Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

– Лошади уже запряжены? – встрепенулся пан Петцель.

– А я как сказал? – ворчливо переспросил здоровяк, после чего подхватил у проходящего мимо прислужника кружку и залпом вылил её содержимое себе в рот.

– Азохен вэй, ты разоришь меня, бездельник! – запричитал Рувим, с жалостью глядя на исчезнувший в луженой глотке напиток. – Глядя как ты пьешь, впору подумать, что не еврей, а мораванин.

– Думайте что хотите, – отмахнулся Борух.

– Нет, вы только посмотрите на него! – всплеснул руками оскорбленный в лучших чувствах хозяин. – Может, ты ещё скажешь, что тебе надо подать к пиву свиных сосисок?

– Ну, если нет говяжьих, – флегматично пожал плечами молодой человек.

– Что вы, господа, – обрадовано воскликнул внимательно слушавший их корчмарь, – конечно же, у меня найдутся, самые что ни на есть кошерные закуски на любой вкус!

Услышав это, бедолаге Петцелю оставалось только в очередной раз всплеснуть руками и с тоской наблюдать, как здоровяк Борух набивает свою ненасытную утробу. Надо сказать, что столь свободно ведущий себя слуга был дальним родственником почтенного ростовщика, но его вольность с хозяином объяснялась не только этим. Парень был не особенно умен, но при этом безукоризненно честен и просто дьявольски силен. Всё это делало его неплохим работником и совершенно неоценимым спутником в подобном путешествии. Да взять хоть тот случай, что приключился, едва они пересекли границу Саксонии и их попытались обокрасть какие-то негодяи. Борух тогда так ловко отделал самого наглого из них, что остальные даже не рискнули приблизиться и лишь издали грозились здоровяку.

Путешествовала семья Петцелей на большом, но довольно неказистом фургоне, запряженном парой крепких лошадей. Внутри размещались припасы, а также жена Рувима – Мира и их красавица дочка – Сара, а также старая Двора, служившая уже не одному поколению своих хозяев. Борух правил повозкой, держа наготове крепкую дубинку, окованную тремя железными кольцами. Хозяин обычно сидел рядом с ним, а младший сын ростовщика Моисей, сидел сзади, тоскливо наблюдая за дорогой. Иногда к нему присоединялась Сара, которой тоже было скучно, но долго так сидеть ей не позволяла матушка, считающая, что молодой девушке неприлично показываться любопытным гоям, так и пялящимся на их повозку, в надежде что-нибудь стянуть.

– Доедай скорее, нам надо ехать! – досадливо морщась, сказал Рувим Боруху.

– Куда вы так торопитесь? – поинтересовался корчмарь.

– Скоро на дорогах будет много беглецов из армии короля Фридриха, – неохотно пояснил тот. – Станет небезопасно.

– Это верно, – кивнул Мордехай. – Но они вас в любом случае нагонят.

– И что же делать?

– Как что? – удивился Кац. – Конечно же, двигайтесь дальше не по дорогам, а по реке. На Эльбе немало кораблей, так и снующих туда-сюда, владельцы которых охотно доставят вас… кстати, а куда вы направляетесь?

– Хм, пожалуй, это верно, – задумался Петцель, проигнорировав вопрос о пункте назначения. – Но как нам быть с лошадьми и фургоном?

– Конечно же, верно! – с жаром продолжил кабатчик. – А что же до лошадок, то их можно не тащить с собой, а продать здесь, чтобы добравшись до места купить новых. Я бы, к слову, взял ваших и дал хорошую цену, не то что здешние барышники. Не говоря уж о том, что позволил бы им дотащить фургон до пристани и только потом забрал.

– И сколько бы вы дали мне за них? – с интересом воскликнул ростовщик, ещё ничего не решивший, но не сумевший отказать себе в удовольствии поторговаться.

– По двенадцать талеров.

– Сколько? – возмущенно задохнулся Петцель. – Да это же грабеж! Я взял их в Праге за сорок каждую…

– Воля ваша, почтенный гер Рувим, – покачал головой Кац, – а только вы переплатили, да к тому же, видать, не слишком хорошо кормили в дороге ваших лошадок, отчего они совсем отощали. Впрочем, если угодно можете справиться у барышников, но эти разбойники вам и половины не дадут.

– Что вы такое говорите?! Да они откормлены так, что под ними земля проваливается…

– Кстати, – не смущаясь, продолжал Мордехай, – фургончик тоже можно продать. Хотя бы и мне. Или у вас там что-то ценное?

– Для кого как, – горестно вздохнул Петцель. – Для таких состоятельных людей как вы, это может быть и ничто, а для меня и моей семьи эти товары – всё, что у нас есть!

– Чтобы я так жил, как вы жалуетесь! – ухмыльнулся корчмарь. – Если вам угодно притворяться простыми торговцами, то кто я такой, чтобы спорить?

– Двадцать пять талеров за лошадь!

– И кто тут только что кричал за грабеж?

Скоро они сошлись в цене, и уже вечером семья Петцелей и их слуги оказались на довольно большой барке, идущей до Гамбурга. Пан Рувим выкупил для себя и своих домашних каморку, в которой жил её капитан и владелец, поскольку это было единственное приличное помещение на всем судне. Остальные пассажиры и команда в хорошую погоду ютились на палубе, а когда та портилась, прятались в наполненный грузами трюм. Там же нашлось место и для Боруха, а вот старой Дворе хозяева все же разрешили разместиться вместе с ними.

– Мойша, а отчего от тебя пахнет пивом? – ехидно поинтересовалась Сара, едва они закончили размещаться.

– Моисей, ты что, пил? – с испугом воскликнула мать и схватилась за то место, где по её мнению у людей находится сердце.

– Что вы, матушка, – сделал невинное лицо мальчик, одновременно показывая кулак сестре. – Это слуга в корчме ненароком разлил на меня немного, вот и пахнет.

– Я думаю, судя по запаху, он не так уж мало и разлил, – продолжила девушка, не обращая внимания на угрозы брата.

– А я думаю, что приличной девушке этот запах должен быть незнаком, – парировал Мойша, и с независимым видом покинул их каморку.

– А ведь он прав, – задумчиво заметила Мира, и громко спросила у глуховатой Дворы: – а ты как думаешь?

– Это место совсем не походит для вас с детьми, госпожа, – согласно закивала старушка.

Дальнейшее их путешествие проходило спокойно. Барка, увлекаемая попутным течением, размеренно двигалась к своей цели. Когда позволял ветер, матросы ставили парус, и тогда она шла ещё быстрее, наполняя восторгом сердце Мойши, воображавшего, что их суденышко бороздит бескрайний океан. Нет, он, разумеется, не хотел стать моряком, да и где вы видели моряков – евреев? Но отчего бы будущему богатому негоцианту Моисею Петцелю не стать ещё и судовладельцем, чтобы отправиться в далекие страны и привезти оттуда несметные сокровища? Тогда никто бы, даже эта несносная Сара, не посмели бы строить насмешки над ним!

Иногда к нему, воспользовавшись сном матери и Дворы, присоединялась Сара, и они вместе стояли у борта, глазея на проплывающие мимо них берега. Несмотря на постоянные стычки, брат и сестра любили друг друга и обычно ладили между собой. Ну, кроме тех случаев, когда Мойша совершал какой-нибудь промах и становился объектом для бесивших его шуточек.

Саксонский курфюрст Иоганн Георг среди вождей Евангелической лиги слыл сторонником Габсбургов и не напрасно. Когда скончался благочестивый император Матвей, он первым среди князей-выборщиков отдал свой голос в пользу богемского короля Фердинанда и в дальнейшем продолжал оказывать ему поддержку. Начавшееся восстание чешских сословий нисколько не изменило его позиции, и когда ему была предложена корона Богемии, он не только с негодованием отверг её, но также сделал все, чтобы прочие Евангелисты не оказали решившемуся на противостояние Габсбургам Фридриху Пфальцскому никакой поддержки. Единственным условием была гарантия свободы вероисповедания в Богемии, после восстановления законной власти, которую император ему торжественно обещал. Кроме того, ценивший своего союзника Фердинанд, предложил присоединить к Саксонии Лужицкую марку и Силезию. Отказываться от такого «подарка» было бы верхом глупости, а потому курфюрст начал собирать армию. И теперь к его столице со всех сторон маршировали банды наёмников. К одной из них и пристал бывший студент Вацлав Попел.