убогих, пахнущих отсутствием денег и отчаянием вещах, на моем фоне смотрелись бедными родственниками, явившимися за милостыней. Что, в принципе, было весьма близко к истине.

Я оставался спокоен и холоден, как скала в шторм. «Родители» нервничали, мелко суетились и даже не пытались прятать своего подобострастия.

— Маменька, папенька… — кивнул я, не предлагая им сесть и не торопясь оказаться в родительских объятиях. Моя вежливость была ледяной. — Какими судьбами?

— Мы… мы хотим помочь тебе, сынок! — заговорила Анна Степановна, ее глаза бегали по комнате. Она с нескрываемой алчностью оценивала мой новый гардероб, дорогой планшет на столе, телефон, валявшийся на кровати. Даже сам воздух в комнате после убогой усадьбы Оболенских казался Анне Степановне воплощением успеха. — Ты теперь вращаешься в высших кругах! Но без поддержки рода… трудно, очень трудно. Мы можем… представить тебя в обществе! Устроить прием в нашем доме! Ты сможешь пригласить своих… новых друзей. — Она робко посмотрела на Артёма.